Изольда Извицкая. Родовое проклятие - Тендора Наталья Ярославовна - Страница 66

С Изольдой после окончания института в работе мы встречались лишь однажды. Это было через три года после окончания института. Мы вместе снимались на Свердловской студии в картине «Очередной рейс» с Жорой Юматовым и Славой Чеканом. У нас с Изольдой даже не было общих сцен. Я играла с Жорой Юматовым. Так получалось, что и на студию мы приезжали с ней в разное время. Все, снимающиеся в этой картине, были из одного театра. В то время нас даже не спрашивали — хотим мы сниматься или нет. Если на актера поступала заявка, его просто в административном порядке назначали на ту или иную роль. Потом, когда у него появлялись популярность и имя, он уже мог выбирать. А до этого вопрос решался нажимом, вплоть до увольнения из театра. Позже, когда объединение возглавил Пырьев, я к нему обратилась с жалобой на это, на что услышала его отеческое: «Плюнь и забудь, что они там говорят. Ты пока работаешь у меня», ведь Театр киноактера существовал тогда при киностудии «Мосфильм».

«Сколько раз я просила режиссеров: «Дайте ей прийти в себя, воспрянуть и отдохнуть от водки!»

Тамара Семина, работала с Извицкой в Театре киноактера

Я считаю, что та трагедия, которая произошла, в конечном итоге, с Изольдой, идет от нашего отношения и от отношения государства к своим гражданам. И сегодня рядом с нами немало подобных трагедий. Так и будет продолжаться, пока мы не перестанем пресмыкаться и преклоняться перед зарубежными актерами с их многомиллионными состояниями. Взять хотя бы наши ставки советских актеров, которые получали копейки. И никого не интересовало, на какие иногда вредные для здоровья эксперименты мы шли ради своей работы. Взять хотя бы мою Катюшу Маслову, когда мне было поставлено условие ради роли сильно поправиться, во мне на тот момент было всего 43 килограмма, а средств на это нет. И как меня откармливали всем миром…

Изольда знала о моем отношении к ней, что я ее люблю. К сожалению, в Москве-то меня почти не было — моя жизнь прошла в поездках. Я все время снималась по разным городам и весям: Ленинград, Валдай, Свердловск… Разве все упомнишь. Раньше картины снимались подолгу. Взять хотя бы тот же «Вечный зов». Сколько лет жизни он забрал, мы пол-России облазили, где только не побывали! Порой оказывались и там, где в ту пору не было электричества. Молодые люди не только не знали, что такое Москва, понятия не имели о другой жизни! А тут к ним в гости пожаловали кинозвезды…

Или взять ту же картину «Коллеги». Мы ее снимали в Подмосковье. И даже там не было электричества… Так что вся жизнь моя прошла на колесах, дома проездом была, Володя, мой муж, часто со мной уезжал. Так что в Москве больше транзитом бывала. Не успеешь приехать, позвонишь-переговоришь со всеми знакомыми и поехала дальше. Вот такой «рваной», насыщенной жизнью я жила. На встречи-посиделки времени вообще не оставалось.

Насчет Изольды мы можем гадать и только домысливать — как там могло все получиться… Да, насчет детей ничего не получилось. Жалко. Такая судьба. Эдик — добрейшей души человеком был. Мы с ним в «Коллегах» играли. Как партнер он был просто замечательный. Потрясающий артист. Это играл он большей частью гадов, сволочей всяких. С годами у него фактура изменилась, он заматерел, ему стали другие роли предлагать. А начинал он с положительных. Характер у него хороший был. А в смысле их совместного с Изольдой жития — это только их дело. Встревать между супругами — неблагодарное дело. В этом вопросе даже мать с отцом лишние. Никто не может понять двух людей. Поэтому я никогда и не участвовала ни в каких оценках, ни в каких разборках друзей, когда те спорили между собой или расходились. Муж и жена — одна сатана. Право, откуда узнаешь, как повернется жизнь?

Почему так сложилось у Изольды с Эдиком? Наверное, такова их судьба. Ведь каждому отмерено что-то свое. Конечно, мы считаем, что много несправедливого. Но виной всему, конечно, то пагубное дело, которое погубило многих светлых людей. Даже таких, как Валентина Серова. Господи, как я ее спасала! Мы с ней вместе в одном спектакле играли и подружились. Помню, как она приносила в театр продавать свои шмотки. Какой был старинный гранатовый браслет, совершенно невероятной красоты… Уговаривала: «Томик, купи! Дешево продам». Как я ее уговаривала не делать этого: «Валентина Васильевна, я вас умоляю: не продавайте его! Я вам денег одолжу». А она стеснялась денег занимать. Это же все на водку… — «Нет, нет… Я его все равно продам». И продала. За копейки! А люди пользовались этим. Просто обирали. А потом в возрасте у нее пошли увлечения молоденькими мальчиками. Альфонсы пользовались ею, вытаскивали у нее все. А она не понимала этого. Была влюблена, верила в их искренность и бескорыстие. И делала все, что ей говорили, и продавала, и продавала… Горе. Все это от беззащитности и ненужности. Когда все от тебя отворачиваются.

Виноваты и примитивные эти режиссеры — надутые пузыри, которые дальше своего носа ничего не желают видеть… И однажды увидев в каком-то материале актера, только так его и представляют, навязывая ему и в дальнейшем узкие рамки амплуа. И другого ничего не могут предложить. А надо с актером работать, нести за него ответственность, как это делается на Западе., где заключаются контракты на пять, десять лет, под актера пишутся сценарии. На моей бытности один-единственный режиссер — Швейцер, снявший меня сначала в роли Катюши Масловой, позже пригласил на роль Ольги Трегубовой в картину «Время, вперед!» Я играла комсомолку. Щебенку таскала… И это совершенно уникальный случай. Ради этой роли я даже отказалась от замечательной роли в шолоховской «Донской повести», отдав ее Людмиле Чурсиной только потому, что не захотела повторяться и копировать Катюшу Маслову. Это я Чурсину «родила»! Даже она не знала, что я не только уступила ей эту роль, но и сама предложила ее кандидатуру режиссеру. Я подарила ей и «Журавушку», и Анфису из «Угрюм-реки». Вот так я разбазаривала свои предложения — направо и налево… Бывало, в этот момент я была занята, а с Анфисой произошла совершенно другая история. Я так мечтала об этой роли… Тогда только начиналось телевизионное кино, вот я и посчитала, что у меня нет времени связываться с сериалами, это неизбежно принесет мне разочарование. Как меня тогда ругали и уговаривали: Весник, Балашов, Рыжов Иван Петрович: «Ты не понимаешь, от чего отказываешься, идиотка…» Да, мне приходилось не раз слышать подобное в свой адрес.

А Изольде никто никогда не предлагал ничего подобного. О ней никто никогда не заботился и не думал. Она не была нужна. И что тут делать, если актеры поставлены в столь совершенно идиотское положение… Взять хотя бы того же Мишу Кононова, прекрасно снявшегося в «Большой перемене». Сегодня его нет. А ведь и он на долгие годы пропал — под него не было материала. И только когда он ушел, все вспомнили, какой он замечательный был актер. Незадолго до смерти он принимал участие в передаче Малахова «Пусть говорят». Предстал какой-то потерянный, изможденный, в какой-то жалкой маечке.

Там же был устроен мост с Америкой, в котором участвовала Лена Соловей. Все все время охали: зачем она уехала… Да кому она тут была нужна? Она бы пропала! А там она вся такая цветущая, полненькая, счастливая, потому что взяла и полностью поменяла свою жизнь. И она довольна ею. Занимается каким-то кружком, детьми. Ее дети уже выросли, получили образование, есть и внуки. А что бы она здесь имела? Пенсию 3 тысячи рублей и все? Умная женщина. На передачу пришел Никита Михалков, которого все так долго ждали, наш царь и бог. Смотрит на экран: «Зачем ты уехала? Возвращайся!» А потом комментирует: «Я ее помню в состоянии постоянной беременности»…

А ведь подобная участь — удел абсолютно всех киноартистов. Поэтому они и боготворят театр, работают в нем. Вон сегодня Лена Королева звонила. Рассказала, как недавно операцию перенесла и как Саша Калягин и общество театральных деятелей помогали — и деньгами, и операцию тяжелейшую профинансировали, и в отдельную палату поместили… А теперь ждут в театре. Это — уникальный случай! А в кино как? Поматросили и бросили…