Загадка Ватикана - Тристан Фредерик - Страница 35

Сальва давно подметил, что всякая жизнь есть черновик будущего труда. И хотя он полагал, что труд этот никогда не будет написан, но наивной надеждой постоянно оживлял черновик. Не так ли родилась идея о Боге? Иногда Адриен завидовал людям вроде Мореше или Караколли, которые доверялись убеждениям. А для него подобный вариант оставался запретным. Поддайся он этому соблазну, он презирал бы себя.

Таким образом, Сальва понимал, что текст «Жизнеописания», каким бы лживым он ни был, сам по себе представлял довольно верное отображение человеческой судьбы с ее непоследовательностью, метаниями, со странным пристрастием вписать несколько слов в белые страницы жизни. Но после ухода Изианы вселенная Сальва ужалась до этой белизны, которая, быть может, навсегда полностью накроет смысл текста, который он начал разгадывать в состоянии возбуждения.

Андриен подумал: «Человек — это не трудноразрешимая задача, решение которой предстоит найти именно ему. Человек — это загадка; и именно так к нему следует относиться. Но всегда ли случается, что загадка эта заключается в исканиях? Парадокс бездны, взирающей на тебя…»

«Сатана пришел в неописуемую ярость. Еще бы: его унизили перед подчиненными, а его дворец разрушили. В мгновение ока он очутился в Риме и, приняв обличье одного из советников императора, префекта Кая, приказал доложить о себе как о гонце, принесшем срочные известия.

Траян разрывался между восстаниями колонизированных царств на границах империи и брожениями среди рабов в предместьях столицы. Он сразу же принял Сатану, в полной уверенности, что префект сообщит ему о повсеместном восстановлении порядка. Однако это было не в интересах демона.

— О кесарь, река трудностей, встречаемых в провинциях и в городе, питается из одного и того же источника. Речь идет о сторонниках Кристуса, иудейского смутьяна, который был распят. Эти ужасные люди абсолютно не верят в богов, почитаемых Римом, и, хуже того, они отказываются оказывать почести твоим славным изображениям. Они подстрекают народ, баламутят рабов, отвлекают богатых вельмож от их обязанностей.

Император, похоже, удивился. В донесениях, получаемых им до этого, христиане описывались как безобидные, немного свихнувшиеся сектанты. Но он очень доверял Каю, поэтому выслушал его со вниманием.

— Верующие во Христа используют синагоги Средиземноморья, чтобы привлечь на свою сторону иудеев. Что же до других людей, неиудеев, то их вербуют на городских площадях, обращаясь к ним с неистовыми проповедями и прибегая к магии. К христианам примыкают многие, соблазнившиеся вечной жизнью и блаженством на Небесах.

— Принеси мне доказательство того, что эти люди замышляют недоброе против меня, тогда я строго накажу их.

— Да хоть тысячу доказательств! Достаточно прислушаться, чтобы услышать, что они болтают о наших самых священных законах. Взгляни в окно… Что ты видишь, о кесарь?

Император подошел к окну и увидел поразившее его зрелище. Человек десять мужчин деревянными колотушками пытались разбить статую Эскулапа, стоявшую напротив дворца. На самом же деле ничего этого не было: просто одна из штучек Сатаны.

— И все это последователи того иудея?

— Увы… — вздохнул Вечный лжец.

Траян кликнул личную охрану и повелел пойти на площадь, арестовать варваров и доставить их к нему. Но, само собой разумеется, солдаты зря старались: они никого не нашли и вернулись, не выполнив приказа.

— Видишь, что это за люди! — воскликнул Лже-кай. — Они столь же трусливы, сколь нечестивы. Кесарь, если ты не примешь меры, эта нечисть расплодится и спровоцирует гражданскую войну. Разве ты не знаешь, что осквернять богов — значит оскорблять закон?

Траян был порядочным человеком. Он захотел побольше узнать о христианах и сказал Сатане:

— Ступай в город. Выбери одного верующего из этих иудеев. Приведи сюда. Я допрошу его.

— Кесарь, все будет исполнено. Я как раз задержал одного из этих смутьянов, и, мне кажется, он готов предать свою секту в обмен на твою милость. Сейчас же иду за ним.

С этими словами демон вышел, потом прошел в пустой зал дворца и, вызвав небезызвестного Абрахаса, сказал ему:

— Ты сейчас обратишься в последователя Кристуса. Прими жалостливый вид и уверяй, что Распятый совсем заморочил тебе голову. Раскаявшись, освободившись от чар этих нечестивцев, ты готов открыть их подлые секреты. Остальное я предоставляю твоему извращенному воображению. Нарисуй самую отвратительную картину, от которой ужаснулся бы император.

— Будьте спокойны, — заверил Абрахас. — Через этих бешеных собак, считающих себя детьми бога, восставшего из могилы, я должен отомстить Басофону.

И тут же он превратился в старика, которого Сатана, по-прежнему в облике префекта Кая, привел к Траяну.

— Ну, — молвил император, — так вот он каков один из римлян, предающихся странной религии. Как зовут тебя?

— Максимус Грациус, о кесарь, но в религии Спасителя меня называли Паулюсом — в честь славного апостола.

— Мне сказали, что ты готов выдать мне секреты этой секты? Почему?

— Потому что я римлянин, а христиане замышляют заговор против Рима и против тебя, о кесарь.

— Объясни понятнее.

— Еще вчера я был среди этих людей. Они собираются в пещерах, дабы скрыть свои злодеяния. Там они пьют и едят без меры, а опьянев, поносят твое изображение похабными словами и жестами. Затем они хватают украденное ими дитя, обмазывают его тестом и перерезают ему горло, говоря при этом, что римское отродье должно умереть за то, что римляне убили Бога в лице Кристуса.

— Они иудеи?

— Чаще всего по рождению; но все больше и больше римлян пополняют их ряды, так как — тебе это известно, о кесарь, — восточные религии сейчас в большой моде. Однако в этой соединились варварство и непокорность.

— Ты своими глазами видел ребенка с горлом, перерезанным этими нечестивцами?

— Кесарь, я знаю, что, свидетельствуя, я обвиняю и себя. И все же префект Кай обещал мне жизнь, если я скажу правду обо всем, что видел.

— Я бы сослал тебя в Галлию… но скажи: сколько ты видел погубленных таким вот образом детей?

— По одному каждый вечер… Да простят меня боги! Тогда Траян тогой прикрыл свое лицо и приказал, чтобы этого Грациуса убрали с глаз долой, а затем сказал Сатане:

— Никогда не приходилось слышать мне такой страшной исповеди. Но ты, Кай, ты-то почему утаивал от меня пропажу детей? Твоя полиция беспомощна?

— Великий кесарь, — ответил Сатана, — мои люди тоже ненадежны. Гангрена проникла в казармы. Надо всем нависла развращающая тень этого Кристуса. Вот почему я прошу тебя вскрыть этот гнойник, пока не поздно. Доброта твоя, кесарь, может обернуться слабостью.

Озадаченный Траян велел Лже-каю удалиться. Сатана же понял, что ложь Абрахаса посеяла в императоре недоверие к префекту. Не мешкая, он отправился к последнему и, безжалостно убив его, еще и надругался над трупом. Для большего правдоподобия он кровью начертал на стенах христианские символы: рыбу, якорь и греческую букву «тау», добавив слова: «Кристус победит».

И началось гонение на христиан в Риме и предместьях, как во времена Нерона. Обманутый император вызвал из Фессалии губернатора Руфуса и назначил его на освободившееся место префекта. Таким образом, виновный в смерти святого Перпера возглавил римскую полицию. Эта кровожадная гиена ненавидела верящих в Иисуса из Назарета. Едва он вступил в должность, как начались аресты и произвол. Пышным цветом расцвели пытки, имеющие целью выбить признания о мнимых лихоимствах, воображаемых заговорах, несуществующих преступлениях. Потом, несмотря на отвращение Траяна, христиан бросали на арену, где их пожирали хищные звери, — христиан лишали погребения.

Эта извращенная мысль родилась в больном мозгу Руфуса. Поскольку последователи назареянина проповедовали воскрешение плоти, самым страшным для них было оказаться сожранными, переваренными, превращенными в кучку дерьма. Но даже это не пугало их; такая казнь возбуждала мучеников, и этого никак не мог понять Руфус. Дело в том, что он не знал истории Ионы, проглоченного китом, притчи Христа о смерти и воскрешении.