Вкус власти (СИ) - Волков Олег Александрович "volkov-o-a" - Страница 38

- Да знаю я эту сучью породу! – истерично воскликнул Нервный. – Из них каждое слово раскалёнными клещами тащить надо! Этот молодой, крепкий, не сдохнет.

Нервный вскочил на ноги. Хлебные крошки горстями посыпались с заляпанного кровью передника. Отлетевшая табуретка гулко грохнулась на пол.

Как!!! Опять?!! Ковка нервно дёрнулся всем телом. К горлу подступил комок горечи. Захотелось сжаться в комок, свернуться калачиком, но проклятый камень только равнодушно качнулся под ногами.

Первый удар мохнатой плёткой опять пришёлся по лицу. Адская боль громом и молнией разнесла в клочья останки силы воли. Ковка, судорожно дёргаясь всем телом, истошно завопил:

- Не-е-е!!! Не на-а-адо!!! Я! Я! Я всё скажу!!!

Но Нервный как будто ничего не слышит. Мохнатая плётка с визгом падает и падает на истерзанное болью тело.

- Гет! Прекрати! – вмешался Плотный.

- Что прекрати? – Нервный как будто только что очухался.

- Бить прекрати. Не видишь – дозрел клиент.

- Не-е-е! – упрямо возразил Нервный. – Опять упрётся.

- Нет!!! Нет!!! Не упрусь!!! – закричал Ковка. – Всё скажу! Всё!!!

- Ну вот видишь – не упрётся, - обрадовался Плотный. – Да отойди ты от него!

С видом обиженного ребёнка, у которого большой бука отобрал любимую игрушку, Нервный нехотя отошёл, но ужасную плётку так и не выпустил из рук.

Плотный, не вставая из-за стола, вытащил серый листок бумаги, чернила и палочку для письма.

- Имя? – спросил Плотный.

- Ковка.

- Прозвище есть?

- Нет.

- Род, племя?

- Белый Медведь, Серый Волк, - торопливо выпалил Ковка.

- Сколько человек успело перебраться через стену?

- Я один, - совершенно искренне ответил Ковка.

- Цель проникновения в крепость?

- Открыть ворота.

- Ага!!! Врёшь, зараза! – Нервный азартно взмахнул плёткой. – Чтоб этот щенок смог открыть ворота – в жизнь не поверю!

- Это правда!!! – истерично воскликнул Ковка. – Нас десять было! Мы, думали, нападём, внезапно! Получится!

- Поготь! – Плотный сурово глянул на Нервного. – Пусть говорит. Пока говорит.

- У-у-у, - Нервный недовольно насупился. – Ну если ещё брехать вздумает!

В голове даже мыслей о лжи не осталось. Сломленный и униженный, как на суду перед ликом Великого Создателя, Ковка честно и торопливо отвечает на многочисленные вопросы Плотного. Нервный с недовольной миной на лице маячит перед глазами. Влажная от крови и пота плётка по-прежнему болтается в его руках.

Допрос продолжался больше часа. Плотный исписал кучу листков. Мучителей интересовало буквально всё: имена остальных участников глупой попытки проникнуть в Тивницу, имя Верховного Вождя племени, настроение охотников, что едят, что думают, как звали напарника… И ещё, ещё, ещё до бесконечности. Ковка потерял чувство реальности. Кажется, будто прошла целая вечность с того ужасного момента, как его вздёрнули в этой комнате и повесили на ноги тяжеленный камень. Потерять бы сознание, уйти в спасительное небытие, но хлёсткие удары плёткой вновь и вновь возвращают его в кошмарную реальность. Наконец Плотный бросил на стол палочку для письма и произнёс:

- Хватит на сегодня. Витус будет доволен. Пакуем клиента.

Ковка тихо застонал, когда мучители наконец-то отцепили от ног тяжёлый камень, а его самого сняли с крючка. Ступни и кисти онемели и потеряли чувствительность. Стягивающие путы аккуратно развязали. После перенесённого допроса не то что сопротивляться, пошевелиться невозможно.

Без лишних церемоний, даже не став его одевать, мучители поволокли Ковку куда-то вниз. До сознания едва доходят тусклые образы: какая-то лестница, стены, свет факелов. Затылок пересчитал все без исключения ступени. И последняя остановка перед квадратным люком в полу.

- Эй!!! – Нервный открыл тяжёлый люк. – Охотничики!!! К вам пополнение!

Измученного Ковку наскоро обмотали склизкой верёвкой и, словно тюк с грязным бельём, спихнули в раскрытый люк. Свет померк. Вонючая верёвка немилосердно впилась в истерзанное тело. Ковка тихо застонал и вяло зашевелился.

Заботливые руки подхватили Ковку, распутали гадкую верёвку и аккуратно уложили на мягкое. Сверху посыпалась сброшенная одежда. Ничего не понимая, Ковка еле слышно просипел?

- Где я?

- Они называют это место тюрьмой, - ответил заботливый голос.

- И держать нас здесь, как бешеных крыс, – зло добавил другой.

Перед глазами поплыли розовые круги. Неудачная попытка проникнуть во внутрь крепости, шальное бегство в темноту и кошмарный вопрос вымотали до предела, высушили, словно глубокий колодец до самого дна. Освобождённые от пут руки и ноги, гудят. Ковка слабо пошевелил пальцами.

Кошмар допроса потихоньку отступил, началась нервная разрядка. Ковка вновь затрясся, но уже не только от боли. Вдруг снизошло осознание ужаса произошедшего. Он – проиграл. Попытка перебраться через стену и открыть ворота на самом деле такая, такая глупая, была.

- Ничего, парень, всё пройдёт, - прозвучал всё тот же заботливый голос. – Потерпи немного.

Мокрое и прохладное прошлось по лицу, на миг утихомирив пульсирующую боль. Под гудящий затылок положили свёрнутую валиком куртку.

- Одевать тебя пока не будем. Отойти тебе нужно, а то хуже будет.

- Постой! – чья-то рука вцепилась в плечо, Ковка сдавленно охнул. - Расскажи! Что там? Снаружи? Когда нас освободят?

- Оставь его. Доконаешь. Оклемается малость, сам расскажет.

Ковка расслабленно склонил голову набок. Ужасные плётки и тяжеленный камень остались далеко позади. Пусть тело по-прежнему горит, словно объятое пламенем, но мучения уже закончились. Но кое-что не даёт погрузиться в небытие. Ядовитая мысль буравит голову, мерзкой змеёй терзает душу. Сознание на миг прояснилось, Ковка открыл глаза. Из темноты выступили склонённые над ним лица. С трудом разлепив разбитые губы, Ковка просипел:

- Простите меня. Люди. Я. Я не смог. Я. Я не удержался. Я. Я им всё рассказал. Они. Они.

Горькие слёзы заструились из глаз. Стыд, невероятный стыд за собственную слабость, трусость и малодушие сковали грудь. Невозможно дышать.

У первобытного человека, мужчины, воина, материального почти ничего нет. Ни один охотник не владеет доходной недвижимостью, фабрикой мыла или хотя бы скромными пятью сотками земли в сотне километров от города. У него нет счёта в банке, он не получает проценты от акций, у него даже нет ежемесячного жалованья забитого и пропахшего нафталином чиновника из полутёмной конторки. Первобытные люди живут на самом необходимом минимуме.

Если охотник сломает или потеряет копьё, то в тот же день сделает новое. Протёрлась подошва мокасин? Значит шкура следующего добытого кабана уйдёт на обувку. Запасные копья или связки резервных мокасин не висят связками в сухой кладовочке или чуланчике. Да и нет у первобытных охотников никаких чуланчиков и кладовочек.

Единственный капитал первобытного мужчины, охотники, воина – чувство собственного достоинства. Ни за какие деньги невозможно купить репутацию, благоприятное мнение сородичей и восторженные взгляды женщин. Только действительно честный и благородный мужчина не бросит семью без пропитания, обязательно поможет товарищу на охоте, никогда не обманет и всегда, во что бы то ни стало, выполнит данное обещание.

Двухчасовой допрос, истязания опытных в своём деле палачей, разорили, обанкротили Ковку до основания. Только в тюрьме, в темноте и ужасной вони, до сознания дошёл ужас собственного падения. Как он теперь сможет смотреть в глаза соплеменников? Что они подумают? Что решат? Что скажут? Кровоточащие раны жгут истерзанное тело снаружи, а горький стыд жжёт изнутри.

- Успокойся, парень.

Теплая, немного шершавя ладонь накрыла губы.

- Все мы тут… раскололись как орехи. Умеют, гады, языки развязывать.

- Ты ещё вовремя сломался, – встрял другой голос. – Тебя, вон, плётками исхлестали. Больно, но жить будешь. А утус Ленус дольше всех продержался. День целый. Так они, изверги, душу из него вынули, зубы выбили, ногти на руках и ногах отодрали, кости поломали. И всё равно заставили говорить. Теперь лежит, бедняга. Того и гляди к звёздам уйдёт.