Страна мечты (СИ) - Савин Владислав - Страница 41

Первое — у городских информации наваливается столько, что ее всю в принципе в уме удержать и обработать невозможно! Да и большая часть ее лично для тебя не имеет никакого полезного выхода — отсюда вывод, наплевать и забыть, очень многое мимо проскальзывает незаметным (кто сомневается — пусть ответит, много ли он знает о своих соседях по лестничной площадке?). А вот в деревне информационный поток на порядки меньше, зато там все куда больше связано, и каждая мелочь может после коснуться лично тебя, да и простое любопытство, в городе с избытком удовлетворяемое разного рода зрелищами и печатными изданиями, никто ведь не отменял? Оттого, тут все видят все и запоминают, прикидывают, делают выводы — то есть, любой деревенский, как бы он ни бил себя в грудь, «не знаю, не видел», всегда является носителем какой?то оперативной информации, касаемо своих односельчан и происходящего в селе — только не хочет ее сообщать! Вопрос лишь, как его заставить?

Второе — с крестьянами категорически не проходят тонкие психологические игры! Поскольку жизнь гораздо более консервативна, то «что такое хорошо, что такое плохо», определяется не разумом, блокировка буквально на интуитивном, инстинктивном уровне стоит, «вы люди умные, спорить не берусь — но чувствую, что неправда ваша». Как это выглядеть может — вспомните рассказ Шукшина «о проблеме шаманизма у народов севера», как там такой же мужичок в беседе приезжего ученого срезал. К сознательности взывать тем более бесполезно — поскольку главная целевая функция, это выжить, мне самому, моей семье, всей деревне. А прочее все — от нее производные.

А отсюда следует третье — слабое место у пейзан, это страх, перед неотвратимой слепой силой, что сейчас тебя раздавит, и как звать не спросит. То есть — или ты выкладываешь все, что знаешь, или труп твой здесь и останется. Ничего не знаешь — жаль, тебе не повезло! И вот тут человек запросто может чужих сдать, особенно если они не из его деревни. Или из его — но при условии, что это останется в тайне. В селе ничего не забывают — и через тридцать лет могут вспомнить — «в этом доме Ванька жил, который Петру морду набил на его же свадьбе». А уж если ты подляну всему обществу сделал — не будет тебе жизни категорически, когда о том узнают. Если узнают.

— На этом селян ловить просто — говорил Гураль — так повернуть, что если будешь упираться, все узнают что именно ты предал — а если пойдешь на сотрудничество, секретность сохраним. Но самые лучшие агенты те, у кого к бандерам счеты есть.

Ага, знаем! Слышал, что и в Чечне самыми надежными «за нас» были кровники — если из твоего рода бандиты убили кого, ты обязан отомстить! Мы Гураля несколько раз сопровождали на встречу с его агентами — был среди них дедок лет за шестьдесят, у которого бандеровцы так же убили сына и невестку. И этот дед, с оперативным псевдонимом «Данко», прямо нам сказал:

— Я был и всегда буду против ваших колхозов. Но тем, кто моего Василька убил, житья не будет, и чтобы шкоду им какую сделать я хоть с чёртом подружусь!

Так ради бога, разве мы возражаем? Едет дед за хворостом или дровами — ну а мы его в условленном месте ждем, не в село же приходить на связь? И вот, замечаем — слежка за нашим дедом, хлопчик какой?то прячется в кустах! Ну так мы тоже в такие игры умеем — шпион поодаль держался и видеть не мог, как я подползу (идти на контакт пришлось мне — не умел Гураль, при всех его талантах, так ползать)!

Риск правда был, что деда кондратий хватит, когда увидит меня в «кикиморе», полное сходство на вид со сказочным лешаком! Или с топором на меня бросится — и что тогда с наблюдателем делать? Но нет, пароль услышав из?под маленького совсем кустика, Данко ответил как положено — а когда обернулся, то рука его дернулась, перекреститься.

— Тихо, следят за тобой. От тебя справа и за спину, сто шагов, под большим буком, малец прячется. Шепотом отвечай.

— Небось, Петрик, сынок нашего «станичного». Ну пусть смотрит, гаденыш. Передай своим: к нам завтра автолавка едет, из района. Все бы ничего — но только у всей сволочи какое?то шевеление, мужикам приказано быть со зброей и наготове, а «станичный» бледный ходит, будто боится чего?то. По службе помню — так бывает, когда тебе поручили, за что могут голову снять. Да и срок странный, мы кооператоров ждали лишь дня через четыре. Обычно они к полудню едут. Бывай, леший.

Хворост собрал, в телегу сел, лошадь стегнул, и уехал. Проблема была бы, если шпиончик малолетний решил место оглядеть, где объект останавливался — но все ж опыта у бандер не было, послали бы двоих, один слежку продолжает, второй задерживается для осмотра. А так, побежал Петрик за дедом, ну а мне забота, проследить, чтобы никаких следов не осталось, даже травы примятой, тоже ведь улика!

А то ведь, если бы этот гаденыш заметил… Видели мы, что стало с другим нашим «штирлицем», тоже агентом от Гураля. Которого убивали показательно, на виду у всего села — сначала семью, и чтобы он смотрел, затем и его самого — с особым зверством. Сказав всем — вот что будет, если кто?то, попав к москалям в плен, решит свою смерть отсрочить ценой измены. Чтобы больше ни у кого не было соблазна. Поскольку жизнь ваша ничего не стоит, когда речь идет о свободе Украины! И конечно после, «мы ни при чем, это из леса какие?то…», вот только нам по своим каналам известно было, что распоряжался всем «станичный», кто в том селе числился предколхоза, и еще прибывшие палачи из СБ. И вот интересно, кто из односельчан донес, заметив у «изменника» что?то подозрительное? Ох, и добр же товарищ Сталин — по мне, так все население отсюда надо выслать куда подальше… так в этой реальности даже крымских татар не повально выселяют, а строго по закону, кто с оккупантами сотрудничал (ну а что в иных аулах вообще населения не остается, это частности).

Ладно, работаем! Автолавка — интересно, что же они везут? Что «кооператоры» даже на Востоке нередко работали на ОУН, это я с Киева помнил. Рацию на связь, и уже не я, а Гураль докладывает в центр. Дождавшись ответа, говорит — решено перехватить, проверить, что за автолавка. Завтра с утра в таком?то квадрате, ждите подкрепление — взвод с техникой.

— Стоп! — говорю я, взглянув на карту — так если «кооператоры» вот отсюда поедут, то надо, чтобы наши с ними до того не пересеклись! А то скажут в деревне, перед вами советские были и как раз туда, куда вы. Пусть вот так проедут — вот здесь местные увидят тоже, но надеюсь, рации у них нет? А посыльные — если связь через район, предупредить уже не успеют, а напрямую, мы перехватим!

Особист лишь кивнул. Ночью в лесу комары донимали, хотя мы мазались гвоздичным маслом, лучшим средством от кровососов — немцы снабжали им своих егерей. Когда я, используя свою связь, затребовал через Москву это снадобье и для боевых товарищей (а то неудобно, когда «вованы» на нас с завистью глядят), нехай из ГДР еще пришлют — то всего через неделю получили, уважаю Пономаренко! Наутро мы вышли в условленное место, встретили на проселке БТР и «студер» с двумя десятками солдат, командира их, старлея Черкасова, я тоже знал, уже работали вместе. Выставили на дороге «блокпост», пулеметы и снайпера прикрывают. Ждем.

— Брюс, есть посыльный — голос Вальки — Скунса по УКВ — сейчас притащим.

Девчонка лет четырнадцати. Сказал уже, что у бандер связными обычно дети бегали. Причем чаще — именно девчонки. Бежала по лесной дорожке такая вот «красная шапочка», только налегке, даже корзинку с пирожками дать ей не удосужились. И как обычно — «дяденьки военные, отпустите, к бабушке больной спешу». Так слышали мы это уже, много раз! И кончились игры — если впуталась в такое, то никакого снисхождения. Сама отдашь, что тебе поручили отнести, или мы найдем?

Девочка умной оказалась, клочок бумаги, извлеченный из… сама отдала, «дедушка письмо написал, а что, нельзя разве?», держалась на удивление спокойно. Написана тарабарщина — вроде буквы, а понять нельзя. А Гураль лишь взглянул, минуту подумал, не больше, и сразу, как с листа, прочитал! Мне объяснял уже после: