Первые люди на Луне(изд.1939) - Уэллс Герберт Джордж - Страница 35

Не знаю, как долго продолжалось это парение. Дело в том, что внутри шара, еще в большей степени, чем на Луне, земное чувство времени утратило свое значение. Но, прикоснувшись к тюку, я как будто пробудился от мертвого сна. Я немедленно почувствовал, что если хочу бодрствовать и жить, то прежде всего надо зажечь свет или открыть окно, чтобы увидеть хоть что-нибудь. Кроме того я озяб. Я оттолкнулся ногой от тюка, ухватился за проволоки, впаянные в стекло, и вскарабкался к самому краю люка.

Там я мог ориентироваться и определить местонахождение выключателя и кнопок, управлявших движением штор. Снова оттолкнувшись, я еще раз облетел вокруг тюка, дотронулся до чего-то большого и мягкого, также плававшего в пустоте, ухватился рукой за проволоку вблизи самых кнопок и таким образом добрался до них. Прежде всего я зажег лампочку, желая узнать, с чем это я столкнулся, и увидел, что номер «Новостей Ллойда» выскользнул из тюка и свободно парит в воздухе. Это заставило меня вернуться из бесконечности в мир вещей моего собственного масштаба. Я не мог удержаться от смеха, но тотчас же стал задыхаться, и это подало мне мысль выпустить малую толику запасного кислорода из стального цилиндра. После этого я привел в действие калорифер, чтобы согреться, и немного поел. Затем со всяческими предосторожностями я начал орудовать каворитовыми шторами, желая посмотреть, нельзя ли каким-нибудь образом угадать, куда движется шар. Я был вынужден тотчас же опустить первую свернутую мною штору и некоторое время сидел, совсем ослепленный солнцем, внезапно ударившим мне в глаза. Немного подумав, я рассудил, что следует добраться до окон, расположенных под прямым углом к этому первому окну. На этот раз я увидел огромный лунный полумесяц и немного позади его крохотный полумесяц Земли. Я очень удивился, заметив, как далеко я уже улетел от Луны. Я, правда, ожидал, что не только не почувствую в настоящем случае того резкого толчка, который сопротивление земной атмосферы заставило нас испытать при отлете; я рассчитал также, что движение по тангенсу лунного вращения будет в двадцать восемь раз медленнее, чем около Земли. И, однако, я полагал, что увижу себя повисшим над нашим кратером, на самом краю лунной ночи; вместо того подо мною виднелись лишь очертания белого полумесяца, заполонившего все небо. А Кавор…

Кавор уже превратился в бесконечно малую величину!

Я силился представить себе, что случилось с ним. Но в то время я не мог думать ни о чем, кроме его смерти. Мне чудилось, что я вижу, как он лежит, согнувшийся и распластанный у подножия бесконечно высокого каскада голубого света, а на него глазеют эти глупые насекомые.

Прикоснувшись к газетному листу, я на короткое время опять стал практическим человеком. Мне было совершенно ясно, что теперь надо возвращаться на Землю, но — поскольку я мог судить — я удалялся от нее прочь. Какая бы судьба ни постигла Кавора, если даже он жив, — а это казалось мне невероятным, после того как я нашел запятнанную кровью записку, — я был бессилен ему помочь. Живой или мертвый, он находился там, под покровом этой непроглядной ночи, и должен был там оставаться по крайней мере до тех пор, пока я не призову братьев-людей к нему на помощь. Сделаю ли я это? Во всяком случае я тогда имел в виду нечто в этом роде: вернуться на Землю, если возможно, и затем после зрелого обсуждения решить, что лучше: показать шар и объяснить его устройство нескольким лицам, на скромность которых можно положиться, и действовать совместно с ними, или сохранить все в тайне, продать золото, купить оружие, провизию, подыскать себе одного помощника и затем, обеспечив за собой все эти преимущества, воротиться назад, чтобы сойтись еще раз на равных правах с хилыми обитателями Луны, освободить Кавора, если возможно, и, во всяком случае, набрать достаточный запас золота, чтобы подготовить прочную основу для дальнейших предприятий. Но это значило слишком далеко заглядывать в будущее, а теперь следовало прежде всего вернуться обратно.

Я начал раздумывать, каким образом наладить обратный перелет на Землю. Ломая голову над этой задачей, я совсем перестал беспокоиться о том, что мне предстоит делать по возвращении. Теперь все сводилось к тому, чтобы возвратиться.

Наконец я сообразил, что лучше всего будет упасть обратно по направлению к Луне, дабы увеличить скорость, затем прикрыть окна и облететь Луну кругом, а, миновав ее, поднять шторы, обращенные к Земле, и таким образом направиться домой. Но удастся ли мне достичь Земли этим способом, или я буду попросту вращаться вокруг нее по какой-нибудь гиперболической или параболической кривой, — этого я не знал. Повинуясь счастливому наитию, я открыл некоторые окна, обращенные к Луне, которая вновь появилась на небе, загораживая Землю. После этого я направил свой круговой полет с таким расчетом, чтобы стать как раз против Земли. Впоследствии я понял, что без этой уловки я наверное пролетел бы мимо. Мне пришлось немало потрудиться над этими сложными проблемами, — ибо я не математик, — и в конце концов я уверен, что не столько точный расчет, сколько удача помогла мне достигнуть Земли. Если б я знал тогда, как знаю теперь, сколь ничтожны были, по теории вероятностей, шансы успеха, вряд ли я стал бы трудиться над кнопками для последней попытки.

Сообразив, что следует делать, я открыл все обращенные к Луне окна и скорчился. Толчком меня подбросило кверху, и я самым нелепым образом повис, в воздухе. В этом положении я следил, как полумесяц становится все больше и больше, пока не почувствовал, что приблизился к Луне настолько, что это становится уже опасным. Тут надо было закрыть все шторы, пролететь, используя приобретенную скорость, мимо Луны и, если мне не суждено разбиться о ее поверхность, продолжать полет по направлению к Земле.

Так я и сделал.

Наконец я почувствовал, что передвигаюсь с достаточной быстротой, и одним движением руки заставил лунный полумесяц исчезнуть из моих глаз. Как это ни странно, но я помню, что не испытывал тогда ни страха, ни тоски. Я устроился поудобнее и начал в этом комочке материи свое долгое странствование по бесконечному пространству. Калорифер обогрел внутренность шара до вполне сносной температуры. Воздух был освежен кислородом. И если не считать легкого прилива крови к голове, не оставлявшего меня все время моих скитаний за пределами Земли, я чувствовал себя превосходно. Я погасил свет, опасаясь, что мне нехватит электрической энергии в конце полета, и сидел в темноте, озаряемый только проникавшим снизу сиянием Земли и блеском звезд.

Все кругом было так спокойно и безмолвно, что поистине я мог вообразить себя единственным живым существом в целой вселенной. И, однако, странным образом, я не чувствовал ни боязни, ни мучительного сознания одиночества, как будто я лежал, вытянувшись на постели, в своем собственном доме. Это представляется мне теперь тем более непонятным, что в последние часы блуждания по кратеру ощущение полнейшего одиночества было для меня нестерпимой пыткой.

Сколь это ни мало вероятно, но время, проведенное мною в мировом пространстве, совершенно несоизмеримо ни с каким другим периодом моего существования.

Порой мне представлялось, что я пребываю в этом положении целую вечность, как некое божество, восседающее на листе лотоса, а порой я готов был думать, будто путешествие мое с Луны на Землю длится всего одно мгновение. В действительности я прожил таким образом несколько недель нашего земного времени[25]. Но за весь этот промежуток я не знал ни забот, ни печали, ни голода, ни страха. Я плавал внутри шара, размышляя с непонятным спокойствием обо всем, что мы испытали вместе с Кавором, обо всей моей жизни, о побудительных причинах моих поступков и о конечных итогах моего существования. В то время как я парил среди звезд, мне казалось, что я становлюсь все больше и больше. Я потерял всякое ощущение движении, и мысль о ничтожестве Земли, а тем более о бесконечном ничтожестве моей собственной жизни на этой планете, никогда не покидала меня.

25

Под действием одного лишь притяжения земного шара каждое тело с расстояния Луны должно падать к Земле в течение пяти дней. Следовательно, если бы снаряд не маневрировал в мировом пространстве, его падение на Землю длилось бы также всего пять дней; маневры, конечно, должны были увеличить продолжительность перелета. (Прим. ред.)