Бойтесь данайцев, дары приносящих - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 47

Добрынин, конечно, не знал, что не далее как сегодня его собеседник вместе с братом-президентом Джоном Кеннеди, а также министром обороны и ситуативной группой анализировали, какие возможности имеются у Советов, чтобы достичь со своими ядерными бомбами и водородными боеголовками американской территории. Они в Белом доме были вооружены всей возможной шпионской информацией – снимками с разведывательных спутников, с самолетов «У?два», данными радиоперехватов и агентурной разведки – в том числе сообщениями нового, чрезвычайно важного агента в Москве под кодовым именем «Сапфир». Данные всех видов разведки совпадали: советские дальние бомбардировщики будут сбиты или уничтожены на аэродромах, немногочисленные ракеты русских наземного базирования будут также разрушены первой волной ракетной атаки американцев. Но для того, чтобы не рисковать людьми, в особенности мирными жителями США, атаковать американцам следует немедленно и по всему фронту, нацеливаясь и на ракеты на Кубе, и по базам и аэродромам в СССР. После этого Советский Союз превратится в дымящийся ад.

– Поэтому я прошу вас, господин посол, – чуть не умоляюще промолвил Роберт, – уговорите премьера Хрущева отступиться. Убедите его. Пусть примет решение о выводе ракет с Кубы. Взамен мы согласны дать обещание никогда не вторгаться на территорию этой страны или пытаться переменить там режим. Я вам обещаю: ни брат, ни последующие американские президенты не станут пытаться воевать против Кастро. И еще один момент – насколько я понимаю, очень важный для господина премьера Хрущева. Мы выведем свои ракеты из Турции. Только просим вас не делать последнее решение предметом широкой гласности – мы имеем обязательства перед союзниками по НАТО, знаете ли. Но я твердо вам обещаю: до конца года ядерных ракет в Турции не станет. Пожалуйста, господин посол, передайте все, что я вам сказал, мистеру Хрущеву незамедлительно.

Москва.

Хрущев Никита Сергеевич

По тому, что рассказал ему из Вашингтона по закрытой линии посол Дубинин, по его встревоженному тону председатель Совета министров СССР понял: американцы не отступятся. Они даже готовы на третью мировую войну, лишь бы ракет на Кубе не стало. Ну, и прекрасно, товарищи и господа, прекрасно! Пойдем им в этом вопросе навстречу. Да, давайте выведем ракеты с Острова свободы – но скажите, разве, поступив так, мы проиграем? Мы заставили дрожать и нервничать саму великую (в кавычках) Америку – это главное. Заставили с нами по-настоящему считаться! А какую военную операцию провели, а? Пятьдесят тысяч человек перебросить на другой конец света и сто двадцать ядерных боеголовок – и так, что до самого последнего момента никто не узнал! И потом – ракеты из Турции «штатники» и впрямь выведут, не обманут! Никто теперь не будет нам грозить с того берега Черного моря! Можем жить, гулять и работать спокойно – на Кубани, Дону, в Крыму и Донбассе! Вдобавок мы военную угрозу отвели от братского, свободолюбивого народа Кубы, от этих замечательных барбудас, бородачей, во главе с Кастро и его верным Че. Разве это не прекрасно, товарищи?! Можно считать, что советский народ под руководством коммунистической партии добился очередной, внушительной, эпохальной победы! Пусть об этом нельзя трубить на всех перекрестках – все-таки имели место сверхсекретная операция, наши увертки в ООН, шантаж, с нашей стороны, второй великой державы, Америки, и прочее – но кубинскую эпопею Советский Союз твердо может записать себе в плюс.

Полигон Тюратам (космодром Байконур).

Галя

Для Гали все лето прошло в тренировках. Их, шесть космонавток, возили в Феодосию. Там прыгали: и днем, и ночью, и на воду, и с задержкой раскрытия. И это был восторг, конечно. Ради этого даже стоило пойти служить в армию. Единственное, она очень скучала по маленькому Юрочке. Так хотелось его – крохотного, теплого – обнять, прижать к себе, и так жалко было, что он от нее настолько далеко. И еще требовалось постоянное внимание, особенно после травмы, – чтоб не брякнуться на асфальт или при прыжках в море не отстегнуть парашют раньше времени. А самым серьезным испытанием для всех девочек стали прыжки на воду в скафандрах, вместе с лодками и НАЗом – носимым аварийным запасом. Пока ни один из четырех слетавших советских космонавтов при приземлении в воду не угодил – это потому, что все полеты проходили в штатном режиме и посадка совершалась плюс-минус в заданном районе. А если спускаемый аппарат вдруг собьется с курса и придется приводняться в океан? Все-таки воды, морей и океанов на планете Земля гораздо больше, чем суши.

Прыжки в скафандрах в море, конечно, оказались жесточайшим испытанием. Требовалось на глаз определить в конце полета, сколько метров осталось до воды. Вовремя отцепить парашют. А потом, бултыхаясь в воде в раздутом скафандре, попытаться влезть в лодку. Мужики-то подобное упражнение с трудом проделывали – а девчонкам совсем туго приходилось. Никитин, руководитель прыжков, и подбадривал, и уговаривал, а порой просто за руку втаскивал в надувное суденышко.

Спина и копчик у Гали, конечно, побаливали, особенно после прыжков, но как-то неостро – а может, она просто притерпелась. А Жанна подвернула ногу, и ее увезли в госпиталь. И жалко было подругу, конечно, но и подленький червячок точил: может, одной конкуренткой на полет стало меньше?

В конце августа, после того как вернулись на Землю Андриян и Паша, космонавток повезли на полигон. Видимо, во время экспедиции «звездных братьев» девушек отправлять туда не захотели – слишком высокое напряжение там царило, не хотело начальство, чтобы и они болтались под ногами. А тут вроде и повод есть, и интересно все поглядеть, но надсада совсем не та: теперь планировались запуски автоматической станции на Венеру. Ну, Венера – интересно, конечно, ново, необычно. Если все получится – обеспечен громовой голос Левитана: «…запущен исследовательский корабль в направлении планеты Венера! Очередное достижение технического гения советского народа, свидетельство преимуществ нашего образа жизни!» Но если даже что с ракетой случится – ничего особо страшного. Полетит в сторону Утренней звезды в другой раз.

Циклопические сооружения Тюратама произвели на Галю, как и на остальных девочек, огромное впечатление. И грела душу мысль, что они, шесть молодых советских девчонок, оказались среди немногих избранных и допущенных. Их водили в МИК, показывали станцию «Венера», и как ее стыкают с ракетой, и как вывозят потом на старт. А в остальном жизнь была прежняя, полувоенная: утром подъем, затем зарядка, построение. И по площадкам они ходили в гимнастерках с погонами младших лейтенантов.

С наблюдательного пункта в паре километров – там построили специальную трибуну – они смотрели, как ракета ушла со старта, – было страшно и радостно. И внутри у каждой теплилось: может, в следующий раз лететь придется мне?

От полноты чувств Галя при всех продекламировала: «На далекой звезде Венере солнце пламенней и золотистей, на Венере, ах, на Венере, у деревьев синие листья!» Стоявшие рядом с ними на трибуне военные (много генералов, в глазах блестит от звезд) и важные гражданские слегка покосились в сторону столь восторженной и поэтической младшей лейтенантши, однако ничего не сказали. А от стоящей рядом Жанны (ее тоже взяли, несмотря на опухшую ногу, на полигон) Иноземцева получила незаметный, но внушительный пинок.

– Ты чего? – спросила Галя шепотом.

Жанна (как и она, учительница по образованию) прошипела в ухо:

– Ты кого цитируешь при всех?! Это ведь Гумилев! Он белогвардеец, его в двадцать первом году расстреляли!

– Правда? – удивилась Иноземцева. – А я не знала. – Хотя все она прекрасно знала – просто захотелось похулиганить.

Ближе к вечеру Провотворов (он, разумеется, тоже отправился с ними, ходил всюду, руководил и опекал) вызвал Галину к себе. Он проживал, за неимением более важных персон, в так называемом «маршальском домике», где ночевали перед стартом все ребята, уходившие в полет. В домике царила блаженнейшая прохлада – недавно там установили кондиционеры, едва ли не первые в здешней пустыне. С тех пор как Галя послала его (если выражаться грубо, но точно) во время приема в Кремле, генерал ни разу с ней даже не заговаривал. Она тоже первой не начинала, держала фасон.