Бомба для дядюшки Джо - Филатьев Эдуард Николаевич - Страница 105

Один-два раза добавили уран, — наконец, всё пошло! На первый реактор мы добавили небольшое количество урана, вывезенного после победы из Германии».

Физик Игорь Головин:

«Когда на, ступил момент начала цепной реакции, Курчатов сам сел за пульт первого реактора, сам двигал регулирующие стержни, следил за работой счётчиков и ионизационных камер, сам осуществлял этот первый пуск. Никому не передоверил самый ответственный и опасный момент, пустил реактор собственными руками, чтобы ощутить, подчиняется ли он его воздействию».

И снова подробности, запомнившиеся Дмитрию Переверзеву:

«Игорь Васильевич не отрывал взгляда от „зайчика“ гальванометра, соединённого с индикатором мощности реактора. Вдруг навалилось: вспыхнули световые индикаторы, в динамике раздались громкие щелчки. В котле началась цепная саморазвивающаяся ядерная реакция. Первый этап победы.

Так в 6 часов вечера 25 декабря 1946 года впервые на континенте Евразии вспыхнула цепная реакция деления урановых ядер».

Ефим Славский:

«Звонит мне Игорь Васильевич:

— Приезжай! У нас очень интересные дела!

Я приехал тут же. Он мне:

— Пойдём в этот балаган!

Ведёт на реактор и заставляет ребят:

— Ну-ка, давай демонстрировать!

Начинает регулирующий стержень поднимать — идёт цепная реакция! Ребята устроили усилитель — хлопун, он трещит, как пулемёт! Игорь Васильевич:

— О! О! Пошло!

И продемонстрировал через хлопушки, как получаются нейтроны, как идёт цепная реакция. Пустили практически реактор. Он радуется, и я вместе с ним.

Игорь Васильевич предупредил:

— Не говори никому!

Я поехал к себе, и он тоже — в ПГУ. «Прискакал» к Ванникову, Завенягину. Игорь Васильевич был у Ванникова первый заместитель, а я — обычный, но по атомным, диффузионным делам. Они тут же — к Берии».

Берия тоже приехал посмотреть. Чтобы лично убедиться в том, что котёл на самом деле заработал. Высокому гостю всё продемонстрировали. Лаврентий Павлович очень удивился: столько трудов, столько времени положено, а в результате — всего лишь щёлкает хлопушка!

— Это всё? — ледяным разочарованным тоном спросил Берия.

Что ответили Лаврентию Павловичу, история тех слов не сохранила. Но рассказ физика Юрия Николаевича Смирнова о том давнем пуске опытного котла заканчивается очень тревожно:

«Казалось бы, в радостные минуты пуска первого опытного атомного реактора Ф-1 в конце 1946 года Берия, ознакомившись с его работой и выходя из реакторного здания, задал Курчатову зловещий вопрос:

— Кто ваш преемник?».

Вот так это всё и происходило. Точнее, так запомнилось то событие тем, кто принимал в нём участие. Если же отбросить эмоции, то останется один голый факт: котёл заработал!

Берия, Курчатов, Ванников и Первухин тотчас направили Сталину торжествующую докладную записку об этом событии:

«Совершенно секретно

Товарищу Сталину И.В.

Докладываем:

25 декабря 1946 года в лаборатории т. Курчатова закончен сооружением и пущен в действие опытный физический уран-графитовый котёл.

В первые же дни работы (25-26-27 декабря) уран-графитового котла мы получили впервые в СССР в полузаводском масштабе ядерную цепную реакцию…

С помощью построенного физического уран-графитового котла мы теперь в состоянии решить важные вопросы, проблемы промышленного получения и использования атомной энергии, которая до сего времени рассматривалась только предположительно, на основании теоретических расчётов».

Новая встреча с вождём

30 декабря 1946 года в рамках подготовки к предстоящей встрече советских учёных-атомщиков с вождём Берия направил Сталину документ, в котором говорилось:

«В соответствии с Вашим указанием будет подготовлен доклад о состоянии научно-исследовательских и практических работ по использованию атомной энергии».

Последние два слова как всегда были вписаны от руки — секретность. Даже в переписке со Сталиным.

Напомним, что в повестку дня намечавшейся встречи Ванников включил выступления Харитона и Семёнова. Берия внёс поправки, исключив академика Семёнова. Теперь эта часть документа выглядела так:

«О ходе работ по Конструкторскому бюро № 11.

Докладывает чл. — кор. АН СССР Харитон Ю.Б., приглашаются чл-кор. АН СССР Зельдович Я.Б. и т. Зернов П.Н…».

Заканчивалось письмо двумя короткими фразами:

«Доклад будет Вам представлен 4 января.

Прошу назначить время для доклада.

Л. Берия».

Совещание у Сталина состоялось 9 января 1947 года. Длилось оно почти три часа (с 19 часов 15 минут до 22 часов 10 минут).

Сначала с вождём беседовали Молотов, Берия, Маленков, Вознесенский и Малышев (Вячеслав Александрович Малышев, министр транспортного машиностроения СССР). Затем (в 19 часов 50 минут) в кабинет пригласили Ванникова, Курчатова, Махнёва, Кикоина, Харитона, Ефремова, Завенягина, Зернова, Арцимовича, Борисова и Комаровского.

Ни Алиханова, ни Семёнова в Кремль не позвали. Первухина на совещании тоже не было.

Сталину подробно рассказали обо всём. И о запущенном Курчатовым уран-графитовом котле, и об электромагнитном методе разделения изотопов урана, которым занимался Арцимович, и о секретном КБ-11 во главе с Харитоном, и о предстоящем пуске заводов № 813 и № 817, а также о будущем полигоне для испытания атомных бомб.

Вождь был удовлетворён услышанным. И после того, как встреча завершилась, дал указание Берии подготовить «проект решения о выдаче премий». Наиболее отличившимся.

А сами атомщики, окрылённые встречей с вождём, с утроенным энтузиазмом продолжили работу по созданию бомбы. Об этом — в рассказе физика Бориса Григорьевича Дубовского:

«Сразу после пуска экспериментального реактора Ф-1 в Лаборатории № 2 Игорь Васильевич начал проводить так называемые „большие пуски“. Для того чтобы не терять времени, обычно эти пуски проводились вечером в субботу и под праздники с тем, чтобы как можно больше поднять мощность реактора и накопить больше плутония. Обычно первые такие пуски в этой далеко не безопасной обстановке Игорь Васильевич проводил сам…

Если случались неприятности и аварийные ситуации, Игорь Васильевич всю ответственность брал на себя. Никто из сотрудников Курчатова не был необоснованно обвинён, и никто не пострадал».

Плутоний пока был нужен только для исследований, и его стремились получить как можно скорее!

Прошёл месяц после встречи в кремлёвском кабинете, Берия представил Сталину «проект решения», и 10 февраля 1947 года постановление Совмина СССР № 257-11 сс/оп было подписано:

«Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Премировать Курчатова И.В., академика начальника Лаборатории № 2 Академии наук СССР, суммой в 500 000 руб. (50 % первой премии, установленной Постановлением Совета Министров СССР от 21 марта 1946 года за № 627-258сс) и автомашиной «ЗИС-110»…

Арцимовича Л.А., члена-корреспондента Академии наук СССР заместителя заведующего Лабораторией № 2, суммой в 300 000 руб. (30 % первой премии) и автомашиной «ЗИС-110»…».

Курчатов был премирован за «проведённый и принятый к промышленному применению метод получения плутония» (то есть за пуск уран-графитового котла и за руководство проектированием котла промышленного), Арцимович — за «метод выделения урана-235» (электромагнитный метод).

Через тридцать лет академик Анатолий Александров расскажет:

«Арцимович получил серый ЗИС в подарок. Как премию. Был построен большой завод электромагнитного разделения. Однако это оказался очень дорогой процесс по сравнению с диффузией».

Но власть с затратами не считалась. И, выдав награды двум отличившимся физикам, наглядно продемонстрировала узкому кругу засекреченных лиц, какие их ожидают сладкие «пряники».