Бомба для дядюшки Джо - Филатьев Эдуард Николаевич - Страница 80

Работы с этим металлом проводились в палатке, разбитой во дворе Лаборатории. Лаборант Алексей Кузьмич Кондратьев впоследствии рассказывал:

«Вспоминаю лето 1945 года. В палатке, которую недавно поставили около главного здания, пропадает напряжение. Игорь Васильевич позвонил монтёру Ченскому, попросил наладить. Не знаю уж, почему так получилось, но монтёр не до конца исправил неполадки в сети. Вижу: огонь, дым. Когда прибежал туда, то увидел, что возле сгоревшей палатки уже стоит Игорь Васильевич. Подбегает и Ченский. Спрашивает:

— Как дела, Игорь Васильевич?

А Курчатов, ничуть не повышая голоса и не теряя своего неподражаемого юмора, отвечает:

— Всё в порядке. Палатки нет».

Накануне атомного взрыва

16-29 июня 1945 года в СССР торжественно отмечали 220-летний юбилей Академии наук. На праздничные мероприятия приехали учёные из многих стран мира. Посетил Москву и Фредерик Жолио-Кюри, который вновь стал предлагать организовать сотрудничество советских и французских физиков.

Компетентные органы страны Советов уже знали, что минувшей зимой (23 февраля) на встрече с лорд-канцлером Великобритании сэром Джоном Андерсоном французский физик заявил:

«Франция хорошо оснащена для работы в данной области. Подобно Великобритании она имеет империю, дающую возможность получать сырьё. Она располагает кадрами, опытом, промышленными возможностями и исключительным мастерством в изготовлении чистых материалов.

Совершенно очевидно, что было бы исключительно опасно, если бы какая-нибудь одна страна захватила господствующие позиции в этой области. Если Франции не будет позволено участвовать в совместных работах с США и Англией, она обратится к России. Никаких сомнений на этот счёт не должно быть. Зонда. ж в отношении того, заинтересована ли Россия в таком сотрудничестве, уже был проделан. Ответ гласил: «да»».

На этот раз Жолио-Кюри решил действовать решительней и поэтому сразу же передал президенту Академии наук Владимиру Леонтьевичу Комарову письмо, в котором, в частности, писал:

«Я хотел бы иметь беседу с В.М. Молотовым или И.В. Сталиным по вопросу об использовании внутриатомной (ядерной) энергии…

Во Франции мы располагаем хорошими специалистами по указанным вопросам. Мне хотелось бы в случае, если это представляется возможным, установить связь между этой французской группой и работниками Советского Союза».

Пока в советском руководстве раздумывали, как поступить, юбилейные торжества завершились, и Жолио-Кюри вернулся во Францию. Ни с чем.

А группа сотрудников Лаборатории № 2 (в числе многих других научных работников Советского Союза) была представлена к наградам «за выдающиеся за. слуги в развитии науки и техники в связи с 220-летием Академии наук СССР». Ордена Ленина получили Алиханов, Кикоин, Курчатов и Соболев, кавалерами ордена Трудового Красного знамени стали Арцимович, Зельдович и Харитон, Флёрову вручили орден Красной звезды.

Постепенно стала налаживаться мирная жизнь. Всё шло своим чередом. Казалось бы, ничего не предвещало грозы…

И вдруг…

1-е Управление НКГБ СССР получило из-за океана срочную новость, и нарком госбезопасности тотчас отдал распоряжение составить секретную справку. Содержание её могло показаться неожиданным кому угодно. Но только не тем немногим, кто был посвящён в главную военную тайну той поры:

«В июле месяце этого года ожидается производство первого взрыва атомной бомбы.

Конструкция бомбы. Активным веществом этой бомбы является элемент 94 без применения урана-235…

Ориентировочно взрыв ожидается 10 июля с.г.

Примечание: Справка составлена для устной ориентировки академика Курчатова».

О том, чтобы нарком Меркулов во всём «сориентировал» начальника Лаборатории № 2, распорядился, вне всяких сомнений, сам Верховный главнокомандующий.

Итак, о готовившемся атомном взрыве в Советском Союзе было известно заблаговременно. Но знали об этом всего несколько человек.

Сегодня трудно сказать, повлияло ли как-то это знание на то событие, что случилось накануне предполагавшегося взрыва. Однако складывается впечатление, что, получив информацию о том, что США вот-вот станет обладателем нового грозного оружия, Сталин понял, какая непосильная ноша свалится на куратора советского Атомного проекта. И решил слегка приподнять его статус.

Так или иначе, но 9 июля 1945 года Лаврентию Берии, никогда не служившему в Красной армии, было присвоено звание маршала Советского Союза.

Негодованию крупных советских военачальников, прошедших через все испытания Отечественной войны, не было предела. Особенно вне себя от возмущения был маршал Жуков.

Но боевые заслуженные командармы не учли одного обстоятельства — того, что Красная армия кишмя кишела чекистами-соглядатаями. И всех, кто был не доволен «мудрым решением вождя» относительно главы карательных органов, стали тотчас брать на заметку, ставя в известность своего шефа, новоиспечённого маршала. А тот, улучив момент, знакомил со списками недовольных Сталина.

12 июля профессор Физического института Лейпцигского университета Роберт Дёппель, арестованный в Германии и подвергнутый допросу, давал показания о работах по атомной проблеме, которые проводились в Третьем Рейхе. Допрашивал немца одетый в форму подполковника НКВД советский физик Михаил Исаакович Певзнер. По его рекомендации всю информацию об арийской урановой бомбе Дёппель изложил в письме. Оно было адресовано «Г-ну профессору д-ру Капице». Это лишний раз свидетельствует о том, что немецкие физики были убеждены: во главе советского Атомного проекта должен стоять именно Пётр Леонидович Капица.

А в это время в городе Ногинске Московской области группа немецких специалистов, которой руководил физик Николаус Риль, приступала к преобразованию завода «Электросталь» в урановое предприятие.

В Академии наук СССР готовились к общему собранию, на котором предстояло избрать нового президента. 2-ое Управлению НКГБ тотчас получило задание подготовить для Сталина, Молотова и Маленкова специальную справку. С оценкой научной и общественной деятельности всех советских академиков.

Такая справка была изготовлена.

Вот как чекисты-аналитики охарактеризовали главу отечественных атомщиков:

«Курчатов Игорь Васильевич — директор Лаборатории № 2 Академии наук СССР, 1903 года рождения, русский, беспартийный, академик с 1943 года, профессор МГУ, лауреат Сталинской премии. Орденоносец…

В области атомной физики Курчатов в настоящее время является ведущим учёным СССР.

Обладает большими организационными способностями, энергичен. По характеру человек скрытный, осторожный, хитрый и большой дипломат…».

В ведомстве Берии людей видели насквозь. Особенно тех, за кем пристально наблюдали.

17 июля 1945 года новым президентом Академии наук СССР был избран Сергей Иванович Вавилов.

А накануне (16 июля) в США секретный полигон Аламогордо в штате Нью-Мексико озарила невероятная, невиданных размеров вспышка.

Первый атомный взрыв

Хотя о том, что Соединённые Штаты Америки готовятся к испытанию бомбы огромной разрушительной силы, знали и Иосиф Сталин и Уинстон Черчилль. Гарри Трумэну об этой акции стало известно лишь в день принятия присяги в качестве нового президента США.

Трумэн сразу поставил вопрос, как следует поступить с новым видом оружия, и создал специальный Временный комитет для выработки необходимого решения.

1 июня 1945 года комитетчики порекомендовали президенту использовать атомную бомбу в войне против Японии. Причём «как можно скорее». Это было весомое «за».

Но в США в то время существовал ещё один аналогичный Комитет. В него входили учёные-атомщики во главе с Нобелевским лауреатом Джеймсом Франком. Они представили правительству свой доклад, содержавший категорическое «против».