Разговор с Вождем - Злотников Роман Валерьевич - Страница 29

– А если он новичок? Только сегодня прибыл в часть?

– Там отметки о постановке на учет! – кивнул на документ в моих руках Гончар.

Я пролистал несколько страниц. Точно – указанный воентехник встал на вещевой учет в ноябре 1940-го года.

– Понятно… – протянул я. – А сам что говорит?

– Да дурака валяет – мол, поддался панике, прошу простить… смою кровью и так далее… – пожал плечами Кижеватов.

– Ясно… А от меня-то что требуется?

– Ну… – растерянно повернулся к Кижеватову капитан. – Если он вражеский лазутчик, то…

– Допросить его? А смысл? Что он может знать? Наверняка рядовой исполнитель – старшего командира, знающего все-все секретные планы гитлеровцев, на такое задание не отправят.

– А что с ним тогда делать? – даже немного растерялся Гончар.

– Как это что? – делаю удивленное лицо. – Расстрелять, конечно же!

– А вдруг какая ошибка, вдруг он… свой? – продолжал недоумевать капитан.

– Если даже он не шпион, то паникер! – отрезал я. – А что полагается делать с паникерами в условиях военного времени?

– Товарищ комиссар безусловно прав! – встал на мою сторону Кижеватов. – Нам сейчас вообще не до того, чтобы с этом типом разбираться. Видишь, и Особый отдел он не интересует.

– Хорошо, я распоряжусь… – кивнул Гончар и кликнул дежурного.

Пользуясь временным затишьем, мы втроем (опыта в таких делах не было ни у кого) сочинили приказ: «…за проявленную трусость и паникерство… выразившиеся в… расстрелять… гражданина Кулябу… без суда и следствия…». Подписались тоже втроем. Я вроде как утвердил данную бумажку, как представитель вышестоящего командования.

Получив на руку такую грозную бумагу, дежурный по штабу почти полминуты топтался на месте, потом обреченно вздохнул и пошел исполнять приказание.

А мы вернулись к нашим баранам – то есть к обсуждению моих дальнейших планов. Мужикам явно не терпелось отправить меня куда-нибудь подальше. А я отбрыкивался, считая, что в Крепости мне будет гораздо безопасней, даже учитывая предстоящий штурм и обстрелы – помнил слова реконструктора Миши, что Брестскую крепость деблокируют уже через сутки. Вот тут-то я, в спокойной обстановке, и скажу «волшебное» слово!

– Да, в Бресте тоже опасно, – согласился с аксиомой Кижеватов. – А если мы вам бойцов для сопровождения дадим?

– И куда они меня сопроводят? До вокзала? Представляю, что там сейчас творится. Да и нет у вас лишних бойцов – каждый штык на счету. Не хочу ослаблять оборону! Не хотите, чтобы я тут болтался, как известная субстанция в проруби, подскажите, где самый ответственный участок – я сразу туда уйду. Пулеметчик я неплохой, не забыл еще молодость лихую… Обещаю, что пока будут живы командиры подразделений, я в их распоряжения вмешиваться не буду.

Капитан и лейтенант переглянулись. Я понимал их состояние – приняв такое предложение, они развязывали себе руки, сплавив из штаба особиста. Хлопот меньше, а если убьют – так судьба такая, они честно пытались организовать эвакуацию.

– Хорошо, тогда ступайте к Тереспольским воротам. Похоже, что там сейчас самый горячий участок! – подумав для приличия, сказал Гончар. – Связной вас проводит.

В сопровождении красноармейца я вышел из здания казармы, и тут вокруг загрохотало. Похоже, немцы поняли, что прорыв штурмовой группы ликвидирован, и начали обстрел из всех стволов. Цитадель мгновенно заволокло пылью и дымом. Один из снарядов прямо на моих глазах попал в здание столовой комсостава, бывший дом ксёндза, разворотив его, как картонную коробку. Мы с бойцом бросились в разные стороны – я обратно в казарму, там хоть какая-то защита, а парень к воротам, выполняя приказ комбата. Близкий разрыв подбросил тело красноармейца в воздух, и он рухнул изломанной куклой в паре шагов от меня. А следующий снаряд рванул, как мне показалось, прямо у меня под ногами. Я машинально зажмурил глаза. По телу прошла знакомая по прошлому разу волна холода и… вдруг все стихло.

С трудом разлепив густо припорошенные пылью веки, я осторожно огляделся. Действительно, тишина. Меня опять вернуло в будущее. Или настоящее?

Пока я стоял, моргая и протирая глаза, ко мне быстро подошел, буквально подбежал Михаил.

– Виталий! Ну, наконец-то я вас нашел! Целый час бегаю! Мероприятие скоро начнется, все уже собрались, только вас не хватает! Где вы пропадали и… почему на вас столько пыли?

– Да так… испачкался… – сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, ответил я. – Полез в подвал каземата, а там… Простите, Миша, я оплачу химчистку! Неужели только час прошел?

Но Миша ничего не ответил – он во все глаза смотрел на висящую на моем ремне кобуру с «Браунингом».

– А это я в… подвале нашел! – неумело соврал я.

– Ага… – невпопад кивнул Миша, переводя взгляд на мое лицо.

Парень явно удивлен несоответственной странности моего внешнего вида. Я бы, к примеру, не стал удивляться, появись вдруг в офисе мой шапочный знакомый в грязном костюме и с незнакомым девайсом в руках. Тут что-то другое… И чтобы окончательно «добить» реконструктора, вежливо интересуюсь:

– Михаил, я запамятовал, может, вы подскажете… дату окончания Великой Отечественной войны?

– Десятое ноября тысяча девятьсот сорок четвертого года! – в свою очередь огорошил меня Михаил. – Аккурат через три дня после годовщины Великого Октября.

Он так и произнес «Великого Октября», оба слова с большой буквы. Как будто эта дата, нами почти позабытая (только коммунисты и отмечают), имела для него прежнее, торжественное значение. Хотя… Может, он сам из правоверных коммунистов? И у нас встречаются молодые люди, ходящие на митинги рядом с «папой Зю». Или даже более ортодоксальные… Что уж говорить про Белоруссию, где до сих пор почти социализм.

Но все-таки его слова меня насторожили: мало ли как могла развиваться общая история родного Отечества после Великой Отечественной, закончившейся на полгода раньше. Может быть, тут до сих пор жив СССР? Ну, вроде бы не должен… Я после возвращения из первого «провала в прошлое» расплачивался за проезд в автобусе и билеты в мемориал белорусскими рублями, и ни у кого из местных это не вызвало удивления.

Ладно, чего гадать? Рунет мне в помощь! Надо присесть где-нибудь в тихом месте и покопаться в сети.

– Миша, вы меня простите, но я… передумал участвовать в вашем мероприятии. Здоровье, знаете ли… подкачало, – скривившись, словно от зубной боли, сказал я. – Старая рана беспокоит – тут, сами понимаете, не до реконструкций. Полежать хорошо бы…

– Да-да, конечно! – пришел в себя Михаил – взгляд стал вполне осмысленным. – Я вам даже могу неплохую гостиницу подсказать. Чисто, недорого и неподалеку от Крепости.

– Пожалуй, не стоит, Миша, у меня билет на поезд, там и отлежусь, но все равно спасибо! – поблагодарил я реконструктора. – И такой еще вопрос… Вы мне вот эту форму не продадите? В качестве сувенира? Понимаю, что дорого, но все же?

Глава 8

22 июня 1941 года,

Западный фронт

Пересекшие границу гитлеровцы двигались не таясь, стремясь по максимуму использовать фактор внезапности, собственную мобильность и отсутствие серьезного сопротивления противника. Боевые машины 2-й танковой группы Гейнца Гудериана наступали из района Бреста на Белосток, где планировалось соединение с танками «Panzergruppe. 3» Германа Гота, атакующими от Сувалок в том же направлении. Два мощных фланговых удара, знаменитые «двойные клещи», грозящие советским войскам западнее Минска полноценным окружением.

Поднятый десятками танков, бронетранспортеров и автомобилей шлейф пыли, тянущийся вслед за колонной, был заметен за несколько километров, так что о приближении противника артиллеристы узнали заранее. Но и задолго до этого все три противотанковых батареи 724-го артполка 7-й ПТАБр были готовы, находясь на позициях и с тревогой ожидая сообщений от наблюдателей.

– Не стесняясь прут, твари! – прокомментировал наводчик, зло сплевывая на утрамбованную подошвами солдатских ботинок глину капонира. – Ну, так что, товарищ командир, как договаривались?