Крепкий орешек - Торп Родерик - Страница 40

Тони вздохнул.

— Мистер Лиленд, откуда вы знаете, что ваша дочь еще жива?

Тако Билл взорвался:

— Только тронь эту женщину! Я лично убью тебя, сукин сын!

— А вот знаю, — сказал Лиленд. — Отпусти ее, если ты хочешь убить меня.

Он продолжал подниматься: судя по тому, сколько времени шел лифт, Тони был на тридцать восьмом этаже. Это был открытый этаж, со всех сторон окруженный уличными окнами.

Парень, ты лучше подумай, что будешь делать дальше.

— Мистер Лиленд, ваша беда состоит в том, что вы не знаете, за что деретесь и в каком веке живете. Ваше благородство здесь неуместно. Вы не Робин Гуд, а этот балбес со своей радиоаппаратурой не Маленький Джон. Ваша дочь — одна из главных участников заключения незаконной сделки по продаже оружия. Вы хорошо осведомлены о всемогуществе многонациональных корпораций. В США, да и по всему миру накоплено столько смертоносного оружия, что его обменивают на потребительские товары, словно это свинина или зерно. У нас есть документы, подтверждающие факты незаконного перевода денежных фондов, перекачки средств из одной страны в другую, попыток исказить или утаить данные. Сейчас, когда я выступаю с речью на вашем драгоценном дурацком празднике, в международных водах находятся корабли, держащие курс на Чили. Они якобы загружены сельскохозяйственными машинами и станками, а на самом деле везут автоматическое оружие, снаряды и другое вооружение. Они отплыли вчера утром, поскольку подтверждение о первой выплате этой компании было получено ровно в 9.00, после чего был дан сигнал. Шесть миллионов долларов — шесть миллионов народных денег. Все это время они лежали в этом сейфе, мистер Лиленд. Мы собираемся вернуть их людям. Эти шесть миллионов свидетельствуют о полном пренебрежении «Клаксона» к человеческим жизням и правам человека в погоне за богатством и властью. Своим поступком мы хотим показать, какую власть над всеми вами имеет «Клаксон». Вы все пляшете под его дудку.

— Да заткнись ты, и засунь эти деньги себе в задницу, — сказал Тако Билл.

Лиленд опустился на руки и правое колено и пополз к окнам восточной стороны. Браунинг, несмотря на свои внушительные размеры, закрепленный пластырем между лопатками, держался надежно.

Лиленд и его дочь жили на разных концах страны и виделись раз в год, редко чаще. Каждый месяц они общались по телефону, когда не забывали это сделать или когда он останавливался в какой-нибудь гостинице. Будучи в Атланте или Бостоне, где уже наступила ночь, он звонил в Санта-Монику, где вечер только начинался, и говорил всем: «Привет». Он знал, что Стеффи любила его, но наступал момент, когда она от него уставала. Хотел он в это верить или нет, но с течением времени стал старомодным. Ей досталась нелегкая жизнь, и в определенной степени он был в ответе за это, но разве он был виноват в том, что в ее жизни появился Эллис и что, поступясь совестью, она позволила втянуть себя в это дело?

Лиленд думал не о вине, а об отчуждении между людьми. Он многого достиг в жизни, у него были деньги и положение, но, оказавшись в Атланте или Бостоне, он в конце дня чувствовал себя таким же одиноким, как бродяга, устроившийся на ночлег в парке. Когда люди узнавали, кто он, чем занимался и в каких странах мира побывал, они завидовали ему, но им невдомек было поинтересоваться его личной жизнью. А ведь ему нужно было то же, что и миллионам других. Возможно, этот Тако Билл, кем бы он ни был, встретясь с Лилендом нос к носу, не смог бы поддержать и пятиминутного разговора, если бы он не касался, конечно, радио, наркотиков, секса или рок-н-ролла. Но общаясь с ним сейчас, Лиленд чувствовал, что это живой, нормальный человек.

— Мистер Лиленд, — голос Тони звучал совсем рядом. — Мне казалось, вы хотели встретиться со мной.

Лиленд убавил громкость:

— Я по-прежнему на лестнице.

— Я знаю. Что-то вы не очень разговорчивы.

— Мне и раньше доводилось беседовать с убийцами. Так что ничему новому ты меня научить не можешь.

— Ну вот вы опять за свое. Риверс был международным преступником. Здесь совершалось преступление, господин полицейский. Разве не долг гражданина остановить его? Разве ваши действия с позиций нравственности отличаются или превосходят наше стремление оповестить весь мир, что у руководства одной из крупнейших многонациональных корпораций руки по локоть в крови? Что касается вашей дочери, то такая дрессированная ищейка, как вы, могла породить только такую кровожадную суку.

«Тони убьет ее». Лиленд двигался вдоль восточной стороны, находясь на уровне лифтовых блоков. Он был уверен, что Тони затаился между ними, но, если бы это было так, Лиленд услышал бы его голос еще в комнате. Он нажал на кнопку.

— Что, Тони, страшно становится? Ты чувствовал себя уверенно, когда владел ситуацией, а теперь ты выпустил ее из рук, — Лиленд продолжал продвигаться вперед. — Как ты думаешь, что это значит? Если ты уверен в своей правоте, то должен был действовать решительнее. Может быть, тебе страшно, потому что я подошел так близко к тебе? Ты велел мне подняться безоружным, после чего расстрелял кабину лифта, уверенный, что я еду в нем. Ты, имея оружие, прикрываешься моей дочерью и при этом дрожишь, как осиновый лист. А где «вальтер», которым ты застрелил Риверса? Это должны знать все. Это ты принес в здание автоматы и пулеметы. Мы были безоружны.

— У вас нет оружия?

— Ты же этого хотел.

— Тогда встаньте, пожалуйста. Я вас и так хорошо слышу. Выключите рацию.

Лиленд выключил рацию до того, как Тако Билл или еще кто-нибудь начали протестовать. Он все еще не знал, где точно находится Тони. Но это не имело значения — пока, во всяком случае. Он хотел убедиться, что Стефани в полной безопасности. Только затем он выхватит браунинг.

— Я стою.

— Руки вверх.

Медленно поднимая руки, Лиленд сморщился от боли, которая действительно терзала его. Малыш Тони появился из-за столов со стороны, выходящей на бульвар Уилшир. Лиленд сделал шаг: он хотел, чтобы Тони видел, как у него волочится нога. Тони жестом приказал Стефани встать. Она поднялась, когда увидела отца, и Тони схватил ее за руку.

— Со мной все в порядке, дорогая, — сказал Лиленд.

— Очень благородно, мистер Лиленд, — сказал Тони. — Сюда, пожалуйста. У вас уже вид покойника. Ну? Что у вас с ногой?

Лиленд не ответил. Он демонстративно тяжело припадал на правую ногу, в результате чего его рука поднялась к голове. Тони и Стеффи стояли в восьми — десяти футах от окон, а Лиленд был достаточно далеко, чтобы Тони попал в него из своей игрушки. Для Лиленда с его браунингом Тони был тоже недосягаем. Лиленд всегда был отличным стрелком; на этот счет существовала какая-то психологическая теория, которая утверждала, что меткость зависит от того, насколько в человеке развито чувство эгоизма. Стефани, не отрываясь, смотрела на него, но не потому, что он сейчас что-то сделает. Его вид почти сломил ее. Когда они виделись в последний раз, у ее отца был нормальный человеческий облик.

— Папочка, я так виновата, что втянула тебя в это!

— Мститель, — фыркнул Тони. — Непримиримый и безжалостный. Ваш отец живет иллюзиями. У него же спрятан пистолет. Полицейский хотел заставить меня поверить, что он безоружен, и теперь он думает, что спасет вас. Он просто круглый дурак.

— С дороги, Стеффи!

— Мне доставит огромное удовольствие убить вас обоих, — сказал Тони.

Стеффи не пыталась оторваться от него, напротив, она набросилась на Тони. Воспользовавшись моментом, Лиленд сделал несколько прыжков вперед на одной ноге. Он хотел, чтобы ее здесь не было. Это было его дело.

— Уходи!

Солнце по-прежнему было у него за спиной. Он выхватил браунинг, обмотанный пластырем. Тони отбивался от Стефани, не спуская с него глаз. Лиленд подошел уже достаточно близко. Он развернулся и стал боком, готовясь стрелять так, как его учили десятки лет назад, допотопным способом, медленно опуская руку и одновременно прицеливаясь. Первый выстрел должен быть самым метким, без отдачи, желательно куда-нибудь в середину тела, где ранение будет смертельным.