Чекистские будни - Федичкин Дмитрий Георгиевич - Страница 49

Вручив ноту Муравиеву, поверенный в делах сообщил, что советское посольство намерено послезавтра покинуть пределы Болгарии и потребовал прицепить 7 сентября два вагона к поезду София — Стамбул.

В зале заседаний совета министров повисла тишина. Ни звука, ни вздоха.

Немного придя в себя, Муравиев обратился к нашему дипломату с просьбой передать в Москву предложение начать переговоры о перемирии.

— Я не имею полномочий вести какие-либо переговоры, — сухо ответил поверенный в делах. — По моему мнению, слишком поздно. Честь имею, господа. — Нелегка поклонившись, он пошел к выходу.

В книге воспоминаний Маршала Советского Союза Г. К. Жукова есть один отрывок, который мне хотелось бы здесь привести. Он относится как раз ко времени объявления войны монархо-фашистской Болгарии.

«Мне надлежало вылететь в штаб 3-го Украинского фронта, с тем чтобы подготовить фронт к войне с Болгарией, правительство которой все еще продолжало сотрудничество с фашистской Германией.

Верховный посоветовал мне перед вылетом обязательно встретиться с Георгием Димитровым.

Георгий Димитров произвел на меня впечатление исключительно скромного и душевного человека… Встретились мы тепло, и он очень обстоятельно рассказал все, что мне было полезно узнать…

Г. Димитров сказал:

— Хотя вы и едете на 3-й Украинский фронт с задачей подготовить войска к войне с Болгарией, войны наверняка не будет. Болгарский народ с нетерпением ждет подхода Красной Армии, чтобы с ее помощью свергнуть царское правительство… и установить власть Народно-освободительного фронта. Вас, — продолжал Г. Димитров, — встретят не огнем артиллерии и пулеметов, а хлебом и солью, по нашему старому славянскому обычаю. Что же касается правительственных войск, то вряд ли они рискнут вступить в бой с Красной Армией. По моим данным, — говорил Г. Димитров, — почти во всех частях армии проводится большая работа нашими людьми. В горах и лесах — значительные партизанские силы. Они не сидят без дела и готовы спуститься с гор и поддержать народное восстание».

Эти слова Георгия Димитрова полностью подтвердились. Еще в конце августа 1944 года ЦК БКП и Главный штаб Народно-освободительной повстанческой армии приступили к непосредственной подготовке вооруженного восстания. В начале сентября сложились исключительно благоприятные условия для свержения монархо-фашистского режима. Восстание началось забастовками и демонстрациями по всей стране. Когда 8 сентября 1944 года советские войска перешли Дунай и одновременно высадились на Черноморском побережье Болгарии, по ним не было сделано ни одного выстрела. Казалось, весь народ от мала до велика вышел на улицы. Празднично одетые люди цветами, улыбками, солнечным болгарским вином встречали своих освободителей. В городе Русе болгарские солдаты с музыкой и развернутыми знаменами выстроились на берегу Дуная и торжественно приветствовали советских «братушек», отдавая им воинские почести.

9 сентября 1944 года восстание болгарского народа победило и в столице Болгарии — Софии. Сентябрьское вооруженное восстание, осуществленное под руководством БКП при решающей помощи Красной Армии, открыло болгарскому народу путь к построению социализма.

«В этой «войне» не был убит ни один болгарский и ни один советский солдат, — сказал Георгий Димитров на пятом съезде Болгарской коммунистической партии в декабре сорок восьмого года, — но зато вступление советских войск в Болгарию помогло нам свергнуть фашистскую диктатуру в нашей стране и обеспечить будущее болгарского народа, свободу и независимость нашего государства».

На болгарской земле, куда мне доводилось приезжать в послевоенные годы, я видел немало памятников, воздвигнутых в честь советских воинов. Это дань глубокого уважения болгар к нашим соотечественникам, которые сквозь жесточайшие сражения под Москвой, на Волге, на Курской дуге шли вперед, чтобы не только освободить от захватчиков свою советскую землю, но и спасти от фашистской неволи другие народы, в том числе и народ братской Болгарии.

Незадолго до вступления в Болгарию Красной Армии моя миссия там закончилась. В первых числах сентября я был отозван в Москву. Тепло и сердечно простился я со своими болгарскими друзьями, которые, невзирая на трудности и опасности, самоотверженно боролись за наше общее дело, приближали победу над германским фашизмом.

По-дружески проводил меня и председатель Святейшего Синода Болгарии, софийский митрополит Стефан. Как и в дни наших первых встреч, он отвез меня на свою загородную виллу, где дал в мою честь праздничный обед. Подняв бокал, владыка предложил тост за Красную Армию, несущую его родине освобождение от гитлеровцев и их болгарских приспешников. Мой ответный тост был за свободную Народную Болгарию.

В Москве меня ждал приятный сюрприз: Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин вручил мне в Кремле боевой орден. До сих пор у меня в ушах звучит его голос:

— Полковник Федичкин Дмитрий Георгиевич за выполнение специальных заданий в тылу противника награждается орденом Отечественной войны I степени…

В тот день большая группа партизан и разведчиков, действовавших в тылах гитлеровских захватчиков, была награждена орденами. Я видел радостные лица этих людей и сам преисполнялся гордостью за то, что я, советский человек, член великой партии Ленина, внес частицу и своего труда в дело борьбы против фашизма, за светлое будущее моей страны, за новую жизнь трудящихся Болгарии.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

МОИ ТОВАРИЩИ

ЭТО БЫЛО В МОГИЛЕВЕ

Он шевельнулся и открыл глаза. Нестерпимая боль пронизывала все тело. Что-то горячее текло по ногам, заливалось в брючины… «Где я?» Он заставил себя чуть приподнять голову. «Вон что! Кровь… Досталось-таки…» Кровь хлестала из рваной раны на правой ноге. Собравшись с силами, он стянул с себя гимнастерку и кое-как обмотал ею изуродованную ногу. Потом попытался выползти из канавы, но сразу же понял: безнадежная затея, еще немного и сознание покинет его. Тогда уж наверняка все пропало.

И тут будто сквозь дрему он услышал какой-то шорох. Скосил глаза: рядом, пошатываясь, стоит Иван Козлов, с головы до ног облепленный землей.

— Живой, Василий Иванович? — хрипло спросил Козлов.

— Жив, Ваня, — прошептал Пудин, едва разомкнув слипшиеся губы. — А где наши?

Козлов тяжело вздохнул и безнадежно махнул рукой.

«Неужели ребята погибли? — с горечью подумал Пудин. — И задание не выполнено…»

…3 июля 1941 года оперативная группа из шести человек во главе с капитаном Василием Пудиным была направлена из Москвы в Могилев. Перед группой стояла задача: подготовиться к переходу на нелегальное положение в случае захвата города немцами. Ехали на грузовике, оборудованном рацией с автономным питанием от аккумулятора машины. Только добрались до Могилева — положение дел на фронте резко ухудшилось. Гитлеровцы обошли город с севера и с юга, захватили Смоленск, подошли к Ельне, угрожали Вязьме. Советские войска, оборонявшие Могилев, оказались в окружении.

Сложная обстановка вынудила группу Пудина принять участие в обороне города. Связь здешнего военного командования с Генеральным штабом была потеряна, войска были лишены возможности получить какие-либо указания от Главного командования. Между тем силы защитников таяли, все больше ощущалась нехватка боеприпасов. С помощью имевшейся у чекистов рации командование окруженных войск установило связь с Главным командованием, и после уточнения ситуации был получен приказ об отходе из Могилева.

Когда советские части пошли на прорыв вражеского кольца, плечом к плечу с красноармейцами сражались и чекисты Пудина. В одном из жестоких боев на окраине города близким взрывом фашистской мины Василия Пудина бросило на изрытую снарядами землю…