Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна - Страница 36

– Вы подумайте: святым хочет стать! Не юристом, не бизнесменом, не компьютерщиком! Святым! Откуда у него это? – прослезилась мама. – Только бы не передумал…

Довольный папа многозначительно молчал, а я сказала:

– Будущее России, детеныши наши дорогие… – И тоже прослезилась.

– Залезайте, – через пять минут крикнул водитель нашему будущему.

Дети тихонько сели на свои места, и мы поехали дальше.

Наконец промелькнул дорожный знак: «Карачарово», вскоре увидели сверкавшую позолотой главу церкви. Решили зайти. Скромный храм прятался в зелени старинного сельского кладбища. Настенная табличка указывала, что церковь, построенная в 1845 году, посвящена мученикам Гурию, Самону и Авиву. Пока Игорек читал по слогам название церкви, из нее вышла служительница и стала закрывать входную дверь.

– А нас не пустите? – спросила я.

– Что ж вы так припозднились… Не могу, с внучком надо сидеть.

– А кто эти Гурии? – смешно спросил Игорек.

Ему бабушка служительница не могла отказать, рассказала:

– У нас тут мор чумной был, давненько… Много людей поумирало от чумы и холеры. Тогда один муромский мещанин, Гурий Сенцов, дал обет, что продаст все свое имущество и построит храм, если Господь сохранит его семью. Видать, никто не умер. А Гурий – его ангел был. Вот он и построил церковь.

– Ангел? А Самон этот кто был? И Авив? – доискивался истины Игорек.

– Кто-кто!? Святые, – улыбнулась она. – Ты вот что… Скажи папке с мамкой, чтобы вечером сюда заехали, батюшка будет, спросишь у него… А еще у нас образ преподобного Илии Муромца с частицей его мощей. Из Киева нам прислали, из лавры.

– Скажите, а ваш карачаровский Илья Муромец и лаврский – одно и то же лицо?

Женщина посмотрела на меня с удивлением, не сразу нашлась, что ответить.

– Не сумлевайтесь, – строго сказала она и стала рассказывать про Муромца, словно о своем хорошем знакомом. – А вы, значится, так… едете все прямо, потом будет спуск к реке, на холме слева церква Троицкая порушенная стоит. После исцеления-то наш богатырь первым делом что? Отправился помогать батюшке корчевать пни. Руками-то их из земли вырывал и бросал с высоких холмов прямо в Оку. Пней было многонько, целый остров в течении реки сделался. А для Троицкой-то церкви со дна Муромец наш достал дубов мореных. Вишь, на них до сих пор церковь стоит. Около нее там найдете источник: бьет ключом. Тоже нашему богатырю слава: от скока его коня Бурушки сделался.

– От какого скока, бабушка? – удивился Игорек.

– Как от какого, внучок? Конь Илюши нашего Муромца прыгал высоко да далеко. Скакнет раз – вот тебе и скок. Скакнет – и от удара копыт о землю начинает источник бить. С тех пор и бьет. Окунитесь – телу во здравие, душе во спасение, деточки.

Игорек с Верушкой стали тоже «бить копытом» – поскорее хотели все увидеть.

Доехали до Троицкой церкви – разрушенная, кирпичная, постройки века девятнадцатого. Под ней, что ли бревна Муромца лежат? Почему же дал ее разрушить? Детям захотелось полазать по развалинам, но мы не разрешили: ведь это поруганная, но святыня.

Доехав до берега Оки, остановились. Подозвали парнишку, спросили, где искать Приокскую. Он махнул вдоль берега и добавил:

– Могу показать дуб, на котором сидел Соловей-разбойник.

– Покажи! – закричали дети.

– Какой еще Соловей, он за тыщу километров отсюда разбойничал! Врешь и не краснеешь, – отчитала я.

– Как хотите! – засмеялся парнишка и, посвистывая, отправился по своим делам.

Мы пытались проехать по Приокской, но это «прямоезжая дорога» была не асфальтированной, и лужи в некоторых местах оставались столь же глубоки, как в старинном уездном городе. Оставив машину в начале улицы, наша небольшая компания пошла пешочком вдоль длинного порядка домов вдоль Оки. Пейзажи живописные: справа дома, некоторые, видно, в позапрошлом веке построенные. За домами поднимались холмы, слева за баньками и сарайчиками просматривалась широкая вольная река. Никакой спешки, даже листья на деревьях не шевелились, гуси в луже чуть не засыпали… Народу ни души. Посидели мы на чьей-то скамеечке. Даже говорить не хотелось, будто в сказочное сонное царство попали.

– А вдруг сейчас Илья Муромец откуда-нибудь скакнет на своем Бурушке… – поймал настроение Игорек. – Да?

– Глюки у тебя? – съязвила Верушка. – Пошли уже дом искать…

Улица Приокская в Карачарове, наверно, была главной. Во всяком случае – длинной. Мы, кажется, километра два вдоль нее прошли, пока наконец не увидели этот заповедный номер 279. Обычный, ничем не примечательный деревенский дом. На фасаде прибита деревянная художественной резьбы табличка: «Дом Гущиных. На этом месте, по преданию, стояла изба славного богатыря Ильи Муромца».

Какое-то шевеление во дворе Гущиных происходило.

– Хозяева! – крикнула я. – Хо-зя-ева!

На наш голос подошел к забору коренастый мужичок в полосатой майке – по-летнему.

– Милости просим… Заходите… – предложил он.

– Мешать вам будем, – чуть не хором ответила наша компания.

– Не помешаете… – ответил улыбчивый коренастый мужичок. – Потопчите муромскую земельку-то. – И сам распахнул калитку.

Я подумала: рекламный трюк. Зачем ему посторонние в доме? Экскурсия за деньги? Мы гуськом вошли во двор.

– Неужели в этом доме Илья Муромец жил? – спросил Игорек.

– Не в этом, – улыбался мужичок, – столько изб на этом месте сменилось за восемь-то веков…

– А вы кто? – в упор спросила Верушка.

– Мы потомки…

Мужичок разговаривал, не отрываясь от дела: мешал цемент, накладывал раствор в большое ведро и подавал его наверх, где другой клал кирпичную стену пристройки. Валера, поглядев на его ловкие движения, восхищенно прошептал:

– Он эти ведра с цементом, как ковшики, кидает.

Мы стояли молча, оглядывали двор: ничего примечательного.

– Секундочку подождите, в сад вас проведу, – сказал мужичок. Закинув очередное ведро наверх, он вылил на себя из ведра ковш воды, утерся полотенцем. – Пойдемте, гости дорогие.

Вышли на задний двор. За ним и был сад – на крутом склоне холма. Взбираться было нелегко, но, когда мы оказались наверху, панорама открылась удивительная и захватывающая. Мы будто летели на воздушном шаре: вон Ока, видная далеко в обе стороны, ажурный мост из множества ферм, до самого горизонта заокские дали, снующие по реке катера, кораблики и баржи, видная как на ладони длиннющая, Приокская улица, остов Троицкой церкви… А надо всем этим бесконечный серо-голубой шатер неба с причудливыми облаками. На минуты из-за облаков показалось вдруг желающее закатиться солнце и залило теплыми лучами всю окрестность. Мы завороженно молчали.