Полет «Феникса» - Тревор Эллестон - Страница 22

— Это ведь достаточно просто, — твёрдо продолжал Таунс. — Если воды хватит и мы построим эту штуку, я поднимусь на ней один и доставлю сюда помощь.

Стрингер возразил:

— Это невозможно. Размещение груза, то есть пассажиров, является критическим фактором конструкции — в противном случае, из-за тяжести двигателя будет перевешивать нос, и нам придётся даже добавить груз…

— Используйте балласт — нечто такое, что не погибнет, когда машина разобьётся…

— У меня нет намерения менять конструкцию на данной стадии, мистер Таунс…

— Фрэнк… — попытался вмешаться Моран, но тот не дал ему сказать.

— В таком случае, наше соглашение расторгнуто…

— Фрэнк. — Моран взял его за руку и увлёк в сторону. — Это наш единственный шанс, и мы попусту теряем время, потому что все готовы ухватиться за него — кроме тебя. Ты думаешь только о своём положении — тебя беспокоит не то, что могут погибнуть люди, а лишь то обстоятельство, будешь ли ты виноват. Оставь к черту свои беспокойства — остальных они не касаются. Все, чего мы хотим, — это выжить, если сумеем, а если нет, то и винить будет некого. Ты предлагаешь сидеть здесь на задницах и ждать, пока иссякнет вода и придёт смерть? Но и в этом ты будешь виноват, Фрэнк! Так что, если хочешь затеять процесс против самого себя, то пожалуйста, это очень просто: Фрэнк Таунс — виновник крушения «Скайтрака» и гибели четырнадцати человек. Виновник! Потому что не захотел брать на себя ответственность…

— Лью, ради бога…

— Нет уж, выслушай до конца! Давай-иди, катайся по земле, посыпай себе голову пеплом, вымажись дерьмом — предайся самобичеванию. Но когда все это кончится, приди и помоги нам построить самолёт, потому что, если на этом свете найдётся для нас хоть капля воды, мы улетим отсюда так же, как сюда прилетели, и нашим пилотом будешь ты.

Моран резко повернулся и решительно направился к самолёту.

— Мы начинаем, — сказал он Стрингеру.

— Если мистер Таунс решит нам помочь, — проскрипел конструктор.

Неплохо бы хорошенько влепить по этой чопорной физиономии и заставить умолкнуть этот нудный голос. Но это был бы также и единственный в своём роде способ самоубийства.

— Мистер Таунс, — вполне официально произнёс Моран, — присоединится к нам чуть позже.

ГЛАВА 13

Ночная работа прошла успешно. Они действовали, как роботы, как механические существа, рабы машины, которую возводили. В ночной темноте все, как Стрингер, были одержимы страстью преодолевать трудности, изобретать и импровизировать — короче, построить аэроплан. Бедами даже похолодел от пришедшей ему на ум странной мысли: они должны закончить работу прежде, чем умрут, только после того, как будет сделано дело, можно спокойно умереть. На какое-то время он забыл даже о причине, заставлявшей их строить самолёт, — его просто нужно было закончить до того, как все погибнут.

Он понимал абсурдность своей мысли — это его и тревожило. Нелепостям нет места в этом мире, составленном из трех стихий: жизни, смерти и пустыни. «Мы тронулись», — сказал вчера Кроу. И малоутешительным было то, что единственным из них, кто никогда не тронется, был Стрингер — потому что он и так ненормальный. Одержимый! Не будет странным, если, закончив и подготовив к полёту самолёт, он отойдёт на пару шагов, осмотрит свою работу и скажет: «Как я и предсказывал… никаких проблем». И, довольный, замертво упадёт на землю.

Это было видно по тому, как он работал. Не суетился и не брал передышек, как другие, чтобы полюбоваться звёздами или полежать немного на стылом песке. Для него звёзд не было, не существовало — его звёздами были детали конструкции. Тело его не чувствовало боли.

Кроу уже выразил эту истину: Стрингер — не человек. Ночью все в какой-то мере были, как Стрингер: группа безумцев, затерявшихся в пустыне и строящих для себя летающую гробницу. В воздухе разносились ритуальные заклинания: «Ещё дюйм в эту сторону… не сходится хомутик… поднимайте за край…» Командовал в основном Стрингер, Король Стрингер, можете звать его хоть господом богом, только не запросто Стрингером, не то он сложит свои инструменты, и никому уже тогда не выбраться из пустыни.

Белами потерял всякую связь с тем, что делал, но руки работали и подчинялись чужим указаниям. Так же работали и другие — автоматы, лишённые всего человеческого, как и этот спесивый очкарик, ни в чем не видящий проблем.

К утру крыло было водружено на место, болты вставлены и закреплены. Они отошли в сторону и залюбовались своим творением. Белами, все ещё погруженный в свои мечтания, испугался, что Стрингер сейчас скажет: «Как я и предсказывал…» — и умрёт.

Первым, однако, заговорил Моран:

— Похоже на самолёт.

Рассвет высветил возникшую за ночь новую форму, присутствие её навевало некий мистический страх: эта машина унесёт их в один прекрасный день в другой мир — от песка, смерти и жажды к зелёным деревьям, ручьям и дорогим лицам. Эта машина наделена властью одарить их ещё тридцатью, пятьюдесятью годами жизни. Через год от них может остаться в этом богом забытом месте только горка обглоданных костей — но они могут и очутиться в совсем другом мире — сидеть, например, на крикетном матче, в тени каштана, с пивной кружкой в руках. Только эта машина способна преодолеть единственную настоящую границу, известную человеку, и они вместе с ней. Какими бы разными путями ни приходили они к этой мысли, для всех она значила одно и то же, в ней была заключена их надежда на жизнь,

— Похоже на самолёт, — громче повторил Моран.

Кроу пошевелил пересохшим языком:

— Похоже, черт меня побери!

Крыло было укреплено в гнезде параллельно другому. Между ними натянули трос к тому месту на двигателе, где предстояло установить стойку, — и конструкция приобрела форму аэроплана: два распростёртых крыла и три ножа пропеллера. Вчера Таунс видел нагромождение обломков, ещё более бесформенное из-за снятого и водружённого на крышу крыла. Он не мог выразить словами своих чувств. Такое ощущение испытывает каждый пилот, когда его самолёт неподвижно стоит в начале взлётной полосы и башня даёт разрешение на взлёт. Душой он был уже в полёте.

Стрингер стоял в стороне, осматривая линии конструкции, уже весь в следующей операции: установке стойки и натяжении тросов. Они будут держать новое крыло.

— Смотрится так, будто вот-вот взлетит, — заметил Белами.

Таунс с отяжелевшим от усталости телом направился к старому фюзеляжу. Проведя рукой по крылу и глянув на сухие пальцы, он проворчал:

— Жаль, что этого никогда не случится.

И впервые за это утро они задумались о своём положении. Росы опять нет. У них был бензин, было масло, был самолёт, но не было того, чем можно поддержать искру жизни.

Стрингер молча отвернулся, и Моран подумал: намеренно ли сказал это Фрэнк? Вероятно. Потому что ночью верх взял Стрингер.

Поднялось солнце. Они почувствовали его тепло — скоро оно перейдёт в нестерпимый жар. Ночи как будто не было.

Вот оно залило песчаный океан. Вздыбились на фоне неба горбы дюн, и вдруг Белами увидел плывущие над восточным горизонтом вертолёты: один за другим они беззвучно пролетали прямо по солнечному диску, три красные тени, отражённые в водяном мираже, всегда возникавшем здесь на рассвете.

— Альберт, — едва слышно выдохнул он.

— Что такое?

Так же тихо, сохраняя ряд, они скользили над несуществующей водой, все те же три. Боже правый, почему три, а не один, не десять, не сто, наконец, — какая разница?! И — исчезли. Не скрылись за дюнами, а просто испарились.

— Ничего, — ответил он.

Так вот что такое очутиться в шкуре Тракера Кобба! Сначала не так уж плохо: хотел увидеть самолёты-спасатели — и вот ты их видишь воочию, но в этот момент ты ещё можешь справиться с собой и сообразить, что это только мираж. А в следующий раз ты уже пристанешь к Кроу: «Смотри, неужели не видишь? Вон там!» И Кроу понимающе скосится на тебя, сжав губы. Так постепенно будешь расслабляться, вроде бедняги Тракера, и в конце концов начнёшь верить, что вертолёты настоящие, а все другие сошли с ума, потому что не видят их.