Бойтесь данайцев, дары приносящих - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 27

Подальше от греха увела Владика гулять.

Ночь стояла над военным авиационным госпиталем. Величаво высились сосны. Скрипел снег. Фонари высоко освещали дорожки (ежедневно расчищавшиеся солдатиками). Молодая женщина взяла мужчину под руку, пошли не спеша. Пар от дыхания клубился и искрился в огне фонарей.

– Как ты здесь оказалась? – участливо осведомился Владислав. – Почему?

– Ах, не спрашивай! – с оттенком кокетства отвечала она.

– А что такое? – всполошился он. – Что-то серьезное?

– Нет-нет, просто обследование.

– Обследование? Зачем?

– Не могу тебе сказать. – Им и вправду настрого велели никому, ни маме-папе, ни мужу (если у кого есть), не говорить, по какому поводу легли в госпиталь.

– Что значит «не можешь»? Что-то серьезное?

– Ах, ну нет же, говорю, ничего у меня серьезного. Но и сказать что, не могу. Военная тайна.

– Какая может быть в госпитале – тайна?

– А ты подумай, – опять с оттенком кокетства проговорила она. В конце концов, решила Иноземцева, коль скоро один ее муж, нерасписанный – генерал, знает в деталях, зачем она здесь, то почему бы о том же не узнать и второму, законному? Ведь он товарищ проверенный, допуск имеет по первой форме секретности. Видя, что супруг, как выражались в те годы, все равно «не рубит», она продолжила свои намеки: – Здесь, в этом госпитале, Юра Самый Первый лежал. И Герман Второй. И прочие аналогичные товарищи.

– Так тебя в космонавтки готовят?! – ахнул благоверный.

– Ну, пока не готовят. Только отбирают. Но нас из двадцати шести осталось всего восемь.

– Да ты с ума сошла! – чуть не заорал Владислав.

– Тише, тише. Всех волков в лесу разбудишь. Не говоря об оперчасти.

Муж понизил голос, но все равно был полон негодования:

– Да как ты можешь?! Это такой риск! Я корабль этот делал, я знаю! У тебя сын маленький!

– Ничего, как-нибудь все со мной обойдется. А сына, если что случится, ты вырастишь. Зато представляешь: я иду, вся такая красивая, по красной дорожке на Внуковском аэродроме, и меня встречает сам Хрущев, и все правительство, и ты, и наш Юрочка, и мамочка моя! Кругом знамена, корреспонденты, телевидение!

– Ты дура, дура, честное слово! – схватился за голову Иноземцев.

– Да ладно, не дрейфь! Меня сто раз еще отсеют, по здоровью или по анкетным каким-нибудь данным.

– Это твой генерал придумал, да?

– Какая тебе разница!

– Значит, он. Что-то он сам не хочет на макушку ракеты влезать, и чтоб ему под задницей триста тонн горючки зажгли! Тебя посылает.

– Брось, Владик! Ты такой правильный и такой скучный. У?уу, хуже Провотворова.

– Ладно, но имей в виду: я против.

– Ну, тебя я спрашивать не буду.

– Я еще пока твой муж.

– А насчет «муж-не муж» – и развестись можно.

Владик глубоко вздохнул, сорвал в отчаянии с головы шапку-пирожок и пару минут шел рядом молча, отстранившись от нее. Разговор повернул совершенно не в ту сторону, куда он планировал. Можно сказать, в противоположную.

– Ладно, отложим эту историю, – вздохнул Владик. – Просто я хочу, чтоб ты знала: я против этих твоих планов. Но я о другом. – он подумал, что его программа-максимум, запланированная на сегодняшний визит: предложить Гале снова сойтись и жить вместе, вряд ли в нынешних условиях выполнима. Но вот программа-минимум, или деловая часть, вполне заслуживает обсуждения. И он продолжил: – Я как раз хочу, чтобы ты со мной НЕ разводилась, по крайней мере, официально. Я думаю и тебе, в свете подготовки к полету в космос, – слегка съязвил он, – подобное пятно в биографии будет ни к чему, но, главное, дело заключается в другом. Ты, наверно, слышала: у нас в Подлипках мощное строительство развернулось. Пятиэтажные дома один за другим лепят. Я нашу семью на очередь поставил. Представляешь, нам, с тобой и с Юрочкой, будет положена двухкомнатная квартира, отдельная, с собственной ванной, газовой колонкой! Санузел, правда, совмещенный – но как-нибудь перетерпим. Говорят, через три-четыре года очередь реально подойти может. А я еще планирую к Королеву на прием по личным вопросам пойти – все ж таки он маму мою помнит. Да и я не напрасно больше года на полигоне просидел – ускорит ведь главный конструктор очередь, как ты думаешь?

– То есть, – спровоцировала она, – пока я и Юрик проживаем с генералом, ты хочешь получить за наш счет жилье и наслаждаться там один, в двухкомнатной квартире?!

– Да нет же! Я такого не говорил!

– Как? Только что, по сути, сказал.

– Нет! Наоборот! Я предлагаю, – он выпалил то, что сперва рассчитывал высказать, потом от своего намерения отказался, а теперь вдруг выговорил, не думая и не беспокоясь о последствиях. – Я предлагаю забыть все плохое, что между нами было. И, слушай, уходи ты от своего Провотворова. Возвращайся ко мне. Зачем он тебе нужен? Он ведь старик! Будем жить снова вместе, с Юрочкой. Ему тоже нужен настоящий отец.

– А у тебя с той женщиной – все кончено? – спросила она почти наугад. До нее не доходило никаких слухов, однако год назад она видела Владика не в меру веселого и даже шального, и тогда твердо решила, что у него – роман.

– Да. Давно. И у меня сейчас никого нет.

– Значит, ты снова делаешь мне предложение? – почти смеясь, промолвила она.

– Можешь считать, что да.

– В прошлый раз был прыжок с парашютом и наследное бриллиантовое кольцо.

– А сейчас – пожалуйста. – Он преклонил перед ней в снегу одно колено и взял за руку в вязаной варежке.

– А кольцо? – совсем уж засмеялась она.

Тогда Владик быстро смастерил из фольги от фантика «Мишки косолапого» колечко, стащил варежку с правой руки Гали и надел его ей на палец.

– Спасибо, я подумаю, – величественно молви-ла она.

Лера

После встречи в «Пльзени» Мария Стоичкова из жизни Кудимовых исчезла. И не видела ее Лера (как и другие герои нашего повествования) больше никогда. Вдобавок никаких не поступало сигналов от главного противника: получены ли ответы? И как их расценили?

«Не дергайся, – сказал ей по этому поводу Пнин. – Они информацию твою съели, теперь проверяют. Решают, насколько тебе можно доверять».

В их следующую встречу – на той же конспиративной квартире – Лера решительно сказала (ей было гадко и стыдно от того, что между ней и Александром Федосеевичем в прошлый раз случилось): «Я не хочу, чтобы то, что между нами произошло, еще раз повторялось. Я замужем, и мне никаких левых приключений не нужно». Полковник на это ничего не отвечал, только пожал плечами. Ей казалось, что все миновало, бессовестный эпизод остался в прошлом и стал забываться, однако в следующую встречу Пнин, безо всяких предисловий, крепко обнял ее и стал раздевать – и она не нашла в себе сил противиться. А когда все кончилось, чувствовала себя одновременно и успокоенной, удовлетворенной, и грязной, подлой. Так повторилось и еще раз, через неделю, а затем Лера поняла, ругая и кляня себя, что ей это нравится, и она ждет этих встреч. Хотя непосредственно после каждой испытывает отвращение и к себе, и к своему новому сожителю – и даже к мужу, хотя Вилен здесь, видит бог, был страдающей стороной и совершенно ни при чем.

Виделись они с Пниным в рабочее время. Своему непосредственному начальнику в КБ Лера говорила просто: мне надо уйти – и убывала. Ведь Александр Федосеевич сказал, имея в виду ее окружение на работе: «Ты с ними построже. Я до них довел, что ты на нас работаешь. Потому тебя стали больше уважать и бояться».

– Зачем?! – возмутилась она. – Зачем ты им сказал? А вдруг среди них враг, и меня расшифруют?

– Я ведь не говорил им, – хмыкнул Пнин, – что ты подсадная утка для ЦРУ. Просто сказал, что ты – наша, и поэтому они должны тебе всяческое содействие оказывать. Подожди, еще по службе начнешь расти, как на дрожжах.

Лера вспомнила, что начальник стал на нее смотреть в последнее время с немым вопросом и некоторой опаской, и подумала: «И черт с ними! Пусть думают, что я стукачка. Для карьеры это даже полезно».