За Москвою-рекой - Тевекелян Варткес Арутюнович - Страница 76

На даче, к удивлению Юлия Борисовича, Толстяков пригласил его наверх, к себе в спальню.

—      Мне хочется доверительно поговорить с вами об одном важном деле, — начал Василий Петрович, усадив Никонова в кресло и прохаживаясь по комнате.— До вас, несомненно, уже дошли слухи о весьма неприятном разговоре, который был сегодня у меня с Акуловым... Кстати, он и о вас отозвался не очень лестно.

Никонов сидел съежившись... Неужели, почувствовав силу Власова, Василий Петрович переменил тактику и хочет найти с ним общий язык, а его, Юлия Борисовича, сделать козлом отпущения? А почему бы и нет? От него всего можно ожидать...

—- Мне кажется,— продолжал Василий Петрович,— вы не испытываете особой симпатии к Власову, и, если хотите, это свидетельствует о вашей проницательности. Власов — наглец, причем умный и ловкий наглец, его не так просто скрутить. Особенно теперь, когда Акулов целиком на его стороне. Он дал мне прямую директиву: всячески поддерживать Власова и опыт комбината распространять на другие фабрики!

—- Мы, кажется, с вами предвидели это еще раньше!—У Никонова вырвался вздох облегчения.

—      Правильно, предвидели, но, к сожалению, сделать с ним ничего не могли. Никто не согласился бы снять с работы лишь недавно назначенного директора, который правильно взялся за дело, обеспечил выполнение плана. А то, что он не в меру заносчив, ни с кем не желает считаться и к тому же азартный экспериментатор, тогда не имело значения. Теперь — другое дело. Но беда в том, что сейчас мы по нашей инициативе ничего предпринять не можем, особенно при сложившихся обстоятельствах. Единственное, что нам остается,— это использовать отсутствие Акулова: он уезжает в отпуск на полтора-два месяца. Срок достаточный.

—      Простите, Василий Петрович, я вас не совсем понимаю...

—       Власов истратил четыреста тысяч рублей оборотных средств на реконструкцию красильно-отделочного цеха. У меня есть на этот счет точные сведения. В ближайшее время потратит еще,— не такой он человек, чтобы остановиться на полдороге. Налицо грубое нарушение финансовой дисциплины, преступление! За такие художества полагается снятие с работы и даже привлечение к уголовной ответственности. Нужно, чтобы кто-нибудь со стороны занялся этим, проявил инициативу. Власов рассчитывает закончить реконструкцию и показать товар лицом: мол, победителей не судят! А наша задача — опередить его... Вы меня поняли? — остановившись перед Никоновым, Василий Петрович не сводил с него глаз. Ведь у нас есть всевозможные контролирующие органы, работа которых заключается в том, чтобы получать сигналы и реагировать на них...

—      Теперь я все понял! — Глаза Юлия Борисовича заблестели.— Все будет сделано в лучшем виде!

—       Будьте осторожны. И не в ваших и не в моих интересах, чтобы хоть кто-нибудь вас заподозрил.

—      Не беспокойтесь, не маленький!..

На следующий день Юлий Борисович настукал двумя пальцами на портативной пишущей машинке обстоятельное донесение без подписи на имя министра Государственного контроля «о художествах директора Московского комбината Алексея Власова и о его покровителях».

А еще через пять дней он вылетел на самолете в Сочи.

4

Сергей давно ждал этого предложения и с готовностью согласился поехать в Дом инвалидов к Ивану Васильевичу.

В воскресенье, рано утром, Милочка зашла за ним и Леонидом. Она была в легком пальто, голова повязана косынкой, на ногах простенькие туфельки без каблуков. Во всем ее облике было что-то новое — более простое, милое, делавшее ее *в глазах Сергея еще привлекательнее.

Аграфена Ивановна заставила Милочку сесть за стол и позавтракать.

— Ты с моего Сергея бери пример,— посмотри, как он уплетает кашу! Леонид тоже ничего, научился есть по утрам. А как же иначе! Рабочему человеку нельзя с голодным желудком,— приговаривала она, накладывая пшенную кашу на тарелку Милочки.

После завтрака, когда они собирались уходить, Аграфена Ивановна принялась укладывать им в1 авоську хлеб, колбасу, яйца, большой кусок пирога.

—      Зачем вы беспокоитесь? — запротестовал Леонид.— Мы зайдем по дороге в «Гастроном» и купим, что надо.

—       Нечего таскаться по магазинам, домашнее-то всегда лучше! Смотрите, долго не задерживайтесь, возвращайтесь засветло — вам завтра на работу.

Прощаясь, Милочка в каком-то внезапном порыве обняла ее, поцеловала в щеку и убежала.

Аграфена Ивановна посмотрела ей вслед с доброй, грустной улыбкой.

Она <все еще никак не могла оправиться после болезни. Появилась одышка, по ночам болело сердце. Но, боясь встревожить сына, она молчала...

Вагоны электрички были переполнены, пришлось стоять в тамбуре. Было жарко и душно.

—       Как хотите, а я куплю автомобиль! — сказал Леонид, когда электричка тронулась.— Терпеть не могу путешествовать в тесноте!

—      Лучше самолет,— пошутил Сергей.— Тебе, выдающемуся атомщику, в будущем не грешно завести собственный реактивный самолет.

—      Нет, «Победа» мне больше по душе! Оборудую фургон-прицеп со спальней и кухней и каждое лето бу* ду путешествовать по югу. Где захочу, там и остановлюсь. Надоест — кати дальше!.. Поедешь со мной, Милочка?

—      В твоем фургоне вряд ли трое поместятся! — Милочка лукаво взглянула на брата.

—      Я только тебя приглашаю!.. — Леонид смутился.

Сергей чуть не расхохотался. «Вот где, оказывается,

собака-то зарыта! Хитер Леня, ни слова не говорил. Ну, погоди, я еще поиздеваюсь над тобой!»

Лес начался сразу же за железнодорожной платформой. Кроны высоких деревьев купались в золотистых лучах солнца. В кустах орешника пел свою незамысловатую песенку зяблик. Разрумянившаяся Милочка то и дело убегала с дороги — нарвать цветов.

—      Ну, знаешь, мы этак и до -вечера не доберемся!— заворчал наконец Леонцд, вспомнив наказ Аграфены Ивановны — вернуться засветло.

—       Здесь так хорошо! По-моему, человек должен всегда жить ближе к природе,— сказала Милочка.

—      Надоест,— возразил Леонид.

—       У тебя, Леня, совершенно отсутствует чувство красоты!

—       Неправда, иначе ему не приглянулась бы Наташа,— сказал Сергей.

—      Она тебе тоже нравится? — Милочка искоса посмотрела на Сергея.

Леонид ускорил шаги и опередил их.

—      Наташа хорошая девушка, и все же...

—      Почему не договариваешь?

—      И все же лучше тебя нет!

Милочка отвернулась, пряча от Сергея лицо...

Недалеко от Дома инвалидов их догнала грузовая машина. Шофер затормозил и, высунув голову в окошко, приветствовал Леонида, как старого знакомого.

—       Леонид Иванович, мое почтение! Папашу навещать?

—      Да, к нему...

—. Довезу!

—       Куда? Осталось всего пятьдесят шагов!

—      И то правда!.. Ну, будьте здоровы! Передайте от меня привет.— Шофер дал газ, и машина помчалась вперед.

В этот теплый, солнечный день большинство обитателей Дома инвалидов находилось в саду. Одни сидели в колясках, другие лежали на топчанах в тени, и только одиночки медленно прогуливались по аллеям.

При виде их у Сергея невольно сжалось сердце. Вот люди, пожертвовавшие всем, совершившие великий подвиг ради освобождения человечества от фашистского плена... «Закон такой будет издан, чтобы все винтовки, пушки, танки и другое вооружение сдавать в сплав, а только по одной штуке каждого вида оружия хранить в музеях...» — вспомнились ему слова отца.

—      Леня! Милочка! — послышался чей-то голос.

Сергей оглянулся и увидел человека в коляске. Ноги его были укрыты одеялом.

—- Познакомься, папа, — сказал Леонид, — это мой друг Сергей Полетов, о котором я тебе столько рассказывал!

Сергей протянул было руку, но, вспомнив, тут же опустил ее, мучительно покраснев.

Иван Васильевич сделал ©ид, что не замечает его смущения.

—      Мы с ним давнишние знакомые! — сказал он. — Могу, друзья мои, похвастаться: вот хирурги сделали мне палец.— Он вытащил из-под одеяла обрубок правой руки.— Смотрите, я свободно держу ложку и ем без чужой помощи, перелистываю страницы книги и даже спички зажигаю. Если такое же приспособление сделают на левой руке, будет совсем хорошо. Двумя рука* ми можно и тележку покатать... Однако ты здорово ,вырос, Сережа, совсем мужчиной стал!