Верность и терпение - Балязин Вольдемар Николаевич - Страница 78

За три первых месяца члены комиссии просмотрели пять тысяч дел, имеющих отношение к составляемым ими проектам.

Можно представить, сколько материалов прошло через их руки за два года, пока создавались оба документа!

Наконец 27 января 1812 года Барклай был приглашен к Александру для того, чтобы внести последние исправления и уточнения перед подписанием и того и другого документа.

Сим завершался исключительно важный этап в деятельности нового министра военно-сухопутных сил.

Глава седьмая

Интрига

27 января 1812 года государь, как и обычно, начал работать в семь часов утра.

Огромное число бесконечных дел, окончательное решение которых Александр не мог доверить никому и потому должен был исполнять сам, не позволяло ему сибаритствовать, к чему имел он природную склонность. Накануне он целый день читал «Учреждение» и «Уложение» военного министерства и Большой действующей армии и все-таки одолел от начала до конца — как ни велики были оба этих документа.

В таком отношении к делу проявлялась та черта его характера, в которой чаще всего ему отказывали, — несгибаемая сила воли.

В числе людей, разгадавших в Александре это качество, был Арман Коленкур — посол Наполеона в России.

В частном письме к Наполеону он писал: «Александра принимают не за того, кто он есть. Его считают слабым — и ошибаются. Несомненно, он может претерпеть досаду и скрыть свое недовольство. Но эта легкость характера имеет свои пределы — он не выйдет за очерченный для себя круг, а этот круг сделан из железа и не гнется, ибо на природную доброжелательность, прямоту и честность, а также на возвышенные по сути своей чувства и принципы накладывается у него приобретенное умение полностью скрывать свои мысли, что говорит о непобедимом упрямстве».

Работая по двенадцать часов в сутки, Александр ежедневно в полной мере проявлял это «непобедимое упрямство», возглавляя гигантское по размаху и разнообразию дело подготовки к войне с Наполеоном. Если Барклай и Аракчеев готовили к войне армию, Чичагов — флот, Румянцев — дипломатов, Козодавлев — чиновников и сотрудников Министерства внутренних дел, Балашов — полицию, Гурьев — финансы, то Александр координировал деятельность всех этих и десятков других сановников меньшего ранга — генерал-губернаторов и губернаторов, командующих армиями, корпусами, дивизиями и полками, командиров которых он знал всех поименно. И это относилось не только к армии, хотя, конечно, армия была его страстью, но и всех других знал он: крупных чиновников, общественных деятелей и коммерсантов, будь то попечители учебных округов, председатели губернских палат, предводители дворянства или миллионщики-откупщики и меценаты.

Теперь предстояло утвердить «Учреждение» и «Уложение» и придать этим документам силу закона. Структура военного министерства в конце концов приняла такой вид: семь департаментов: артиллерийский, инженерный, инспекторский, аудиторский, то есть судебный, комиссариатский, провиантский, то есть интендантство, и медицинский.

Кроме департаментов были образованы и «особенные установления» — Военный ученый комитет, Военное топографическое депо, типография и Особенная канцелярия — секретная служба при министре, ведавшая разведкой и контрразведкой.

«Уложением для управления Большой действующей армией» была создана четкая структура взаимодействия главнокомандующего с командующими армиями, с корпусными и дивизионными начальниками и их штабами — и по горизонтали, и по вертикали.

Прежде чем Барклай появился во дворце, Александр еще раз перечитал раздел «Уложения», посвященный правам и обязанностям главнокомандующего. На эту должность, когда Большая армия становилась еще и Действующей, скорее всего, мог быть определен военный министр, и царь знал, насколько ревностно относился Барклай именно к этому разделу, ибо считал, что главнокомандующий должен быть наделен почти неограниченными полномочиями и на самом деле являться Главным командующим. «Уложение для управления Большой действующей армией» было написано с использованием множества декретов и деклараций Конвента Французской Республики, приказов ее полководцев, уставов и наставлений, действовавших в ее победоносной армии.

Одним из главенствующих принципов руководства французской армии было единоначалие. Наполеон был главнокомандующим, а те его родственники, которые оказывались командирами корпусов, — брат его король Вестфалии Жером, пасынок Евгений Богарнэ, зять — король Неаполитанский маршал Мюрат, — беспрекословно подчинялись тем военачальникам, которые были старше их по должностям.

Составляя «Уложение для управления Большой действующей армией», Барклай сумел убедить Александра, что и русский главнокомандующий по отношению ко всем своим генералам должен обладать столь же бесспорными полномочиями, как и его противник, хотя, разумеется, последнее слово оставалось за Александром, ибо он был вождем России и бессменным Верховным главнокомандующим в силу своих императорских прерогатив и по самому смыслу и существу самодержавного принципа.

Но все члены императорской фамилии — великий князь Константин, принцы Евгений Вюртембергский и Карл Мекленбургский, герцог Георг Ольденбургский — должны были безоговорочно подчиняться главнокомандующему.

Первая глава «Учреждения» называлась «О главнокомандующем», и уже ее первый параграф гласил: «Главнокомандующий Большою действующею армиею представляет лицо императора и облекается властью Его Величества».

Параграф четвертый определял, что «приказания главнокомандующего, как в армии, так и всеми гражданскими чиновниками пограничных областей и губерний, исполняются, яко Высочайшие именные повеления».

Главнокомандующий имел право «без всякого различия званий и чина отрешать от должности, высылать из армии, предавать суду и утверждать окончательно смертные приговоры вплоть до полковников».

По параграфу четырнадцатому «и самые члены императорской фамилии, прибыв в армию, вступают в непосредственное и полное начальство главнокомандующего».

И наконец, параграф восемнадцатый гласил, что только тогда, когда император находится при армии, верховная власть переходит к нему, да и то лишь после того, как об этом будет дан особый приказ, которым главнокомандующий будет лишен верховной власти на время нахождения царя при армии.

Еще раз внимательно перечитав все это и в который уж раз обдумав, Александр подписал оба документа, решив, что не станет ставить подпись в присутствии Барклая, а вручит ему «Учреждение» и «Уложение» уже как акты монаршей воли, принятые его собственным соизволением.

И когда дежурный генерал-адъютант доложил, что военный министр прибыл, Александр велел попросить Барклая пройти.

Как только тот появился на пороге кабинета, Александр вышел из-за стола и неспешно пошел навстречу, ласково улыбаясь. Очень осторожно и мягко пожав ему руку и даже этим рукопожатием выказывая, что он помнит о его ранении, Александр сказал:

— Вот, Михаил Богданович, то, чего все мы с таким нетерпением ждали два года. — И, указав на две папки, в которых лежали подписанные им документы, добавил: — Теперь станем следовать тому, что сами мы посчитали истинным и справедливым, и, если Бог будет на нашей стороне, вернемся со щитом.

Пригласив затем Барклая сесть, царь одну за другой раскрыл папки на последних страницах, где стояло его размашистое «Быть по сему. Александр», и подвинул их своему военному министру.

Тот неловко, раненой правой рукой, подтянул их к себе и спросил:

— Позвольте, ваше величество, передать их адъютанту моему, полковнику Воейкову. Он ждет в приемной, имея при себе документы, которые я, с вашего позволения, предоставлю вам. — И, встретив вопросительный взгляд Александра, пояснил: — Это следующий этап подготовки к войне, ваше величество. «Учреждение» и «Уложение» говорят, что надлежит предпринять нам, чтобы встретить неприятеля во всеоружии, а доставленные мною документы — планы будущей войны, поступившие в квартирмейстерскую часть свиты вашего величества и доставленные мне князем Петром Михайловичем, проекты, поступившие в мою канцелярию, а также предложения наших заграничных благожелателей, переправленные нашими военными агентами.