Феноменология духа (др. изд.) - Гегель Георг Вильгельм Фридрих - Страница 45

Но точно так же обстоит дело с самосознанием — оно различает себя от себя таким способом, при котором в то же время не обнаруживается различия. Поэтому в наблюдении органической природы оно находит только эту сущность, оно находит себя как некоторую вещь, как некоторую жизнь, но между тем, что есть оно само, и тем, что оно нашло, оно проводит еще различие, которое однако не есть различие. Подобно тому как инстинкт животного разыскивает и потребляет пищу, но этим ничего не извлекает, кроме себя, так и инстинкт разума в своем искании находит только самый разум. Животное кончает чувствованием себя. Инстинкт разума, напротив того, есть в то же время самосознание; но так как он — только инстинкт, он теряет значение рядом с сознанием и имеет в нем свою противоположность. Поэтому его удовлетворение раздвоено этой противоположностью, он находит, конечно, себя самого, т. е. цель, и точно так же находит эту цель как вещь. Но цель, во-первых, оказывается для него вне вещи, которая представляется целью. Во-вторых, эта цель как цель в то же время предметна, поэтому она оказывается также не внутри себя как сознание, а в некотором другом рассудке.

Если присмотреться ближе, то в понятии вещи точно так же содержится определение, что она в самой себе есть цель. А именно, она сохраняет себя; это значит, что по своей природе она в одно и то же время скрывает необходимость и проявляет ее в форме случайного соотношения; ибо свобода вещи или ее для-себя-бытие именно в том и состоит, что к своей необходимости она относится как нечто равнодушное; она, следовательно, себе самой представляется как такая вещь, понятие которой оказывается вне ее бытия. Точно так же разуму необходимо созерцать свое собственное понятие оказавшимся вне его, следовательно, как вещь, как такую вещь, по отношению к которой он равнодушен и которая, следовательно, равнодушна к нему и к своему понятию. В качестве инстинкта он остается также внутри этого бытия или равнодушия, и вещь, выражающая понятие, остается для него чем-то иным, нежели это понятие, а понятие — чем-то иным, нежели вещь. Таким образом, для него органическая вещь есть цель в самой себе лишь в том смысле, что необходимость, которая проявляется в ее действовании как скрытая необходимость (так как то, что действует в ней, ведет себя как равнодушное для-себя-сущее), оказывается вне самого органического. — Но так как органическое как цель в себе самом не может вести себя иначе, как таковое, то и то обстоятельство, что оно в самом себе есть цель, выступает в явлении и чувственно наличествует и в таком виде наблюдается. Органическое выказывает себя как нечто, что само себя сохраняет и что в себя возвращается и возвратилось. Но в этом бытии это наблюдающее сознание не узнает понятия цели, другими словами, не узнает того, что понятие цели существует не где-либо в рассудке, а именно здесь, и есть в качестве некоторой вещи. Между понятием цели и для-себя-бытием и самосохранением оно проводит различие, которое не есть различие. Оно не видит, что это не есть различие; действование, которое является случайным и равнодушным к тому, что благодаря ему осуществляется, и единство, все же связывающее то и другое, — это действование и эта цель для него распадаются.

То, что в этом аспекте присуще самому органическому, есть действование, находящееся посредине между его началом и концом, поскольку это действование носит характер единичности. Поскольку же действование обладает характером всеобщности и то, что действует, приравнено к тому, что порождается благодаря этому, целесообразное действование как таковое не могло бы быть присуще органическому. Названное единичное действование, которое есть только средство, в силу своей единичности подходит под определение необходимости всецело единичной или случайной. Действия органического, направленные на сохранение его самого как индивида или его как рода, со стороны этого непосредственного содержания целиком находятся поэтому вне закона, ибо всеобщее и понятие не относятся к этому содержанию. Его действование было бы, следовательно, пустыми действиями, лишенными внутреннего содержания; они не были бы даже действиями машины, ибо у машины есть какая-то цель и ее действия благодаря этому имеют определенное содержание. Покинутые таким образом всеобщим, они были бы лишь деятельностью чего-то сущего как сущего, т. е. деятельностью, которая в то же время не рефлектирует в себя, подобно действию какой-нибудь кислоты или основания; это были бы действия, которые не могли бы отделиться от своего непосредственного наличного бытия и не могли бы отказаться от этого бытия, пропадающего в соотношении со своей противоположностью, и в то же время сохранить себя. Бытие же, действия которого и рассматриваются здесь, установлено как некоторая вещь, сохраняющаяся в своем соотношении со своей противоположностью; деятельность как таковая есть не что иное, как чистая, лишенная сущности форма для-себя-бытия вещи, и субстанция деятельности, которая есть не одно лишь определенное бытие, а есть всеобщее, цель деятельности, не находится вне ее; она сама по себе есть деятельность, которая возвращается в себя, а не направляется обратно в себя чем-нибудь посторонним.

Но это единство всеобщности и деятельности не существует для наблюдающего сознания потому, что названное единство есть по существу внутреннее движение органического и может быть постигнуто только как понятие; но наблюдение ищет моментов в форме бытия и постоянства и так как органическое целое по существу состоит в том, что этих моментов в нем таким именно образом нет и их таким именно образом нельзя найти в нем, то сознание, согласно своей точке зрения, превращает противоположность в такую, которая соответствует этой точке зрения.

Таким способом для сознания возникает органическая сущность как соотношение двух сущих и постоянных моментов — некоторой противоположности, обе части которой, следовательно, с одной стороны, кажутся ему данными в наблюдении, а с другой стороны, по своему содержанию, выражают противоположность между понятием органической цели и действительностью. Но так как понятие как таковое при этом исключено, то названная сущность возникает способом темным и поверхностным, при котором мысль низведена до уровня представления. Таким образом, мы видим, что под внутренним приблизительно подразумевается понятие цели, а под внешним — действительность; и их соотношением порождается закон, гласящий, что внешнее есть выражение внутреннего.

Если ближе присмотреться к этому внутреннему вместе с тем, что ему противоположно, и к их взаимному отношению, то окажется, во-первых, что обе стороны закона уже не звучат так, как в прежних законах, где они являлись самостоятельными вещами, каждая сторона — как некоторое особенное тело, а во-вторых, не говорят они и о том, что всеобщее должно иметь свое существование где-то еще вне сущего. Наоборот, органическая сущность вообще прямо положена в основу как содержание внутреннего и внешнего, и для обеих сторон эта сущность — одна и та же; противоположность поэтому остается лишь чисто формальной противоположностью, реальные стороны которой имеют своей сущностью одно и то же «в себе», но в то же время, так как внутреннее и внешнее суть также противоположная реальность и для наблюдения они выступают как различное бытие, то наблюдению кажется, будто каждое из них имеет особенное содержание. Но это особенное содержание, поскольку оно есть одна и та же субстанция или органическое единство, на деле может быть только разной формой их; наблюдающее сознание намекает на это тем, что внешнее есть только выражение внутреннего. — Такие же определения отношения мы видели в понятии цели, а именно равнодушную самостоятельность разных моментов и в ней — их единство, в котором они исчезают.