Изгнание владыки - Адамов Григорий Борисович - Страница 84

Мороз пробирался под давно остывший костюм Димы. Его голые руки окоченели, и он бессознательно спрятал их себе под мышки. Мальчик ничего не слышал, не чувствовал, он только смотрел и смотрел. Он даже не почувствовал, как кто-то надел на его голову шлем и сунул ему перчатки.

Все стояли в молчании, невольно прислушиваясь. Казалось немыслимым, что такое зрелище может протекать беззвучно, без хотя бы отдаленного грохота столкновений, взрыва разрядов.

Но кругом стояла мертвая тишина. Вся ледяная равнина окрасилась каким-то волшебным светом. На снегу отражались радужные лучи, точно по нему были рассыпаны алмазы, рубины, изумруды.

Но вот все поблекло. Сияние исчезло с такой же быстротой, как появилось. Только на севере еще сохранилась тусклая лента, по которой медленно проскакивали волны света. Надо льдом расстилалось темное покрывало ночи, и исчезнувшие было звезды вновь бледно и робко сверкали на небе.

— Ну, вот и все! — послышался голос Ивана Павловича. — Представление окончилось. Спать пора.

Комаров, до сих пор не проронивший ни слова, потрепал заиндевевшее плечо Димы и молча повлек его к вездеходу.

— Что же это, Дима? — воскликнул он вдруг. — Да ведь в твоем костюме тока нет! Что же ты стоишь? Замерзнуть можно!

И, подхватив мальчика под мышки, он с размаху поставил его на ступеньки и втолкнул в кабину.

Глава сорок четвертая

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ НА ЛЬДИНЕ

Ночью ветер усилился, и к утру шторм разыгрался не на шутку. Иван Павлович несколько раз просыпался, подходил к окну и тревожно прислушивался к свисту и вою бури, к грохоту моря, скрытого за торосами, к глухим ударам, доносившимся из-подо льда. Каждый раз вместе с ним поднимался со своего места Плутон. Опираясь передними лапами на диван, он стоял рядом с Иваном Павловичем и то всматривался в темную ночь за окном, то вопросительно поглядывал на моряка. Иван Павлович гладил Плутона по могучей шее и тихо спрашивал:

— Что, брат, и тебе не спится? Ничего, авось обойдется.

Плутон тихонько шевелил хвостом и спускался на пол, словно успокоенный.

Утро возникло серое, безрадостное. Едва позавтракав, Иван Павлович принялся осматривать скафандры. Он тщательно проверял аккумуляторы, запасы пищи, патроны с жидким кислородом и поглотители углекислоты.

— Что это вы заинтересовались скафандрами, Иван Павлович? — спросил майор: скафандры, по уговору, были на его ответственности, и он следил за их состоянием. — Вас беспокоит шторм?

— Надо быть наготове, Дмитрий Александрович, — ответил Иван Павлович. — Такие штормы редко проходят благополучно для больших ледяных полей…

Он раскрыл шкаф с продовольствием и вместе с Комаровым вытащил из него большой ящик в чехле из плотной ткани. На верхней стороне ящика виднелась белая головка, навинченная на маленькую трубку. Иван Павлович отвинтил головку и, укрепив на конце трубки небольшой воздушный насос, начал нагнетать воздух под ткань. Ткань быстро вздувалась, и вскоре ящик оказался в круглом воздушном шаре, похожем на большой мяч.

— Ну, теперь мы, насколько возможно, готовы, — сказал Иван Павлович, снимая насос с трубки и сейчас же завинчивая головку. — Значит, уговорились, Дмитрий Александрович? По первому моему сигналу тревоги…

— Хорошо, хорошо, Иван Павлович, будьте спокойны. Мы с Димой твердо знаем свои обязанности на случай аврала.

— Надо бы Диму разбудить, да жаль. Очень уж крепко спит.

— Вы хотите увести машину отсюда?

— Да, это необходимо. Нельзя оставлять ее слишком близко к морю. Кроме того, при такой погоде хотелось бы быть поближе к нашему складу…

— Ну, тогда делать нечего. Садитесь в кресло, а я разбужу Диму.

Через несколько минут вездеход тронулся в путь, а Дима был одет и сел завтракать.

Машина, покачиваясь, медленно и осторожно пробиралась по неровному полю на северо-восток. Ветер иногда словно подгонял ее, потом вдруг нападал сбоку, грозя свалить со склона, ревел и свистел, поднимая с торосистых вершин облака снежной пыли.

Вскоре вездеход вышел на ровное поле. Стали попадаться трещины во льду, то едва заметные, вьющиеся черными змейками, то пошире, с открывавшейся внизу водой. Машина легко переходила через них, все более ускоряя ход.

Одна из трещин неожиданно, на глазах у Ивана Павловича, начала быстро расширяться, и когда машина на полном ходу приблизилась к ней, трещина достигла уже более двух метров в ширину.

Не замедляя хода, Иван Павлович нажал кнопку на доске управления.

Стоявший на своем посту, у двери возле скафандров, Комаров увидел через заднее окно кабины, что две широкие толстые лыжи, обычно поднятые кверху по обеим сторонам двери, вдруг с громким пощелкиванием опустились верхними концами вниз и легли на лед, далеко простираясь позади вездехода.

Передняя часть машины уже нависла над водой, но кормовая, более тяжелая часть, перевешивая, не давала передней упасть носом в воду.

Трещина продолжала расширяться, и ее противоположный край довольно быстро отходил, однако вездеход двигался быстрей. Выровняв горизонтально носовую часть цепей, машина настигла наконец край льда и вцепилась в него, работая острыми ребрами пластин.

Вдруг корма вездехода сорвалась с края льда и скользнула вниз, к воде. В следующее мгновение она грузно колыхнулась и повисла над пустотой, задержавшись на мощных упругих лыжах. Они были так надежно закреплены на задней оси, что, лишь слегка пружиня и сгибаясь, отлично выдержали тяжесть машины.

Носовые части гусениц, все дальше выходя на лед, вскоре быстро вынесли на него вездеход по ту сторону трещины, хотя концы лыж еще тащились далеко позади, а ширина трещины за время перехода значительно увеличилась.

Выйдя на лед и подняв лыжи на место, вездеход устремился в прежнем направлении по ровному полю.

Вскоре пошел густой снег. Ветер с ревом кружил его, бросал в окна; все впереди затянулось белой мятущейся мглой, дорога стала едва различимой.

Началась пурга.

Иван Павлович убавил ход машины. Вездеход, словно ощупью, осторожно продвигался вперед. Трещины встречались все чаще. Некоторые, уже широко разошедшиеся, вдруг начинали быстро смыкаться, и Иван Павлович, немного подождав, переводил через них машину, не прибегая к помощи лыж.

Моряк становился все озабоченнее.

Остановив вездеход перед одной из таких смыкающихся трещин, Иван Павлович минуту словно прислушивался к чему-то сквозь свист и вой пурги, потом повернулся и движением головы подозвал к себе майора. Тот быстро подошел, обеспокоенный тревожным выражением лица Ивана Павловича.

— Прислушайтесь внимательно, Дмитрий Александрович! — почти прокричал Иван Павлович сквозь рев ветра. — Вы ничего не чувствуете под ногами?

— Под ногами? — переспросил Комаров и, сосредоточенно помолчав, воскликнул: — Машина качается!

Иван Павлович кивнул головой.

— Дела неважные, — сказал он. — Морская зыбь уже докатилась сюда. Шторм быстро разбивает ледяное поле на части. Не знаю, доберемся ли мы до нашей базы… А если и доберемся — благополучно ли там…

Трещина тем временем почти сомкнулась, и Иван Павлович поспешил перевести через нее машину. Но едва вездеход очутился по ту сторону трещины, как лед под ним круто накренился, и машина медленно поползла назад, к трещине.

Комаров схватился за кресло.

— Ой, что это? — громко вскрикнул Дима, цепляясь за диван, на котором занимался упаковкой боевых припасов и подвязыванием их к ружьям и пистолетам.

— Видите? — сказал Иван Павлович, давая полный ход вперед и сбрасывая задние лыжи на лед. — Уже мелкие льдины встречаются. Впереди, вероятно, открылось широкое разводье.

Льдина выровнялась под быстро удаляющимся от трещины вездеходом. Теперь уже явственно чувствовалось ее равномерное покачивание под машиной. Но еще через минуту, когда вездеход, очевидно, перешел середину льдины, она опять стала крениться под ним, и Иван Павлович вынужден был вновь уменьшить обороты моторов. Вездеход медленно подползал к невидимому за снежным ураганом краю льдины.