Глоток лета со вкусом смерти (СИ) - Анашкина Екатерина Юрьевна - Страница 41

Касаткин упрямо покачал головой, подхватил свою куртку и вышел на улицу.

Вика вздрогнула от резкого звука закрывшейся двери. Подключит Москву?! Только этого не хватало!

В баре она обнаружила пузатую бутылку коньяка. Она налила себе почти половину фужера и залезла в сумочку, где в потайном отделении хранила пачку сигарет. В последние пару лет она почти не курила, но иногда, когда Егор не видел, позволяла себе одну-две сигареты. Тонкие пальцы заметно дрожали, в горле пересохло, а ладони стали липкими и влажными. Тонкая сигарета моментально покрылась отвратительными желтоватыми пятнами. Поморщившись от отвращения, Вика выкинула ее, вытерла руки о колени и тут же достала следующую. Она накинула на плечи легкий кардиган и шагнула на балкон. Сделав большой глоток, она, наконец, прикурила и выпустила в промозглый воздух сизую струйку дыма.

Господи, что же будет, если Егор все узнает?! От этой мысли стало так страшно, что в глазах потемнело. Она покачнулась, рука дернулась, и коньяк выплеснулся на каменный пол. Она должна сделать все, что в ее силах, чтобы эту девицу никто не опознал.

Общими усилиями они запихнули собаку в ванну, и вымыли душистым шампунем. Добрынина громко хохотала, чертыхалась и материлась. Алиса, мокрая с ног до головы, попыталась высушить Мурку феном, но, несмотря на страшную усталость, собака проявила чудеса ловкости и прыткости. Услышав угрожающие звуки, она распласталась и залезла под низкую кровать, оставив им на поругание только худые костлявые лапы.

— Ты, Шатров, просто ненормальный! Как тебя вообще сюда с этим сокровищем пропустили? — отпыхиваясь, спросила Алиса, когда они уселись, наконец, за стол.

— Не поверишь! Оказывается, в «Сосновом» есть специальная услуга. Если ты живешь в коттедже, то можешь привести с собой небольшую собаку. При условии наличия необходимых прививок, разумеется, — добавил довольный Шатров. — Правда, пришлось немного доплатить, но зато теперь Мурка совершенно легально будет проживать вместе с нами. По крайней мере, до среды.

— Сильно, — не то похвалила, не то осудила Добрынина. — А дальше?

— Дальше — посмотрим, — отозвался Сергей и украдкой взглянул на Алису, которая с преувеличенным вниманием изучала налитый в чашку чай.

Все это, однако, не ускользнуло от внимательных глаз Марины Вячеславовны. Она весело усмехнулась и подмигнула смутившемуся Шатрову.

— Ну, что, девчонки, какие у вас тут новости? — нарочито громко спросил он.

Алиса и Марина переглянулись.

— По-моему, новости были у тебя! Может, наконец, поделишься?

— Поделюсь, — Шатров мгновенно стал серьезным. — Мне удалось найти женщину, у которой останавливалась убитая девушка.

— Ничего себе! — присвистнула Добрынина, подливая кипяток в чашки. — И что?

— Живет эта дама в Озерском, а работает в местном УВД уборщицей. Зовут ее Алевтина Матвеевна Бращина. То, что мы с ней столкнулись — чистая случайность. Оказалось, что несколько дней назад к ней на постой попросилась некая девушка. По словам Алевтины, вела она себя довольно странно, а потом и вовсе пропала. Бращина, конечно, беспокоилась не за нее, а за то, что та ей так и не заплатила оговоренную заранее сумму. Тетка она во всех отношения противная и алчная, но ее ненасытная любовь к быстрой наживе мне оказалась как нельзя кстати. За определенную мзду она привела меня к себе домой и разрешила осмотреть вещи своей пропавшей жилички. Там-то, за подкладкой старого плаща, я обнаружил вот это.

Жестом фокусника Шатров извлек из кармана джинсов потрепанный целлофановый пакетик, из которого на стол выпал паспорт и деньги.

— Белова Екатерина Ивановна, тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, проживала в Москве, — прочитала Алиса. Добрынина бесцеремонно заглядывала ей через плечо.

— И что нам это дает?

— Я уже связался со своим приятелем, он работает в МУРе. Помнишь Лешку Березина, Лисенок?

— Если мне не изменяет память, вы вместе учились на юридическом.

— Все верно. Так вот Лешка работает на Петровке. Он обещал пробить эту самую Белову по своим каналам и сразу же позвонить мне. Вот такие дела. А сейчас предлагаю немного подкрепиться, потому что потом я отправлюсь на поиски нашего суперинтенданта. Мне надо с ним срочно поговорить.

— И все-таки, откуда в этой занимательной истории собака-то?

— Я ее выкупил, — с набитым ртом проговорил Шатров, хитро улыбаясь.

— У кого?

— У этой самой Алевтины. Она морила ее голодом, постоянно била. А когда я у нее сидел, ей в голову постучалась гениальная мысль отравить собаку крысиным ядом.

— Жуть какая-то! — содрогнулась Алиса и машинально погладила Мурку, которая под столом с аппетитом уплетала нарезанные крупными кусками сосиски.

— И сколько же стоило это сокровище? — поинтересовалась Добрынина.

— Пять тысяч.

— Ничего себе! Судя по всему, эта самая Бращина сегодня на тебе заработала целое состояние.

— Это точно! — хрюкнул Сергей.

Они уже заканчивали пить чай, когда в дверь вдруг позвонили, и Мурка, в которой раз за сегодняшний день плотно пообедавшая и прикорнувшая, тут же встрепенулась и залаяла.

На пороге обнаружились Егор Николаевич Касаткин и капитан Проскурин. Лицо капитана было словно высечено из камня, а в глазах Касаткина плескалась тревога и так несвойственная ему растерянность.

— Добрый день! — приветствовал их Шатров, приглашая жестом войти. — А что с вами такое? Что-то случилось?

— Случилось, Сергей Евгеньевич, — мрачно изрек Проскурин. — Скажите, где вы сегодня были? Мне сообщили, что рано утром вы покинули территорию пансионата, несмотря на мои вчерашние предупреждения.

— Господин полицейский, я как раз хотел заехать к вам в участок, но, видимо, опоздал. Вы уже отбыли в «Сосновый».

— Зачем вы меня искали?

— Мне нужно было кое-что с вами обсудить.

— Кое-что — это что?

— Может, мы все-таки пройдем в комнату?

Проскурин и Касаткин переглянулись.

— Здравствуйте, — поздоровалась Алиса, выглянувшая в коридор. В ногах у нее путалась Мурка, которую она придерживала за ошейник.

— Это еще кто? — помимо воли задал вопрос Егор Николаевич, в недоумении уставившись на зверя.

— Это наша собака. Я могу все объяснить…

— Не надо сейчас никому ничего объяснять, — бесцеремонно перебил его капитан, — Через десять минут я жду всех в баре. До скорого, Егор Николаевич!

Проскурин резко развернулся и быстро пошел по направлению к главному корпусу.

— Привет, Егор! — махнула рукой Добрынина, тоже вышедшая в прихожую. — Что тут у вас происходит-то?

— Элла Крутицкая умерла.

— Как — умерла? — от неожиданности Алиса отпустила ошейник, и Мурка метнулась Сергею в ноги.

Тот машинально погладил ее по голове.

— Проскурин несколько раз звонил к ней в дом, но она не открывала. Все думали, что она вчера не рассчитала с алкоголем и просто крепко спит. Но оказалось, что все гораздо хуже. Ладно, народ, — тяжело вздохнул он, — собирайтесь и приходите. Скоро сами все узнаете.

— Постой, Егор! Ее тоже… убили? — в лоб спросила Марина.

Касаткин с досадой потер лицо широкой ладонью.

— Я пока сам не знаю. Давайте для начала послушаем официальную версию, а там разберемся. Все, увидимся в баре.

Глава восемнадцатая

В помещении бара было тихо, все собравшиеся по молчаливому согласию расселись так же, как и накануне. Алиса взглянула на Проскурина. На этот раз он вел себя как-то по-новому. В развороте плеч появилась осанистость, взгляд из угрюмого стал жестким и торжествующим, крылья носа трепетали, а на губах играла странная улыбка. Так выглядят победители.

Алиса мельком обвела глазами всех присутствующих. Среди прочих опять обращал на себя внимание Эрнест Фридрихович, который беспрестанно кашлял и сморкался, отчего его нос распух и покраснел. Кристина сегодня была молчалива, хотя взгляды, которые она время от времени бросала в пространство, были полны какого-то затаенного страха и даже паники. Интересно, что именно ее так напугало? На лицах Артема и Ренаты читалась откровенная скука, а Виктория Алексеевна была, напротив, чересчур взвинчена, о чем недвусмысленно говорил нездоровый румянец и неестественно бледные, крепко сжатые губы. Сегодня на ней был надет тонкий кашемировый свитер с высоким горлом и джинсы. Эта простая на вид одежда, по мнению Алисы, шла ей гораздо больше, чем платье.