Восхождение Запада. История человеческого сообщества - Мак-Нил Уильям - Страница 6

Если взять мир после 1870 г., когда практически мгновенные средства передачи информации и механический транспорт стали оказывать влияние на всемирном уровне, станет ясно, что современная мировая система основывается в первую очередь на экономическом обмене и взаимодополнении и уже во вторую — на институтах, в основном военно-политических, и на обмене идеями, знаниями и вкусами, который следует за изменением экономического и политического стереотипа. Можно, наверное, предположить, что подобный приоритет фактора экономического взаимовлияния существовал и ранее вплоть до возникновения ранних цивилизаций Древней Месопотамии, несмотря на то что такое взаимовлияние долгое время было ограниченным и сводилось лишь к стратегически важным элементам и предметам роскоши. Едва ли ситуация могла бы быть иной, поскольку нельзя было полагаться на товары из дальних стран для удовлетворения повседневных потребностей при существующем тогда нерегулярном и часто прерывающемся сообщении.

Города, однако, были своего рода исключением. Все они должны были ввозить продукты питания и часто достаточное количество зерна трудно было найти в ближней округе. Задолго до возникновения рыночной системы снабжения городов многие крупные столичные города зависели от поставок пищевых продуктов из относительно отдаленных районов в рамках внеэкономической системы сборов и налогов. Так, система каналов в Китае вначале использовалась для поставок пищевых и прочих продуктов двору, императорской армии и их окружению, сконцентрированным в столице. Аналогично имперский Рим кормил плебс зерном, поступающим от сборов в Египте и Северной Африке. Мекка и Медина, священные города ислама, зависели от поставок зерна из Египта в ранний период халифата, и многие другие имперские и религиозные центры росли и процветали за счет налогов и контрибуций в форме продуктов питания, взимаемых с отдаленных от них территорий.

Можно без преувеличения сказать, что культурный расцвет и военная мощь ранних цивилизаций зависели от накопления в приказном порядке продуктов питания и прочих товаров в столицах и религиозных центрах. Сама идея автономной цивилизации зиждилась на этом древнем принципе разделения труда, при котором большинство населения работало на полях, а привилегированное меньшинство существовало за счет результатов их труда в виде ренты и налогов и пользовалось благами цивилизации. С самого начала, однако, эта простая поляризованная система, состоящая из налогоплательщиков и живущих за счет налогов, усложнялась существованием определенного числа аутсайдеров, не подверженных бремени обычных налогов и ренты и игравших при этом важную роль купцов, т.е. поставщиков тех необходимых редких товаров, которые нельзя было получить в приказном порядке, так как имелись эти товары в тех местах, на которые не простиралась власть правителей.

Одна из возможностей заполучить эти редкие и отсутствующие в стране товары состояла в организации военного похода. Одним из самых первых упоминаемых в литературных памятниках примеров таких экспедиций может служить поход Гильгамеша в леса Ливана, а военные походы Саргона (Аккад, около 2350 г. до н. э.) могли преследовать цель захвата запасов металлов и других стратегически важных товаров, отсутствующих на аллювиальных землях Месопотамии. Однако применение военной силы для добычи стратегических товаров в местах, недоступных для администрации и сборщиков налогов, было куда менее эффективно, чем товарообмен. В частности, накопленные запасы предметов роскоши, изготовленных мастерами художественных ремесел для храмов и двора, предлагались для обмена властителям далеких земель, которые могли мобилизовать рабочую силу для добычи руды, рубки леса или выращивания зерновых, необходимых цивилизованному центру. Таким путем древние цивилизации создавали вокруг себя круг торговых партнеров, потребность которых в продукции мастерских цивилизованного мира была столь же велика, как и потребность последнего в сырье и колониальных товарах. Даже в глубокой древности такие связи распространялись на много сотен миль. Регулярные караваны вьючных животных и рейсы торговых парусников отмечаются уже в III тыс. до н. э.; тогда же складывается и особый юридический статус купцов, сопровождающих товары и в силу своего занятия пересекающих различные политические и культурные границы.

До тех пор, пока каждая цивилизация была связана с определенной системой поставщиков, использующих корабли и вьючные караваны для доставки редких товаров к месту их реализации, понятие отдельной автономной цивилизации можно считать адекватной моделью для описания исторического процесса. Наряду с товарообменом происходил и обмен идеями и технологиями, и время от времени случалось, что варвары с окраин цивилизованного мира захватывали центры цивилизации, поскольку противоречия между правящей верхушкой и угнетенным населением зачастую сводили на нет численное превосходство, на которое всегда полагались цивилизованные народы.

В древности на Среднем Востоке культурное взаимообогащение народов, живших в разных географических зонах, говорящих на разных языках и имевших иные явные признаки культурных различий, привело к возникновению в период с 1700-го до 500 г. до н. э. транснациональной системы космополитического типа. В отличие от транснациональных систем, возникших в ходе последних веков нашего тысячелетия, на Среднем Востоке того времени сохранился приоритет командно-управленческих структур в рамках постоянно расширяющихся границ великих империй — Египетской, Хеттской, Ассирийской, Вавилонской и Персидской. Однако административные структуры сбора налогов и дани, на которых основывалось существование этих империй, взаимодействовали с системами товарообмена по караванным и водным путям, которые сложились раньше, чем политические структуры этих империй, и сфера действия которых простиралась намного дальше самых дальних политических границ. В таких условиях купцы и торговцы процветали и даже достигали определенных вершин, используя несовершенство существующей системы налогов и сборов, удовлетворяя старые и вновь возникающие потребности и обогащаясь за счет коммерции.

Можно предположить, что в итоге такого процесса интеграции должна была сложится отдельная цивилизация, занимающая большую территорию, но по сути подобная тем, с которых этот процесс начался. Такое предположение я и высказал в книге «Восхождение Запада». При таком подходе, однако, мы не учитываем религиозные, языковые и морально-этические различия, сохранившиеся в рамках образовавшихся империй, и преуменьшаем роль рыночных экономических отношений и торговли с далекими странами в консолидации Среднего Востока древности и объединении его отдаленных и политически независимых окраин. Рыночные отношения, основанные на свободе выбора, выгодно отличались от старого способа накопления ресурсов с помощью аренды и налогов. Человек склонен работать лучше, если его не принуждают. Поэтому, если дать людям возможность свободно покупать и продавать и за счет этого удовлетворять хотя бы некоторые свои потребности, то вполне вероятным следствием этого будет общий рост благосостояния. Эти простые истины, как мне представляется, начали проникать в сознание людей во II тыс. до н. э. и стали нормой в ходе следующего, по крайней мере на той главной арене, где зарождалась транснациональная система, основанная на торговле, т.е. на Среднем Востоке, который становится все более космополитичным.

Все это лишь вскользь упоминается в «Восхождении Запада». Например, я пользовался эпитетом «великое общество», говоря о симбиозе рыночно-товарных отношений и системы налогов и аренды в Месопотамии в период Хаммурапи, но эта идея не нашла применения в моей интерпретации истории последующих столетий и нигде больше в книге не проявилась. Я был слишком поглощен идеей цивилизации и не отдал должное начальным признакам зарождения транснациональной цивилизации.

Существуют основания, по которым расцвет цивилизаций на Эгейском (и позднее Средиземноморском) побережье, а также в Индии после 1500 г. до н. э. можно рассматривать как часть процесса становления транснациональной системы с центром на Среднем Востоке. Историкам давно было известно, что древние греки очень многое заимствовали от более развитых народов Азии и Египта. Нечто подобное происходило также в Северной Индии. В классическую эпоху народы всех трех регионов находились в тесном и непрерывном контакте, а вскоре армии Александра нанесли поражение персам и македонцы и греки стали правителями Среднего Востока. Почему же тогда не считать греков одним из народов, внесших вклад в образование космополитической транснациональной цивилизации? Без сомнения, традиционный ответ на этот вопрос в значительной мере связан с теми событиями, которые произошли позднее, и является отражением существовавшего на этих землях исторического антагонизма между христианством и исламом, между индуистской Индией и ее мусульманскими правителями — хотя в последующие столетия торговые и иные связи, преодолевающие религиозные и культурные барьеры, всегда существовали и с течением времени становились прочнее.