Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна - Страница 29

Видела: Антон – церковный человек, подход его к браку вроде правильный и основательный. К добрачным отношениям не стремился… Именно этим объясняла я себе его нежелание прийти в гости, в мои коммунальные пенаты, которые, кстати, я собиралась в недалеком будущем покинуть и переехать в отдельную квартиру. Он и не приглашал к себе. Мне казалось, что жилище сорокалетнего человека может много рассказать о его владельце. Но, вероятно, это совершенно и не требуется теперь, ведь «духовник благословил». Вопрос, где мы будем жить, если поженимся, тоже висел в воздухе. Впрочем, как и некоторые другие…

Месяца через полтора после нашего официального знакомства в церкви я зазвала Антона к себе. Стол накрыла в комнате, постаралась приготовить вкусно. Он одобрил, сказал, что готовлю, как его мама. Вино пить отказался, хотя, кажется, он пришел навеселе. Я выпила пару рюмок, для куража.

– Ну так что, жених? – засмеялась я. – Ты жениться-то собираешься?

– Конечно, – поцеловал мою руку через стол.

– На ком?

– На тебе.

– Когда?

– После поста. Сейчас уж не успеем.

– После какого поста? – поинтересовалась я.

– Наташ, ты еще не сказала мне, что любишь.

– Что да, то да… А ты сам не чувствуешь?

– Нет, – не задумываясь, ответил Антон.

– Я тоже не очень чувствую, что ты меня любишь, – сказала я.

– Плохо. С тобой очень спокойно. Как за каменной стеной.

– Это я должна бы сказать по отношению к тебе.

– Я не буду тебе изменять, – признался Антон. – Правда…

– Приятно слышать.

– Устал от того, что бабье вешается на меня, спасу нет. Ты не такая. Знаешь себе цену.

Я-то думала, что Антон специально держит меня на расстоянии, чтобы сильнее привязать, а он тоже конструирует.

Посидели мы часа три – очень мило, как старые добрые знакомые. Но достаточно ли это для того, чтобы связать свою судьбу навечно с этим человеком? Вот в чем вопрос. Я не могла найти на него ответ.

– Как ты живешь в коммуналке? Это не по-человечески, – вдруг сказал Антон. – Чужие люди в твою ванну лезут, на кухне не развернешься. В суп не плюют?

– Не замечала… – смутилась я. – Мне повезло. Тут жила Анна Вячеславовна, она умерла полгода назад в возрасте девяноста пяти лет. Очень ее люблю. Она была дворянкой, многому меня научила – терпению, смирению, любви к людям, к жизни… Даже не представляю, что было бы со мной, если бы с ней не встретилась. Именно в этой коммуналке.

– Ты идеалистка, – решил Антон. – Редкий экземпляр в наше время. Хотя я сам очень люблю старушек.

– Она не была старушкой, – возразила я.

– Хорошо: люблю бабушек, которые ко всем относятся, как к любимым внукам, несмотря на их плохое поведение и несносный характер.

– Пугаешь!.. – поднялась я из-за стола. – Тебя в детстве не долюбили?

– Перелюбили… – вздохнул он.

– Несчастный, – воскликнула я и, встав из-за стола, чмокнула его в щеку. – Но симпатичный… Такой весь домашний мужчина. Чай принесу.

От моего дружеского поцелуя Антон расцвел, заулыбался, встал из-за стола, ласково, по-братски обнял меня. Показалось, что вот-вот проскочит та самая искра… Но она никак не высекалась. Я пошла на кухню, надеясь, что он включит на видном месте стоящий магнитофон, потанцуем…

Пока я ходила за чаем на коммунальную кухню, Антон, видимо, рассматривал мою комнату. Когда я вернулась с кипящим чайником, он сказал:

– У тебя так много книг… Все перечитала?

– Не все, но большую часть.

– Хорошая у тебя работа: сиди, читай…

– Да читать-то некогда особенно, писать надо.

– Писать? – удивился Антон. – Ты что, писатель?

– Писательница.

– Ты писательница? – Он сделал круглые глаза.

– Ты разве не знал? – удивилась я.

– Мне сказали, что ты – библиотекарь.

– Это что-то меняет? Не можешь любить писателя?

– С тобой ведь надо будет разговаривать. Ты умная. А я тупой, – с каким-то детским страхом выговорил красавец, косая сажень в плечах.

– Не переживай. Обещаю прикидываться дурой, – засмеялась я. – И незаметно повышать твой ай-кью.

Он вдруг обиделся совсем как ребенок, казалось, сейчас заплачет:

– Издеваешься… Книги реставрировать – тоже мозги надо иметь.

– Антоша! – воскликнула я. – Это шутка. Давай пить чай. Вот я тортик вкусненький достала по случаю.

– Намекаешь, что торт не принес?

– Ты цветы принес, успокойся. Я тебя уж в Ильи Муромцы записала этакая силища благородная… А ты обижаешься, как красна девица. Давай, Антоша, соответствуй! Влюблюсь тогда в тебя по самые уши! Не оторвешь.

– Понял, – обрадовался он. – Давай что-нибудь переставим. Шкаф неровно стоит.

Антон протянул руку, слегка коснулся полки. Сверху упали несколько книг.

– Не трогай, ничего не трогай! – заверещала я.

– Оно само, – довольно ответил Антон.

– Твоя помощь понадобится при переезде.

– Не вопрос!

Чаепитие закончилось благополучно. Мы прогулялись до метро. Прощаясь, он почему-то сказал:

– А у Ильи-то Муромца жены вовсе не было…

У меня сразу испортилось настроение. Ему этого не показала, но по дороге домой твердила:

– Да зачем ты мне такой нужен!

Заснуть долго не могла, злилась: эдак если в час по чайной ложке налаживать отношения, можно и до пятидесяти дотянуть. Любит или не любит? Люблю или не люблю? Мне же не восемнадцать лет, чтобы любовные томления переживать: в таком состоянии и писать нельзя. Проснувшись утром и увидев упавшие книги, я вдруг умилилась. Вдвоем все-таки веселее.

После этого вечера Антон, как и раньше, продолжал не замечать меня в церкви: как говорил, ради конспирации, чтобы не раздражать тайных своих поклонниц. Я больше ничего не понимала про любовь… Как в песне:

Два окна со двора

И развесистый клен…

Я как будто вчера

Первый раз был влюблен,

Прибегал я сюда,

Но звучало в ответ —

И не то чтобы да,

И не то, чтобы нет.