Бомба для дядюшки Джо - Филатьев Эдуард Николаевич - Страница 71

Впрочем, и Первухину о характере вождя было известно не понаслышке. Поэтому в своей записке нарком сразу же заявил:

«Среди учёных-физиков, не занимающихся специально урановой проблемой, распространено отрицательное мнение в отношении возможности использовать внутриатомную энергию урана, Однако это общепринятое суждение физиков как у нас, так и за границей основано на неправильных устаревших расчётах и представлениях о характере распада ядра атома».

Затем Первухин излагал то, что по урановому вопросу предпринял капиталистический Запад:

«За последние годы, судя по секретным материалам, учёные Англии и Америки добились выдающихся открытий в области выделения урана-235, а также в создании аппаратов по получению урана-235 и нового химического элемента, названного плутонием, обладающего аналогичными свойствами с ураном-235 в отношении распада ядра атома».

Зная нелюбовь Сталина ко всему, что касалось иностранного приоритета, Первухин спешно докладывал вождю, что и у советских ядерщиков тоже есть кое-какие достижения:

«Работы академика Курчатова И.В. и других физиков Лаборатории № 2 теоретически подтверждают достижения английских и американских учёных в области использования урана».

Далее в записке давались осторожные рекомендации относительно того, как в данной ситуации следовало бы поступить:

«Чтобы догнать за, границу, мы должны поставить разработку проблемы урана на положение важнейшего государственного дела, не менее крупного и важного, чем, например, радиолокация».

И, наконец, следовало конкретное предложение:

«Создать при Государственном комитете обороны Совет по урану для повседневного контроля и помощи в проведении работ по урану, примерно, в таком составе:

т. Берия Л.П. (председатель совета),

т. Молотов В.М.,

т. Первухин М.Г. (заместитель председателя),

академик Курчатов И.В.

Последнее тем более необходимо, что Лаборатория № 2 только формально числится в Академии наук, а по существу находится при Совнаркоме СССР..

Направляя Вам более детальную записку академика Курчатова по проблеме урана, прошу Вас ознакомиться и, если возможно, принять меня для доклада по данному вопросу».

В докладной записке Курчатова, приложенной к документу Первухина, кроме упомянутой уже нами схемы атомной бомбы говорилось ещё и о том, что «… распространённое у нас мнение о невозможности технического решения проблемы урана является неверным». Затем достаточно подробно рассказывалось о сути «проблемы» — в небольших разделах, озаглавленных: «Атомная бомба», «Атомные котлы», «Уран-графитовый котёл», «Атомный котёл „уран-тяжёлая вода“».

Завершалась курчатовская записка словами:

«Из изложенного видно, что хотя использование энергии урана и связано с решением труднейших задач, опасность применения атомных бомб и энергетические перспективы атомных котлов настолько существенны для государства, что всемерное развитие работ по урану является настоятельно необходимым.

Прошу Вас поручить рассмотреть вопрос о дальнейшем развитии этих работ».

Однако Сталин (так и не получивший прямого утвердительного ответа о возможности создания уранового оружия) никого «для доклада по данному вопросу» принимать не стал. И никаких документов, которые способствовали бы «дальнейшему развитию» работ по урану, не подписал. И никакого «специального органа» по урану создавать не стал.

Бесконечные докладные записки

Острая нехватка урана (даже для научных исследований, не говоря уже о том, чтобы создавать из него бомбу) заставляла сотрудников Лаборатории № 2 постоянно ломать головы над тем, где добыть этот дефицитный металл. 30 июля 1943 года в докладной записке Молотову Курчатов предложил:

«Поручить Наркомвнешторгу выяснить к 1 сентября 1943 г. возможность закупки в Америке 100 тонн урана».

Народный комиссариат внешней торговли «выяснял возможность» почти восемь месяцев. Меньше никак не получалось, так как всё это время работники Наркомата внешней торговли пытались убедить недоверчивых американцев в том, что запрашиваемый Советским Союзом уран необходим ему для изготовления специальных легированных сталей.

22 мая 1944 года Анастас Иванович Микоян, возглавлявший НКВТ, направил Молотову и Первухину письмо, в котором сообщал, что в США советская заявка «… на уран и его соединения для производства урановых легированных сталей» отвергнута.

За океаном без особого труда раскусили большевистское лукавство, и Микоян был вынужден признать:

«… американцы не видят смысла делиться с нами урановыми соединениями для производства сталей, и, кроме того, они выразили сомнение, что такой сильнейший химический элемент нам действительно необходим для сталей».

Тем временем из материалов разведки стало известно, что за рубежом успешно осваивается электромагнитный метод разделения изотопов. Курчатов тотчас решил взять новинку на вооружение. Разумеется, сначала её основательно проверив.

Новое дело Игорь Васильевич поручил своему старому сотруднику — заведующему лабораторией Радиевого института Михаилу Григорьевичу Мещерякову. Ознакомить его с азами зарубежного метода послали Исая Гуревича.

Однако завлаб РИАНа в достоверность полученной информации не поверил и 1 мая 1944 года написал Курчатову:

«Когда я думаю о том, что сообщил мне И.И. Гуревич, я не исключаю также возможности:

1) американцы нашли новый, чудесный способ деления изотопов, нам пока неизвестный;

2) сообщение И.И. Гуревича основано на вымысле».

Причину сомнений Мещерякова понять нетрудно. Слишком нетрадиционными, неожиданными, а порой и просто неосуществимыми выглядели идеи, которые время от времени выдвигал своим сотрудникам Курчатов. Откуда он черпал эти удивительные «озарения», никто не знал. Редкие ссылки не то, что за рубежом тоже так делают, не очень убеждали. А к внезапно возникшей способности начальника Лаборатории № 2 совершать гениальные открытия привыкнуть ещё не успели.

Между тем круг вопросов, связанных с «урановой проблемой», стремительно расширялся. Научных работников, способных не только предложить что-то дельное, но даже просто понять что к чему, по-прежнему катастрофически не хватало.

1 июня Игорь Васильевич обратился к Первухину с просьбой о разрешении «на допуск к работам Лаборатории № 2» ещё двоих специалистов. Обратим внимание на то, как Курчатов обосновывал необходимость привлечения физика Евгения Львовича Фейнберга:

«Ему я предлагаю поручить расчёты отдельных элементов, не вводя полностью в курс дел».

А разведданные из-за рубежа продолжали идти нескончаемым потоком. 19 июня 1944 года Первухин был вынужден написать Молотову:

«По проблемам урана поступает большое количество технических материалов от НКГБ и Разведупра НКО. Для разбора этих материалов и переработки их в виде заданий для Лаборатории № 2 необходимо организовать специальное бюро в составе секретариата СНК СССР».

Такое бюро будет создано. Но только через год. Сначала его назовут (по причине чрезвычайной секретности) отделом «С» — приказ наркома внутренних дел СССР от 27 сентября 1945 года. Возглавит новое подразделение заместитель начальника Разведупра НКГБ СССР Павел Анатольевич Судоплатов. Ну, а немного позднее отдел переименуют в Бюро № 2 при НКВД СССР.

Но вернёмся в год 1944-ый.

26 июня Курчатов обратился к Молотову с просьбой «подписать постановление ГОКО», которое помогло бы поскорее ввести в строй действующих циклотрон ЛФТИ. Уже шесть лет строился ускоритель! А на нём всё ещё нельзя было работать.

Наступил июль. К разведматериалам допустили Исаака Кикоина. Не ко всем, конечно, а только к тем, что касались диффузионной установки.

Ознакомившись с теми страницами («отрывками», как назвал их сам Кикоин), что были ему предоставлены, он написал заключение. В нём — уже знакомые нам (по курчатовским отчётам) оценки: просмотренный материал «весьма важен», «чрезвычайно ценен». И просьбы Кикоина напоминают требования Курчатова. В одном месте сказано: «… желательно было бы расшифровать марки каучука», про другой «отрывок» замечено: «Он был бы весьма важен, если бы он был изложен подробнее».