Бомба для дядюшки Джо - Филатьев Эдуард Николаевич - Страница 109

После своего «организационного» заседания 9 августа, Спецкомитет долгое время не собирался. Почти полтора месяца все ядерные вопросы решались и утверждались путём опроса. Затем ещё два месяца заседания проводились без главных кураторов — протоколы подписывал начальник ПГУ Борис Ванников. Чем в этот момент занимались Берия, Вознесенский и Маленков, неизвестно. Может быть, отдыхали. Но, скорее всего, во властных структурах произошло очередное обострение подковёрной борьбы, и советским вождям стало не до атомных дел.

Однако Сталин об атомщиках не забывал. И в конце сентября 1947 года членам Спецкомитета объявили, что вождь срочно требует отчитаться.

6 октября Ванников, Курчатов, Завенягин, Борисов, Первухин, Кикоин и Арцимович требуемый отчёт написали. В нём говорилось о работе, проделанной за девять прошедших месяцев. Очень многое пришлось самым подробнейшим образом объяснять и обосновывать. Но самое главное, в этом отчёте Сталину давалось новое обещание (с поимённым указанием, кто и за что несёт персональную ответственность):

«Первый экземпляр атомной бомбы будет собран Конструкторским бюро № 11 (проф. Харитон) в ноябре 1948 г…».

Итак, физики пообещали вождю, что бомба будет сделана через год!

Однако суровая действительность дарить подарки учёным-ядерщикам не собиралась. Поэтому, несмотря на колоссальное напряжение сил, огромные затраты времени и средств, сроки, установленные самой курчатовской командой, продолжали срываться.

Проблемы возникали повсеместно.

Особо критическая ситуация сложилась на заводе № 817. Чтобы хоть как-то выправить положение, Спецкомитет постоянно направлял на Урал в длительные командировки Ванникова, Завенягина, Курчатова и других специалистов по «подстёгиванию».

Инженер Борис Брохович вспоминал:

«Обстановка была суровой и напряжённой, если не сказать больше. Верховное руководство проблемой Берией, его методы управления и контроля не помогали. Продолжалось отставание строительства, несмотря на снятие с работы начальника строительства генерал-майора Л.Д. Раппопорта и директора завода № 817 Е.П. Славского. Усложняли обстановку и работу «могучей кучки» во главе с Б.Л. Ванниковым и И.В. Курчатовым неувязки в проектах. Каждое техническое решение вырастало в проблему потому, что всё делалось впервые…

Положение архисложное!».

11 октября 1947 года Спецкомитет собрался на своё сорок пятое заседание в минимальном составе: Ванников, Курчатов, Махнёв и Первухин. Был рассмотрен вопрос «О ходе выполнения заказа № 1859» (строительство завода № 817). Отсутствие членов политбюро не помешало комитетчикам самым строгим образом спросить с представителей семи (!) министерств, которые «… не обеспечили в установленный срок поставку оборудования и материалов». Для ликвидации недопоставок виновным дали предельно сжатые сроки.

24 октября — новое заседание. И вновь — в неполном составе: Ванников, Завенягин, Курчатов, Махнёв и Первухин. Громы и молнии снова обрушились на нерадивых чиновников по полной программе:

«Обязать Министерство… в 2-дневный срок представить Специальному комитету.

… в 3-дневный срок проверить…

… в 5-дневный срок доложить…

… в недельный срок проверить…».

А тут ещё возникли сложности и с ураном!..

Казалось бы, из Германии было вывезено вполне достаточное количество урановых солей. Однако понадобились титанические усилия доктора Николауса Риля и его немецких коллег, работавших на заводе № 12, прежде чем удалось выйти из тупика, в котором оказались советские атомщики.

Вклад доктора Риля

Николаус Вильгельм Риль родился в 1901 году в Санкт-Петербурге в семье немецкого инженера фирмы «Сименс». До 1919 года жил в России, затем его семья переселилась в Германию. Там с 1924 года Николаус стал работать в берлинском Институте химии кайзера Вильгельма. Окончив в 1926 году Берлинский университет, перешёл в Акционерное общество «Ауэр». Вёл работы в области люминесценции, химии редких элементов, химии света, биофизики. Участвовал в немецком урановом проекте, занимаясь разработкой технологии производства чистого металлического урана из руды, которую доставляли из Бельгии.

Вот как описан этот человек в романе Даниила Гранина «Зубр»:

«Николаус Риль происходил из прибалтийских немцев. Начинал он работать как физик у таких великолепных учёных как Отто Ган и Лизе Мейтнер. Высокие нравственные правила этих физиков, несомненно, повлияли на Риля. Придёт день, когда это поможет ему совершить выбор. Но путь его был витиеватым».

В Германии Риль встретился с другим выходцем из России, биофизиком Николаем Владимировичем Тимофеевым-Ресовским, которого в 1925 году пригласили на работу в берлинский Институт по изучению мозга. Молодые люди подружились. На людях говорили по-немецки, оставшись наедине — по-русски.

После прихода к власти нацистов, Ресовский мог вернуться на родину. Но он остался в Германии. Кто знает, может быть, на это решение как-то повлиял и Николаус Риль.

В романе Гранина о той поре в Германии говорится так:

«В первые годы фашизма Риль был вдохновлён возможностями, которые открылись перед ним, — применить свои способности физика в промышленности. Надо поманить, что изнутри для немецкого обывателя фашизм выглядел совсем иначе, чем снаружи. Всё в гитлеровской Германии делалось под лозунгом: для блага народа, во имя будущего великой Германии! Это создавало иллюзии. Да, конечно, антисемитизм, национализм — плохо, но зато отчизна воспрянет».

После капитуляции Германии Тимофеев-Ресовский (это у него было прозвище — «Зубр») был арестован и как пособник нацистов осуждён на долгие годы лагерей. После Лубянки, Карагандинского лагеря и лазарета МВД (там он лечился от истощения и пеллагры, вызванной недостатком в организме витаминов) его направили в уральскую шарашку (Лабораторию «Б» МВД СССР). Туда обессиленного учёного (он уже не мог самостоятельно передвигаться) доставили на носилках.

Рилю повезло больше. Дав согласие участвовать в Атомном проекте страны Советов, он был доставлен в город Ногинск Московской области, где вместе с другими немецкими учёными приступил к переоборудованию завода «Электросталь» в урановое предприятие. Уже в конце 1945-го там началась переработка оксида урана.

Риль прекрасно говорил по-русски, и многим из тех, кто с ним работал, даже в голову не приходило, что он немец. Все называли его Николаем Васильевичем.

В те послевоенные годы завод № 12 был обнесён двумя рядами колючей проволоки, о которой Риль спустя много лет напишет, что она была нужна…

«… чтобы строительные рабочие, занимавшиеся переоборудованием завода, не могли покидать его территорию… Эту работу выполняли в основном заключённые, преимущественно советские солдаты, вернувшиеся из немецкого плена. По возвращении на родину их встречали не цветами и танца. ми. Вместо этого они получили несколько лет заключения за то, что проявили трусость на поле боя».

Сохранилось письмо, написанное Завенягиным, Малышевым, Первухиным, Антроповым (зам. начальника ПГУ) и Курчатовым:

«2 октября 1946 г.

Сов. секретно (Особая папка)

Товарищу Берия Л.П.

В ближайшее время необходимо организовать проектирование цехов для выделения металлических плутония и урана-235. Для обеспечения высокого качества технологической части проекта цехов мы считаем целесообразным привлечь к разработке технологии д-ра Риля, имеющего большой опыт по приготовлению чистых металлов…

Было бы также весьма целесообразно привлечь доктора Риля для консультации по проекту химического цеха "Б" завода 817.

Просим Вашего решения».

Доктор Риль справлялся с любым заданием, которое ему давали. 5 марта 1947 года вышло постановление Совмина СССР № 416-17бсс/оп:

«Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ: