Бросок на Альбион - Торопцев Александр Петрович - Страница 88

88

Кончилась обедня.

Вдруг появился откуда-то местный житель Асселин, сказал гордо, громко:

– Эта земля принадлежит мне. Всем известно, что здесь стоял дом отца. Вильгельм отнял эту землю, не заплатив за нее, да я ее и не продавал. Поэтому я, Асселин, владелец этой земли, требую и запрещаю во имя Божие опускать в нее тело похитителя, покрывать его моей собственностью.

Не приговором ли прозвучали эти слова человеку, обогатившему так много соотечественников? Архиепископ Руанский Гильом не мог открыть рта – так возмутила его выходка Асселина. Но местный епископ оказался крепче. Быстро собрав со всех (кто, сколько может) деньги, он подошел к обиженному каэнцу, дал ему 60 су, обещал доплатить в скором времени за землю. Обиженный успокоился. И огонь успокоился в городе, потушили люди пожары.

Тело короля Англии лежало на богатом покрывале без гроба. То ли времени не хватило у людей, то ли сил, то ли материала, но гроб не изготовили. Странно все это. Человек, организовавший в кратчайшие сроки строительство 700 боевых и 1000 грузовых кораблей перед броском на Альбион, теперь лежал сиротливо на покрывале не в гробу. Много тысяч многовековых дубов, других деревьев срубили люди по его приказу в несколько месяцев – всего одного дерева не хватило Вильгельму на гроб.

Монахи выкопали большую могилу, стали опускать тело – могила оказалась тесной! Но тяжелое тело Вильгельма извлечь из нее было невозможно! Земля не отпускала короля Англии, дюка Нормандии. Она мстила? Она сводила счеты с ним за то, что он так много загубил людей, предал их раньше установленного Богом срока земле? Монахи не стали спорить с ней, попытались втиснуть тело в могилу. Тело не выдержало напряжения борьбы, лопнуло, и зловонный запах распространился по всей церкви. Служители зажгли благовония, накадили ладаном, запах остался. Брезгливо морщась, люди покинули церковь, и монахи в одиночестве, стараясь не дышать, завершили обряд захоронения Вильгельма I Победителя, которого чаще называют Завоевателем, столь же часто Незаконнорожденным, а то и Побочным, которого обиженный Асселин назвал Похитителем, а один из молодых монахов, чуть не задохнувшийся у могилы, – Гнилым, Вонючим.

Сын Вильгельма Гильом Рыжий был в это время на Альбионе, где он вручил написанное отцом письмо Ланфранку. Архиепископ Кентерберийский удалился в свою келью, внимательно прочитал послание Вильгельма I и задумался. Король Англии просил его помочь сыну занять английский престол: судьбы Гильома Рыжего, Альбиона да и самого Архиепископа Кентерберийского вновь оказались в его собственных руках. Какое решение примет Ланфранк, выйдя из кельи, Гильом Рыжий не знал, но это уже другая история.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

«Слава великих людей всегда должна измеряться способами, какими она была достигнута».

Филипп де Коммин. Французский историк-мемуарист. XV в.

«Бойтесь, Ваша светлость, того часа, когда ощутите Вы полную независимость от кого бы то ни было».

Габриэль-Бонно де Мабли.

«Находясь у власти государственной или судебной, нельзя ни упорствовать пред справедливостью, ни склоняться пред несправедливостью».

Катон Старший. Римский писатель. III-II вв. до н. э.

«Люди, стремящиеся к величию, суть по обыкновению злые люди: таков их единственный способ выносить себя».

Фридрих Ницше. Немецкий философ. XIX в.

«Будешь сладок – живьем проглотят, будешь горек – проклянут».

Русская поговорка.БЫЛ ЛИ ЗАВОЕВАТЕЛЬ

В небольшой келье Кентерберийского монастыря Ланфранк читал последнее послание Вильгельма Завоевателя, в котором король Англии просил архиепископа помочь сыну Гильому Рыжему занять английский престол. Был вечер. Густые облака висели высоко над храмом. Ланфранк держал в руке письмо, уже заученное наизусть, и вспоминал события последних дней жизни.

Вильгельм одержал прекрасную победу на Альбионе, но Завоевателем он, с точки зрения строгой логики Ланфранка, не стал. Победителем – да. Разрушителем – да. Грабителем – да. Основателем нового типа государства на Альбионе – да. Но Завоевателем Вильгельм не был. Завоеватели не просят. Они – требуют. Вильгельм – просил Ланфранка о помощи, и архиепископ Кентерберийский гордился тем, что судьба Альбиона в какой-то степени находится в его руках, да и судьба мертвого Вильгельма, разорванное тело которого лежало в неуютной, наспех выкопанной могилы небольшой церкви на западе Нормандии. Отказать этому человеку в просьбе он не мог и не хотел: слишком многое связывало их.

В 1062 году дюк Нормандии основал в Каэне на Орнэ монастырь святого Стефана, пригласил туда аббатом Ланфранка, всячески поддерживал его, не жалея денег и щедрых подарков. Так же относился он к другим храмам и церквам, проявляя полное послушание Римской церкви, разрешившей его брак с Матильдой Фландрской, а затем благословившей поход на Альбион, где вскоре после одержанных нормандцами побед Ланфранк принял кафедру Кентерберийскую, о чем худой приор из Бека не мечтал даже в самых приятных сновидениях. Вильгельм щедро расплачивался со своими благодетелями, и они (сам Ланфранк и папа Римский Григорий VII) надеялись, что и в дальнейшем союз короля Англии с Римской церковью будет столь же полезным и плодотворным.

Но уже первые часы, проведенные архиепископом в Кентерберийском монастыре, разрушенном и опозоренном нормандцами, насторожили Ланфранка. Человек аналитического ума и обширных познаний, он слишком плохо знал людей, которым дано право наказывать и, наказывая, грабить; увидев руины церквей и некогда цветущих городов и селений, он ахнул.

В те же самые дни Ланфранк впервые за все годы общения с дюком Нормандии поймал на себе гордый и даже надменный взгляд Вильгельма – короля Англии. Архиепископ отнесся к этому спокойно. Но бежали дни и годы сын Роберта Дьявола сокрушал всех своих врагов и недругов, становился с каждой новой победой надменнее, недоверчивее, несговорчивее, злее. Надменность и недоверчивость отталкивали от него даже самых верных людей. Несговорчивость и злость отчуждали его ото всех. Победы следовали за победами, врагов не становилось меньше, хотя многие из них тщательно скрывали это от короля, ждали момента для жестокой мести за причиненные им обиды.

Обижал он всех: даже епископа Байекского Эда, который в конце концов попал в темницу, даже… самого Ланфранка (!), чуть было не очутившегося в изгнании. Затаил ли архиепископ Кентерберийский на него обиду? Об этом знал лишь сам Ланфранк, поглядывающий в тихом раздумий то на письмо мертвого Вильгельма, то на серые тучи в небольшом окне кельи. По его спокойному лицу невозможно было понять, о чем он думает, обижается ли он, собирается ли мстить обидчику. Что – изгнание?! Оно могло самым благоприятным образом отразиться на карьере Ланфранка, «потерпевшего» от самодурства короля! За это обижаться на него архиепископ не мог. Было более серьезное дело, подорвавшее авторитет Ланфранка в Риме.

Почувствовав силу, Вильгельм ввел на Альбионе и в Нормандии обычай светской инвеституры, с чем папа Римский и его кардиналы-единомышленники вели беспощадную борьбу. Поверив Ланфранку, они в 1066 году благословили Вильгельма на святое дело, а он, победив, окрепнув, стал без ведома Римской церкви, по своему собственному усмотрению назначать епископов, требовал приносить присягу ему, «своему господину», удаляя их от влияния папы. Епископы становились людьми Вильгельма… а это не могло понравиться Григорию VII. Ланфранк прибыл в Англию с монастырскими уставами, проводил политику в духе григорианской церкви, но крепкая рука и железная воля Вильгельма оказывали свое влияние на деятельность архиепископа Кентерберийского, мешали ему. Семнадцать лет Ланфранк тщетно бился с королем Англии. Теперь наступил час мщения: сын Вильгельма Завоевателя просил у него помощи.