Лирика 30-х годов - Исаковский Михаил Васильевич - Страница 16

16

«Коль жить да любить — все печали растают…»

Коль жить да любить — все печали растают, Как тают весною снега… Звени, золотая, шуми, золотая, Моя золотая тайга! Ой, вейтесь, дороги, одна и другая, В раздольные наши края… Меня полюбила одна  дорогая, Одна дорогая  —  моя. И пусть не меня, а ее за рекою Любая минует гроза За то, что нигде не дают мне покою Ее голубые глаза. Коль жить да любить — все печали растают, Как тают весною снега… Звени, золотая, шуми, золотая, Моя золотая тайга!

«За то, что с тобой не найти мне покоя…»

За то, что с тобой не найти мне покоя, За то, что опять горевал, За то, что однажды придумал такое И новой любовью назвал; За то, что и день мой весь в тучах,    весь в тучах, За то, что об этом пою, За то, что разлука идет неминучей, За долю, родная, твою, — Пусть алые зори касаются веток, Шумит величаво прибой… Прости не за все, но хотя бы за это, Что снова забредил тобой…

Любушка

Здравствуй, здравствуй, любушка, Любушка, голубушка! Здравствуй, зоренька, заря, Свет, блеснувший за моря, Здравствуй, небывалая, Здравствуй, губы алые! Ой, как ветер ходит, воя, Позаречной стороной, Против ветра выйдем двое, Тяжело идти одной! И услышал я в ответ: «Никакого ветра нет. Нет ни в поле, ни в бору, Обними, а то умру. Обними меня до боли, Так, чтоб смеркнул свет дневной!..» Ходит ветер озорной.

«Мне дня не прожить без тебя не тоскуя…»

Мне дня не прожить без тебя не тоскуя, Коль всю мою долю ты держишь в руках. И где я нашел молодую такую, И где тебя встретил — не вспомню никак. Никто не напомнит, что было вначале; Березы в сережки с утра убрались, Все реки играли, и вербы качались, Все зори взлетали, все звезды зажглись. Потом, может, ветры расскажут раздолью, Как жил я, ликуя, воюя, любя, Но честь не по чести, и доля не в долю, И слава не в славу, коль нету тебя!

«Чего я, чего я грущу по девчонке…»

Чего я, чего я грущу по девчонке, Веселой, с косой золотой? Ужели их мало на этой сторонке, А коль не на этой, на той? Таких, у которых покатые плечи, Бедовых, лукавых, простых, Таких же веселых, идущих навстречу С разметом волос золотых? А пусть их!    Цветут ли, любимых лаская, Иль вянут — ничуть не грущу. А это — такая, а это — такая, Такую, какую ищу!

Маша

Что-то Маши не слышно, Где же брови вразлет? Маша вышла, повышла, Маша в гости идет. И над ней словно тает Неба синий поток, И горит, и летает, И смеется платок. Чистый шелк — нитка к нитке, Да краса, да лета… Уж кого-кого в калитку, Машу — прямо в ворота! И целуют в уста, Хвалят звонкую, Не с того, что толста, А что тонкая! Маша, стань на дорожке Возле загородочки. На всех прочих полсапожки, А на Маше — лодочки! А на Маше лодочки, Не в укор походочке, Не сухой, блеклой, А лихой, легкой. Вьюн, вьюнок-повилика, Встань, чтоб видели все В гребне веточку брусники, Ленту алую в косе. С лентой алой в косе, В расцелованной красе, Чтобы охнули все, Чтобы ахнули все!

«Где ты? Облака чуть-чуть дымятся…»

Где ты? Облака чуть-чуть дымятся, От цветов долина как в снегу. Я теперь ни плакать, ни смеяться Ни с какой другою не могу. Не твоих ли милых рук сверканье Донеслось ко мне издалека? Не с твоим ли розовым дыханьем Розовые ходят облака? Все равно за облаком за тонким Солнце выйдет, луч блеснет, Все равно глядеть мне в ту сторонку, Где моя любимая живет. Не скажу, как весело мне с нею Там, где песня меркнет над водой, Где большие заводи синеют И над ними месяц молодой. Где ты? Облака чуть-чуть дымятся, От цветов долина как в снегу. Я теперь ни плакать, ни смеяться Ни с какой другою не могу.

«Скажи мне, как мы шли и пели…»

Скажи мне, как мы шли и пели Да как мы за руки взялись. Вдали гармоники звенели И от плеча к плечу рвались. Вдаль, разрисованные мелом, Вагоны мчались налегке, А ты была в каком-то белом Совсем поношенном платке. Забуду все, пойду далече, А, может, песню затяну, И, может, в ней об этой встрече, Не вспоминая, вспомяну. Как в небо синее глядели И как совеем недавно мы Отлюбовались на неделю, Отцеловались до зимы.