Петух в аквариуме – 2, или Как я провел XX век. Новеллы и воспоминания - Аринштейн Леонид Матвеевич - Страница 22

– Там? – Дежурный посмотрел на солдата.

– Та-ма.

Дежурный осторожно приоткрыл дермантиновую дверь:

– Разрешите, товарищ гвардии майор?

– Входите.

Они вошли, и Ларька увидел стоявшего у окна высокого черноволосого майора в полевых погонах с голубыми, как у летчиков, просветами.

– Товарищ гвардии майор, по Вашему приказанию арестованный… доставлен.

– Благодарю. Подождите, пожалуйста, в приемной.

Ларька хотел было выскользнуть вместе с дежурным, но майор, заметив его движение, добавил:

– Вы останьтесь. – Он подошел к столу, который, как успел заметить Ларька, был пуст: лишь коробка «Казбека» и стеклянная пепельница… Кроме стола, в кабинете был еще маленький столик, стулья и два огромных сейфа, в которых, вероятно, находилось все то, чего не было на столе. Портрет Берии завершал облик этого далеко не самого приятного интерьера.

– Майор Державец, – представился хозяин кабинета.

Ларька назвал себя.

– Вы на каком фронте были? – спросил майор. – Вы садитесь. – Он показал на стул.

– На 2-м Белорусском.

– Да? Я тоже попал сюда с Белорусского: за месяц до победы получил осколок в плечо… Потом сюда. А Вы до конца?

– Так точно. Даже дольше. Только оттуда.

– Кем служили?

– Командир взвода. Одно время командир роты…

– И так и остались младшим лейтенантом? Как это получилось?

– Не знаю… Наверное, недолго был на фронте…

– Сколько «недолго»?

– С июня сорок четвертого.

– Все время в одной части?

– Так точно.

– Назовите полк, дивизию, армию.

Ларька назвал.

– А орден за что?

– За выполнение боевых заданий…

– Я не формулировку. За что именно?

– Честно говоря, не знаю…

– Ничего достойного не совершили? Скромничаете?

– Нет. Я сейчас объясню: меня представляли к награде трижды. Например, я со своим взводом, находясь в боевом охранении, своевременно обнаружил засаду немцев, вступил в бой и тем предотвратил серьезные потери в батальоне… Это было на льду Мазурских озер, и меня представили к ордену Александра Невского. Другой раз мы зашли в тыл немцам… Ну тоже было конкретное дело: представили к «Отечественной»… Ни того ни другого я не получил… А «Звездочку»… действительно не знаю за что.

– Ну, на три представления один орден – это нормально. Я свой первый получил с пятого или шестого захода. Так что не обижайтесь.

– Я не обижаюсь. Вообще мог без головы остаться.

– Не обижаетесь: с чего же Вы тогда избили начальника курса?

– При чем тут… Начальник курса не имеет отношения к моим наградам.

– Ошибаетесь. Начальник есть начальник. Обида на начальника вчерашнего переносится на начальника сегодняшнего. А вот вчерашние Ваши начальники в Вас действительно не разобрались. Пишут: дисциплинированный, требовательный к себе… А этот «требовательный к себе» только что не в первый день в Академии избивает начальника курса с правами командира полка…

– Это у Котюни-то права командира полка? – Ларика, как всегда, заинтересовала самая несущественная для него лично деталь. – Да он и на роту не тянет. Тыловая крыса… белобрыса…

– Отставить, младший лейтенант! Не забывайте, где Вы находитесь! Откуда у Вас к нему столько злости? Вот Вам лист бумаги, напишите объяснение с указанием мотивов избиения.

– Да я его не избивал.

– Не избивали? Так, слегка погладили кулачком? Мы с Вами уже установили, что Вы его избили, а Вы вдруг начинаете отпираться! Вы же младший лейтенант, а не дитё младшего возраста.

– Мы с Вами установили? Мы же говорили совсем о другом. Если Вас интересует, как было дело, пожалуйста, могу написать. Только никто его не избивал. Я спал… – И Ларька в очередной раз рассказал о злосчастном происшествии с Котюней. Державец выслушал, а когда тот кончил, совершенно не по делу – так, по крайней мере, показалось Ларьке – спросил, где его отец.

– В Лигнице, с госпиталем. Он начмед[15]. Это где-то в Силезии.

– А с доктором Джанелидзе он давно знаком?

– Не знаю. По-моему, они не знакомы.

– Два известных врача – и не знают друг друга?

– Я не говорю, что не знают. Я сказал, что лично они, по-моему, не знакомы. Джанелидзе – хирург, отец – невропатолог.

– Откуда же вы знаете, что Джанелидзе – хирург?

– Ну как откуда… Оттуда же, что Чкалов – летчик, Стаханов – шахтер, Шмидт – полярник…

– А как давно Вы знакомы с капитаном Джанелидзе?

– Впервые увидел его накануне экзамена по физике. Дней десять назад.

– После чего он пришел навестить Вас на гауптвахте…

– Он дежурил по Академии…

– И много к Вам приходило других дежурных по Академии?

Ларька промолчал.

– Ну, хорошо. Тогда последний вопрос. Только подумайте и ответьте точно: Вы видели Джанелидзе в то утро, когда случилась эта… драка?

Ларька почувствовал какой-то подвох. Хотя скорее не подвох, а подсказку: майор явно предупреждал его о чем-то для него очень важном, Джанелидзе ведь хотел за него вступиться… Может быть, он сказал, что был свидетелем той утренней сцены? Поэтому он ответил с несвойственной ему осторожностью:

– Вы знаете, все произошло так внезапно, и я был так взбудоражен, что не берусь точно сказать. Помню, в помещение заходили какие-то люди, но кто именно… – Ларька пожал плечами.

– Значит, представили к «Александру Невскому» и не дали? – Ларька уже отметил, что уследить за ходом мысли оперуполномоченного ему не дано. – Так вот, товарищ младший лейтенант, отправляйтесь-ка к себе на гауптвахту и считайте, что сегодня Вы сполна получили… за Мазурские озера. Больше у Вас охранной грамоты нет: сорветесь – приплюсуем и сегодняшние пять лет.

Майор государственной безопасности Виктор Трофимович Державец не первый день служил в органах и потому отлично знал, что отдельная личность представляет для органов интерес не сама по с себе, а лишь как элемент – то есть своей принадлежностью или связью о общественными группами, представляющими в данный момент опасность для государства и в силу этого подлежащих ликвидации или нейтрализации.

В 20-е годы такой общественной группой были остатки эксплуататорских классов; затем кулачество, намеченное к ликвидации как класс; потом троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы – их выкорчевывали особенно беспощадно… В начале войны нужно было нейтрализовать немцев Поволжья, затем крымских татар, ингушей, балкарцев… Теперь внимание уделялось остававшимся в оккупации и перемещенным лицам, находившимся в плену или в окружении: среди них могли быть шпионы и диверсанты.

Ни к одной из этих категорий Ларька не относился и, следовательно, никакого интереса для органов не представлял. Возиться с ним было пустой тратой времени. Добро бы он взаправду набил Котюне морду… Но Державец видел, что ничего подобного Ларька не сделал, что Котюня катит на него бочку, что Джанелидзе написал свое «свидетельское показание» со слов Ларьки – сам он ничего не видел, просто решил парня выручить… Ну что ж… Конечно, пришить этому мальчишке рукоприкладство в отношении старшего при исполнении – ничего не стоит. Котюня приведет десяток свидетелей из своих подлипал, которые покажут и как бил, и куда бил; Джанелидзе вывести на чистую воду легче легкого. Лжесвидетельство. Только зачем это? (Державец не любил ненужной работы.) Да и вступать в конфликт с кланом Джанелидзе ему ни к чему.

Все эти соображения мигом пронеслись в натренированном мозгу оперуполномоченного и выплеснули на поверхность: а) краткую нотацию Ларьке – ее мы уже слышали, – и б) рапорт начальнику Академии:

«Согласно Вашему приказанию, мною, майором г/б… проведено дознание по рапорту м-ра Котюни о нанесении ему… По ходу дознания были допрошены… сняты свидетельские показания…

Дознанием установлено:

1. Имевший место октября… дня 1945 г. инцидент, имевший своим следствием… носил со стороны мл. л-та… непреднамеренный характер и явился результатом случайности.

15

Начальник медицинской части – так называли главного врача в военных госпиталях.