Император для легиона - Тертлдав Гарри Норман - Страница 81

Она выплеснула остатки вина в лицо кельту и швырнула хрустальный бокал об пол. Затем повернулась на каблуках и выбежала из зала. Каждый ее шаг был отчетливо слышен в наступившей тишине.

— Что это тут происходит? — спросил Император, поглядев ей вслед. Он разговаривал с Драксом и Зигабеносом и, как и Скаурус, пропустил начало ссоры. Красное вино капало с усов Виридовикса, но смущенным он себя явно не чувствовал.

— Эту леди оскорбил совершенно невинный анекдот, один из тех, над которыми мы все так весело смеялись, — ответил он, не моргнув глазом.

Слуга принес ему влажное полотенце, и он вытер лицо.

— Увы, теперь я сам буду напоминать героев моих же историй.

Туризин фыркнул, удовлетворившись объяснением Виридовикса. Он знал о вспыльчивом характере Комитты, готовой затеять скандал по любому поводу.

— Будем надеяться, это придется тебе больше по вкусу. — Он подозвал слугу и передал через него Виридовиксу свой собственный бокал с вином, наказав оставить себе бокал на память. Гости, ставшие свидетелями оказанной кельту чести, зашептались.

Гай Филипп уловил взгляд Марка через весь зал и пожал плечами. На миг трибун даже протрезвел от страха за кельта. Он подумал о том, что много выпил сегодня; слишком много, судя по тому, что в голове у него начали стучать молотки.

Хелвис все еще беседовала с двумя намдаленскими офицерами. Палата вдруг стала чересчур шумной, душной и переполненной людьми, и Марк направился к дверям. Может быть, свежий воздух приведет его в чувство… Церемониймейстер поклонился ему, когда он выходил наружу. Трибун кивнул в ответ и тут же пожалел об этом — каждое движение болью отзывалось в голове.

Он с наслаждением вдохнул свежий воздух, который показался ему слаще самого сладкого вина, и начал спускаться по лестнице, тщательно контролируя каждый свой шаг, как это обычно делают пьяные. Музыка и гул голосов остались позади, но Марк не жалел об этом. Он вздохнул, представив себе завтрашнее похмелье, и посмотрел на звезды, надеясь, что их вечное спокойствие принесет ему хоть каплю облегчения. Ночь была прозрачной и тихой, но дымки, поднимаясь из бесчисленных печных и каминных труб, местами заволакивали звезды. Скаурус брел вперед без определенной цели, подбитые гвоздями сапоги то цокали по камням, то затихали, когда он ступал на траву.

Неожиданно трибун уловил чье-то приглушенное дыхание и, хватаясь за рукоять меча, спросил:

— Кто тут?

Видение наемных убийц мелькнуло перед его мысленным взором. Возможно, это десант с кораблей Бурафоса крадется к Палате Девятнадцати Диванов…

— Я — не банда наемных убийц, — отозвалась из темноты Алипия Гавра, и Скаурус, уловив ехидную нотку в ее голосе, отдернул руку от ножен так быстро, словно они были раскалены добела.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — начал он запинаясь. — Вы появились так неожиданно… Я вышел на минутку подышать свежим воздухом.

— Я тоже неожиданно поняла, что тишина эта куда приятнее столпотворения, царящего в Палате. Ты можешь побыть со мной, если хочешь.

Все еще чувствуя себя дураком, трибун подошел к девушке. Шум, доносившийся из зала, долетал и сюда, но на таком расстоянии был вполне терпимым. Бледный свет струился через широкие окна, и Марк мог видеть в нем только тонкий силуэт принцессы.

Постояв несколько минут в молчании, она повернулась к нему и заговорила, словно размышляя вслух:

— Ты странный человек, Марк Амелий Скаурус, — ее видессианское произношение придало римскому имени музыкальность. — Я никогда не могу сказать наверняка, о чем ты думаешь.

— Неужели? — удивился Скаурус. — А мне всегда казалось, что вам не составляет труда читать мои мысли, как будто они написаны на школьной доске.

— Тебе напрасно так кажется. Ты не похож на тех, с кем я сталкиваюсь ежедневно. Ни на заносчивого дворянина из провинции, закованного в железо и пропахшего конским потом, ни на чиновника, ни на придворного всезнайку, который скорее умрет, чем назовет вещи своими именами. Не похож ты и на наемника — в тебе недостаточно хитрости и коварства. Так кто же ты, чужеземец? — Она пристально всматривалась в лицо трибуна, будто пыталась прочитать ответ в его глазах.

Он знал, что Алипия заслуживает честного ответа, но как можно ответить на такой вопрос?

— Я — тот, кто выживает при любых обстоятельствах, — сказал он наконец.

— А-а, — произнесла она глубоким голосом, — тогда не удивительно, что мы понимаем друг друга.

— Так ли это? — спросил трибун, и руки его сами собой легли на ее плечи, когда она подняла к нему лицо. Тело Алипии было худеньким, почти угловатым, как у подростка — особенно по сравнению со зрелыми формами Хелвис. Губы ее неожиданно оказались совсем близко и на мгновение коснулись его губ, но тут же она вздрогнула и отшатнулась.

Встревоженный, Марк хотел уже найти подходящее извинение, однако принцесса усталым движением руки остановила его, прежде чем он успел открыть рот.

— Это не твоя вина. Виновато время, которое, к счастью, ушло, но которого я не могу забыть, — попыталась она объяснить свои чувства в нескольких словах. — Я не хочу, чтобы ко мне возвращались эти воспоминания.

Трибун сжал кулаки так, что ногти впились в кожу, подумав, что к числу преступлений Авшара надо добавить легкую смерть, дарованную им Варданесу Сфранцезу. Марк протянул руку и пальцами коснулся щеки Алипии. Лицо девушки было мокрым от слез. Она не отшатнулась, почувствовав в его жесте нежность и понимание. Ее раненая душа притягивала к себе трибуна, но единственное, что он мог сделать для нее сейчас, — это не двигаться. Он хотел бы сжать девушку в своих объятиях, но был уверен, что только испугал бы ее этим. Она тихо сказала:

— Когда я была размалеванной девкой, ты дал мне силы выдержать испытание. Но я ничего не могу дать тебе — именно потому, что я была тем, кем была. До чего же запутанная штука — жизнь, не так ли? — Она коротко, горько засмеялась.

— То, что вы здесь и ваша рана начинает заживать, — достаточный подарок для меня, — ответил Скаурус, подумав, что слишком пьян сейчас и едва ли может оказаться полезным для женщины.

Подобные мысли, разумеется, не приходили в голову Алипии. Ее лицо смягчилось, она нежно поцеловала трибуна.

— Тебе лучше вернуться к гостям, ведь ты, как-никак, почетный гость.

— Да, пожалуй, — согласился трибун, успевший уже позабыть о пире, устроенном Императором в честь легиона.

— Тебе пора идти, — повторила принцесса, чуть помедлив.

Марк нехотя направился к Палате Девятнадцати Диванов. Когда он повернулся, чтобы еще раз взглянуть на Алипию, она уже исчезла.

Голова Скауруса кружилась от вина и от мыслей. Трибун знал, что большинство наемников порвали бы все узы, соединяющие их с близкими, если бы им представилась возможность войти в императорскую семью. Дракс, например, сделал бы это не колеблясь ни минуты — по своей натуре человек этот был идеальным приспособленцем. Марк усмехнулся, вспомнив прозвище, заработанное афинянами во время Пелопонесской войны — «котурны», театральные туфли, одинаково годившиеся на правую и на левую ногу. Но Скаурус не в состоянии был подражать намдаленскому барону. Несмотря на теплое чувство, почти влечение, к Алипии Гавре, он все же не был готов к тому, чтобы расстаться с Хелвис. Разумеется, они иногда ссорились, случалось и весьма серьезно, но несмотря на ссоры и расхождения во взглядах до окончательного разрыва дело не доходило. Да и кроме того, у них был сын, Дости…

— Мы скучаем без вас, мой господин, — церемониймейстер приветствовал Марка таким низким поклоном, что тот чуть не споткнулся об него. Но римлянин почти не слушал. Для человека, который называет себя «выживающим в любых обстоятельствах», у него был необыкновенный дар усложнять свою жизнь.