Битва в космосе - Тертлдав Гарри Норман - Страница 31

Вздохнув еще пару раз, Толмасов переключился с канала спецсвязи на частоту, которую советский и американский экипажи использовали для переговоров друг с другом. Он ощутил легкое возбуждение, предвкушая радиодуэль с Эллиотом Брэггом.

Реатур шагал в погреба по пологому спиральному спуску. Фонари, которые он нес в двух руках, давали куда больше света, чем установленные в нишах ледяные шары, наполненные сверкунами. Хозяин владения похвалил себя за то, что догадался взять с собой чудесные приспособления человеков, испускающие яркие лучи. Он вспомнил, как спускался в подземелье раньше — то и дело спотыкаясь и порой достигая дна гораздо раньше, чем ему того хотелось бы. Иначе говоря, попросту кубарем скатываясь вниз.

Вот и сейчас ледяные шары еле-еле мерцали во мраке — надо наказать молодым самцам, отвечающим за освещение погребов, чтобы они чаще подкармливали сверкунов. «Ничего не делается должным образом, пока сам не проследишь», — с раздражением подумал Реатур.

В погребах, конечно, было темновато, но, по крайней мере, здесь всегда стояла приятная прохлада и лед никогда не таял. Если бы не темень, Реатур с удовольствием жил бы под землей. Ох, как же он ненавидел лето!

— Никогда не мешает немного на что-нибудь пожаловаться, — громко сказал он вслух. — Особенно на то, с чем ничего нельзя поделать.

Реатур на мгновение замер, вслушиваясь в собственный голос, гулким эхом отдающийся в темных коридорах.

Он направлялся в погреба, чтобы проверить запасы каменных инструментов. Поскольку с каждым днем снаружи все больше теплело — проклятое лето! — ледяные инструменты для обработки полей становились хрупкими и начинали таять. Та же история с клинками мечей и наконечниками копий. Именно поэтому в разгар лета местные войны, как правило, не велись. Обычно считалось расточительностью использовать каменное или деревянное оружие: уж очень трудно было его изготавливать.

Обычно. Реатуру не давали покоя угрозы Фралька. Скармеры настолько подлы и коварны, что от них можно ожидать чего угодно. Но что бы ни задумывали западники и что бы они ни собирались предпринять, доблестные воины омало дадут им достойный отпор, если война все же разразится. А пока жизнь идет своим чередом, и нужно заниматься повседневными делами. Посевам все равно — придут скармеры или не придут, посевы требуют ухода.

Реатур остановился на пороге большой кладовой, в которой хранились каменные инструменты, перенесенные сюда после того, как прошлой осенью вернулась хорошая холодная погода. Хозяин владения направил луч одного из фонарей внутрь — и тишину подземелья разорвал крик ярости. Случайно направив на себя луч второго фонаря, Реатур увидел, что тело его стало желтым как солнце, и неудивительно! Он имел полное право на гнев. Инструменты, которым следовало лежать ровными аккуратными рядами, были свалены в беспорядочную кучу.

Хозяин владения вихрем вылетел из подземелья, в считанные мгновения преодолев изнурительный подъем. Самцы, попадавшиеся на пути пожелтевшему от гнева предводителю, поспешно уступали ему дорогу. А Реатур несся вперед, пока не наткнулся на Терната. Не говоря ни слова, хозяин владения поволок своего старшего вслед за собой в подвал.

— Ведь это ты должен был присматривать здесь за порядком! — заорал он на сына. — Смотри, что здесь творится — будто стадо масси пробежало! Проклятье, Ламра — и та лучше справилась бы… в восемнадцать раз лучше, слышишь? Как ты собираешься управлять владением в будущем, если не способен выполнить простейшее поручение? — Реатур направил на Терната второй фонарь, чтобы увидеть, как реагирует старший из старших на праведный гнев отца.

Глазные стебли Терната опали от стыда, но тело его пожелтело так же, как у Реатура.

— Я оторву этому паршивцу, сыну носвера, Гурцу, руку… или две. Он сказал мне, что позаботится об инструментах, и сказал таким тоном, будто знал, как это надо делать. Ну а я, увидев, что ни одного каменного инструмента наверху не осталось, решил, что он сделал все должным образом.

В то время как Тернат разъярялся все больше, гнев Реатура пошел на убыль. Хозяин владения с шипением выпустил воздух из дыхательных пор.

— Стало быть, во всем виноват Гурц?

— Гурц, отец клана! Клянусь первым почкованием Омало, я вырву ему…

— Да, сделай это, но ведь он тоже преподал тебе урок, не так ли, старший? — Реатур умолк, наблюдая, как Тернатовы глазные стебли то удлиняются, то сокращаются от удивления и замешательства. — Да, да, сын мой, ты получил прекрасный урок — если даешь самцу важное поручение, всегда проверяй, дабы удостовериться, что он его выполнил.

Тернат задумался. Мало-помалу его тело приобрело обычный цвет.

— Ты, как всегда, прав, отец клана. Я хорошо запомню урок. А сейчас, — добавил он угрюмо, — пойду и разберусь с Гурцем.

— Только не переусердствуй, сын мой, — предостерег Реатур, — каждый работник у нас на счету. Накажи Гурца, но так, чтобы он не потерял способности трудиться. Ты меня понял, старший?

— Понял, отец клана.

Они покинули подвал; Тернат поспешил на поиски злосчастного Гурца, а Реатур решил навестить маленького самца, отпочковавшегося от Байал.

— Растет здоровяком, отец клана, — ответил на вопрос Реатура о самочувствии детеныша воспитатель отпочковавшихся, самец по имени Ситтен. — Он здесь самый маленький, но уже пытается отобрать пищу у самцов, которые старше его на четверть сезона.

— Приведи его, — велел Реатур.

— Слушаюсь, отец клана.

Через несколько мгновений Ситтен вернулся с трепыхающимся, синим от страха детенышем на руках. Малыш попытался укусить воспитателя, потом испражнился на две руки, которыми тот его держал.

— Озорной юноша, — насмешливо качнул глазными стеблями Ситтен.

— Да уж, — сказал Реатур, восхищенный терпением воспитателя.

Когда хозяин владения подошел поближе, чтобы тщательно осмотреть сына, тот не замедлил выбросить вперед крошечную ручонку с тремя острыми коготками. Реатур едва успел отвести в сторону глазной стебель.

— Да, с реакцией у него порядок. Так, говоришь, ест он хорошо?

— Да, отец клана, и застенчивым его не назовешь, ты уже успел в этом убедиться. Обычно я приглядываю за малышами, чтобы их не обижали, не отнимали у них пищу, а этот сам способен за себя постоять. Он резв, силен…

— Хорошо. Мы заставим его уничтожать паразитов в помещениях замка, — сказал Реатур. Глазные стебли Ситтена дрогнули, но тут же замерли, словно воспитатель был не совсем уверен, шутит хозяин владения или говорит серьезно. — Не обращай внимания, — успокоил его Реатур. — Я пошутил. Знаешь, созерцание вновь отпочковавшихся просто напоминает мне, что жизнь продолжается, вот и все. В последнее время столько забот — и человеки, и скармеры, — поневоле забываешь о нормальных, обыденных вещах.

— Понимаю, отец клана. Тебе приходится туго, — сочувственно сказал Ситтен.

— Да, иной раз хочется… — Реатур вдруг осекся, смущенный тем, что так разоткровенничался со своим подданным. Не пристало хозяину владения жаловаться кому-либо на судьбу; только самому себе можно, иногда, когда никто не слышит. Другим — нет. Даже Тернату, не говоря уже о скромном воспитателе отпочковавшихся, одной из основных обязанностей которого является обучение детенышей тому, как самостоятельно выпутываться из трудных ситуаций.

В конце концов малыш вырвался из рук Ситтена и принялся носиться по комнате, подобно обезумевшему бегунку, пока воспитатель и Реатур не поймали его снова, причем постреленок царапнул-таки папашу дважды и один раз укусил.

— С твоего позволения, отец клана, я отнесу его обратно, — сказал Ситтен, крепко сжимая извивающегося и визжащего воспитанника двумя руками.

— Ступай, — Реатур потирал руку, которую больно укусил острыми зубками детеныш. — Тебе следовало бы научить маленького болвана тому, что собственного отца должно уважать, — проворчал он. — Или, по крайней мере, тому, что ты и я — существа такого же вида, что и он, а не парочка клеморов, которых чем быстрее изловишь и съешь, тем лучше.