Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий - Судникова Ирина В. - Страница 2

2

* * *

Однажды денщик Петра I, бывший генерал-аншеф Михаил Афанасьевич Матюшкин, стоя за санями, заметив, что Государь, против обыкновения, едет к Девичьему монастырю, где содержалась под стражею сестра его, Царевна София, ужаснулся опасаясь последствий. Петр сорвал печать от дверей кельи и войдя с дубиною в руках сказал, что он, отправляясь в дальний поход, пожелал с нею проститься.

София, сидя за гребнем, не переменила ни вида, ни положения, но сказала, что это излишне и что единому праведному суду Божию решить общее их дело.

Петр, выходя, со слезами сказал Матюшкину: «Жаль! Сколько умна, столько и зла, а могла бы мне быть правою рукою».

(От сына его, графа Дмитрия Михайловича Матюшкина.) (5)

* * *

Известно, что денщики Государя имели к нему всегда свободный вход и нередко оставляемы были в спальне его до того времени, пока он заснет, тогда уже они выходили. Это самое время было избрано и на исполнение замышленного убийства: изверг имел при себе заряженный пулею пистолет, он направляет его в самое сердце заснувшего крепким сном Государя, спускает курок — осечка. Злодей смущается этою неудачею и выходит, поступок остается неизвестным.

Чрез некоторое время этот изувер предпринимает опять то же. Он переменил кремень, пробовал несколько раз курок и, уверясь в исправности его, приходит вечером, остается, как и прежде, в спальне Государя до его заопочивания. Изверг снова направляет в заснувшего Царя выстрел, но Провидение Божие, по неведомым смертному судьбам, допустившее Равальяку убить Генриха IV, — покрыло щитом Монарха: пистолет, как и прежде, осекся.

Он решился разбудить Государя и признаться в своем злодеянии. Первое слово Царя было: «Что сделалось?» Но преступник говорит ему:

— Государь! Я послан к тебе от Бога — возвестить, что Он содержит тебя в Своем покровительстве и что никакая вражия сила и никакая адская злоба твоих злодеев не сильны погубить и повредить тебе.

При окончании этих слов злодей падает на колени и, показывая ему пистолет, говорит: «Посмотри, как он хорош, никогда не осекался, но теперь два раза мною направляем был на отнятие твоей жизни и в оба раза осекся. Видя такое явное покровительство Божие, решился возвестить тебе, не отлагая ни мгновения, и поздравить с хранящею силою Вышнего. Теперь голова моя в твоей воле, и я недостоин более тяготить собою землю».

Государь, выслушав это, встал с постели и, оставя преступника в положении его, несколько раз прошелся по комнате, не говоря ни слова.

— Послов ни секут, ни рубят, покровительство Божие ощущаю еще более по твоему раскаянию. Бог тебя простит! — сказал Государь.

Впоследствии, однако, преступник этот другими тяжкими злодеяниями заслужил смертную казнь. (2)

* * *

Священник Троицкого собора просил Государя быть восприемником от купели новорожденного его сына. Государь дал слово, присовокупив, чтобы он в восприемницы выбрал какую-нибудь из родственниц своих. Назначенный для крещения день провел Петр в заботах и позабыл о данном слове, уже в одиннадцатом часу ночи вспомнив о нем. «Что я сделал? — сказал он Государыне. — Я забыл мое обещание. Священник, верно, меня ждет, и домашние его в безпокойстве». С этими словами встает, одевается и, несмотря на ненастное время, переезжает на лодке через Неву, приходит к священнику, узнает, что уже родственница его уехала, немедленно посылает за нею, извиняется, совершает обряд, подносит младенца к родительнице и, поцеловав ее, прощается с нею и с домашними, пожелав, чтобы новорожденный служил им утешением. (2)

* * *

Кум и денщик Петра Великого, Афанасий Данилович Татищев, неисполнением какого-то приказания сильно прогневал Государя. Он велел наказать его за это батожьем перед окнами своего дворца. Офицер, которому поручено было исполнение экзекуции, приготовил барабанщиков, и виновный должен был сам явиться к ним. Но Татищев медлил идти и думал, авось гнев Государя пройдет. Поэтому он тихонько пошел вокруг дворца. На дороге ему встретился писарь Его Величества, некто Замятин. У Татищева мелькнула блестящая мысль — поставить вместо себя Замятина.

— Куда ты запропастился? — сказал он ему. — Государь тебя уж несколько раз спрашивал и страшно на тебя гневается. Мне велено тебя сыскать. Пойдем скорее.

И повел его к барабанщикам.

В это время Государь взглянул в окно и сказал:

— Раздевайте!

Отошел прочь.

Татищев, будто исполняя повеление Государя, закричал солдатам, указывая на Замятина:

— Что же вы стали? Принимайтесь!

Беднягу раздели, положили и начали исполнять приказание, а Татищев спрятался за угол.

Скоро Петру стало жаль Татищева. Выглянув из окна, он закричал:

— Полно!

И поехал в Адмиралтейство.

А проказник между тем отправился к Екатерине. Государыня выразила ему свое сожаление по поводу наказания и сказала:

— Как ты дерзок! Забываешь исполнять то, что приказывают.

Татищев, не входя в дальнейшее рассуждение, бросился ей в ноги.

— Помилуй. Матушка-Государыня! Заступи и спаси. Ведь секли-то не меня, а подьячего Замятина.

— Как Замятина? — спросила Государыня с безпокойством.

— Так, Замятина! Я, грешник, вместо себя подвел его.

— Что это ты наделал! Ведь нельзя, чтобы Государь этого обмана не узнал: он тебя засечет.

— О том-то я тебя и молю, всемилостивейшая Государыня! Вступись за меня и отврати гнев его.

— Да как это случилось?

— Ведь под батожье-то ложиться не весело, — отвечал Татищев, стоя на коленях, и рассказал все, как было.

Государыня, пожуря его, обещалась похлопотать. К счастию. Государь приехал с работ очень веселый. За обедом Екатерина заговорила о Татищеве и просила простить его.

— Дело уже кончено. Он наказан, и гневу моему конец. — сказал Петр.

Надо заметить, что если Петр Великий говорил кому-нибудь: «Бог тебя простит», — то этим уже все забывалось, будто ничего и не было. Этих-то слов и добивалась Государыня.

Немного погодя, она опять попросила, чтобы Государь не гневался более на Татищева. Петр промолчал.

Она в третий раз заговорила о том же.

— Да отвяжись, пожалуйста, от меня! — сказал, наконец. Царь. — Ну, Бог его простит.

Едва были произнесены эти слова, как Татищев уже обнимал колени Петру, который подтвердил свое прощение. Тогда Татищев признался, что сечен был не он, а Замятин, и в заключение прибавил:

— И ничто ему, подьячему-крючку.

Шутка эта, однако, не понравилась Государю.

— Я тебе покажу, как надобно поступать с такими плутами, как ты! — сказал он, берясь за дубинку. Но тут Екатерина напомнила, что он уже именем Божиим простил виновного.

— Ну, быть так, — сказал Государь, останавливаясь, и приказал рассказать, как было дело. Татищев чистосердечно, не утаивая ничего, все рассказал. Призвали Замятина, и он подтвердил, что это правда.

— Ну, брат, — сказал Государь, — прости меня, пожалуйста! Мне тебя очень жаль, а что делать! Пеняй на плута Татищева. Однако ж я сего не забуду и зачту побои тебе вперед.

Впоследствии Петру Великому пришлось сдержать свое слово. Замятин попался в каком-то преступлении, за которое следовало жестокое наказание, но Царь решил, что-де подсудимый и заслуживает казни, но так как он понес некогда наказание, то и вменить ему оное за нынешнее преступление. (2)

* * *

Князь Федор Юрьевич Ромодановский, известный под названием Князя-кесаря, заведовал Преображенским приказом. При своей страшной жестокости, изумлявшей самого Петра, этот человек был набожен и почитал Николая Угодника. Раз, накануне Николина дня, один колодник, содержавшийся в приказе за убийство, объявил, что имеет сообщить князю нечто очень важное. Ромодановский велел привести к себе арестанта. Тот бросился в ноги и стал просить, чтобы его отпустили в деревню к родным — провести с ними последний раз праздник и проститься, так как, вероятно, его скоро казнят. Князь-кесарь был озадачен такою неслыханною дерзостью.