Багровые волны - Максимушкин Андрей Владимирович - Страница 43

В тесной конуре, по недоразумению названной каютой, на нижней койке посвистывал Дитрих. Настоящий подводник, прошедший суровую школу жизни на «айнбауме», на большой подлодке чувствовал себя как в салоне океанского лайнера. Флот научил ценить редкие минуты отдыха, реагировать на бытовые неудобства специфическим черным юморком и всегда быть готовым к авралу.

Вот и сейчас Дитрих Борхерт спит в брюках и рубашке, натянув шерстяное одеяло до подбородка. Носки он благоразумно запихнул под нижнюю койку. Запомнил урок, полученный тогда в первую ночь на Б-27. Вынужденный делить каюту на троих с немцем и командиром подлодки, контр-адмирал к своему изумлению обнаружил брошенный на столик носок. Пришлось бесцеремонно растолкать фрегатен-капитана и на сносном немецком объяснить человеку, что ежели еще раз такое повторится, то сей предмет одежды будет аккуратно свернут трубочкой и впихнут в глотку неряхи. Помогло, с тех пор Борхерт вещами не раскидывался и койку во внеурочное время не занимал.

Виктор Николаевич повесил китель на крючок, расстегнул верхние пуговицы рубашки, хотел было стянуть вязаную жилетку, но махнул рукой и запрыгнул на койку так. Въевшаяся в кровь и плоть привычка спать на корабле в одежде. От этого никуда не уйти. В случае тревоги, лишние секунды, потраченные на поиск штанов и одевание, могут стоить жизни.

Несмотря на усталость, сон не шел. Духота, спертый воздух мешали расслабиться. В голове роились и никак не могли успокоиться, прийти в систему суетные мысли. Неожиданно вспомнилась, казалось бы давно выветрившаяся из памяти обида на того капитан-лейтенанта, разглагольствовавшего под сорокаградусным балластом о флотской кастовости и врожденном морском характере.

Как там того дурака звали? Кажется Шубин. Забавно, но после той дурной дружеской посиделки Котлов пару раз встречался с Шубиным в интендантстве и штабе флота. Ничего личного, только служба. А потом после войны Виктор Котлов случайно узнал, что капитан-лейтенант Шубин погиб на «Марате». Погиб как мужчина, срезало осколком при тушении пожара. Он пробивался через груды искореженного металла к снарядным погребам. Корабль спас, а себя не успел.

Вот и финал дурацкого спора. Совсем не дурацкий итог. Прирожденный моряк доказал свою правоту своей смертью на посту. А Виктор Котлов? Вроде тоже стал моряком. Начальство ценит, подчиненные уважают. Звезды на погонах большие, и заслуженные. Чувствовать себя на подводной лодке как дома невозможно, что бы ни писали на этот счет газетчики. Море оно такое, его не только любить, его уважать надо. Море не допускает панибратского обращения, это тебе не приятель, не сосед по квартире.

В океане, на мостике подлодки ощущаешь себя как в величественном вселенском храме. Восхищение, преклонение перед безграничностью, невообразимой мощью стихии, нестерпимое желание кричать от восторга при виде грозного буйства штормовой стихии, неописуемое наслаждение от единения с океаном, когда ты один на один с древней божественной силой моря.

Мысли в голове Виктора Котлова жили своей собственной независимой от хозяина жизнью. Неведомая прихоть памяти выбросила на поверхность воспоминания о бабе Але. Бабушка говорила, что дескать если Витя Котлов не погибнет из-за круглолицего рыжего человека, то станет большим человеком.

Интересно, время идет, уже за сорок перевалило. Войну пережил, прошел через огонь и воду. Выжил. Всегда возвращался в порт. Не один раз сталкивался со Старухой в белом, и всегда ему везло, взгляд смерти скользил мимо, только один раз краем глаза мимолетом скользнул по подлодке Котлова.

Когда-то Котлов думал, что это злодейка-судьба подкинула ему испытание в виде Нулилы Махнова. Упертый как танк, звезд с неба не хватает, лицо круглое, нос картошкой, волосы мало того что темно-рыжие, так еще вьющиеся — один к одному тот роковой червонный валет из предсказаний бабы Али. Однако, Нулила Эммануил оказался неплохим человеком, вырос из помполита в боевые офицеры подплава. Не зря контр-адмирал Котлов рекомендовал Махнова командиром большой подлодки. И в штабе подводных сил возражений не было, что даже не странно, учитывая послужной список рыжего Нулилы.

Судьба дама интересная, любит она подкидывать задачки, сталкивать между собой людей, которые вроде не хотели друг другу ничего плохого. Вон живой пример, дрыхнет на нижней койке. Грозной осенью 40го года командовал подлодкой U-24, работал в Северном море. Дитрих Борхерт отличился, потопив пару английских кораблей береговой обороны. Выжил в кровавой бане сражения за Ла-Манш. И навсегда запомнил встречу с советской Д-3 и выменянную на салат и укроп банку поваренной соли.

Море любит сводить друг с другом хороших людей. Не удивительно что, встретившись в Плимуте с немецким наблюдателем, контр-адмирал Котлов расплылся в широкой улыбке и поблагодарил немца за мешок с зеленью. Штабные понять не могли, с чего это оба с такой теплотой пожали друг другу руки, обнялись, и о чем это они говорят? Какая еще соль?! Какая суповая зелень?!

Пока контр-адмирал отсыпался, подлодке пришлось уходить от воздушных разведчиков. На этот раз действительно были самолеты с нашей эскадры. Вахтенный легко опознал знакомый силуэт Ту-4К. Пришлось уходить на глубину, пережидать пока небо не очистится.

Время шло к ночи. Дивизион уверенно шел к району местонахождения авианосцев. По крайней мере, координаты указывались в радиограмме с "Красного октября". По легенде учений, это были данные авиаразведки. В 18–2 °Cамойлов решил всплыть в позиционное положение и включить радар. Всплыть подлодка успела. Но стило только включить и прогреть радар, как из радиорубки раздался громкий мат, затем по внутренней связи голосом лейтенанта Беградзе доложили, что наблюдают 12 воздушных целей. Дистанция 10–14 миль.

— Погружение! — взревел командир подлодки.

— Закрыть люки! — успел выпалить старший лейтенант Владимирский.

Возникло секундное замешательство. Проблему разрешил сам командир БЧ-2-3, ударив кулаком по кнопкам управления гидравликой рубочного люка. Повезло. Механики работали куда слаженнее персонала центрального поста. Стармех меланхолично, как по инструкции, остановил дизеля, перекрыл воздухозаборники, выхлопные трубы и опустил заслонки шнорхеля. Только затем включил электромоторы.

Подлодка провалилась на глубину 50 метров. Здесь капитан-лейтенант Самойлов остановил погружение. Дальше они шли на электромоторах. Гидроакустики прослушивали океан. Курс зюйд-зюйд-ост. Скорость 6 узлов. Не стоит спешить, подкрадываясь к противнику. Чем выше скорость, тем больше шумит подлодка, тем легче ее засечь пеленгаторами. И чем выше обороты электромоторов, тем быстрее расходуется заряд аккумуляторов, а они не бесконечны. Очень даже не бесконечны.

Через полчаса хода акустики засекли всплески по правому борту. Последовал поворот налево. Командир Б-27 решил оторваться от преследования на полном ходу. Следующие двадцать минут подлодка разогналась до 15-и узлов подводного хода, затем сбросила скорость до шести узлов. Шумопеленгаторы на скорости не работали, мешали собственные шумы, поэтому подлодка была практически глухая и слепая.

— Слышу шумы винтов. Два румба по правому борту — докладывает рубка гидроакустиков.

— Самым малым — реагирует командир.

Начинается война нервов. Противник засек кого-то из дивизиона. Противолодочные силы соединения с азартом гоняют подлодку. Хорошо если не нас. При групповой атаке не всегда можно понять, что охотятся именно на тебя, а не товарища.

Акустики опять засекают шумы. Надводный корабль. Приближается. Эсминец. Прет двадцатиузловым. Еще пять минут, еще один всплеск на поверхности. Гидроакустический буй. Проклятые самолеты кружат над головой. Засекли? Или просто оконтуривают подозрительный квадрат? Все может быть.

Проснувшиеся при резком погружении на глубину, Котлов и Борхерт примостились у уголке центрального поста и наблюдают за работой экипажа корабля. Контр-адмирал невозмутимо пишет что-то в блокноте. Иногда поглядывает на часы. Все ясно — ведет хронометраж, дублирует для себя сценарий атаки. Подводники стараются в свою очередь не замечать наблюдателей. Сейчас Котлова и Борхерта как будто нет. На сцену они выйдут только если что-то пойдет не так, при чрезвычайном стечении обстоятельств, либо в случае грубой ошибки командиров подлодки.