Сталин - Троцкий Лев Давидович - Страница 24

В это время появляется Стасова и сообщает о вновь пущенном слухе, будто Ленин по документам департамента полиции провокатор. «Эти слова произвели на Ильича невероятно сильное впечатление. Нервная дрожь перекосила его лицо, и он со всей решительностью заявил, что ему надо сесть в тюрьму».

Орджоникидзе и Ногина посылают в Таврический дворец добиться от правящих партий гарантий, «что Ильич не будет растерзан юнкерами». Но перепуганные меньшевики искали гарантий для самих себя. В свою очередь, Сталин докладывал на Петроградской конференции: «Я лично ставил вопрос о явке перед Либером и Анисимовым (меньшевики, члены ЦИК), и они мне ответили, что никаких гарантий дать не могут». После этой разведки в неприятельском лагере решено было, что Ленин уедет из Петрограда и скроется в глубоком подполье. «Сталин взялся организовать отъезд Ленина».

Насколько правы были противники сдачи Ленина властям, обнаружилось впоследствии из рассказа командующего войсками генерала Половцева. «Офицер, отправляющийся в Терриоки (Финляндия) с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю я получить этого господина в целом виде или в разобранном… Отвечаю с улыбкой, что арестованные делают очень часто попытку к побегу», Для организаторов судебного подлога дело шло не о «правосудии», а о захвате и убийстве Ленина, как это было сделано два года спустя в Германии с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург.

Мысль о неизбежности кровавой расправы сидела в голове Сталина прочнее, чем у других: такая развязка вполне отвечала раскладу его собственной натуры. К тому же он мало склонен был беспокоиться о том, что скажет «общественное мнение». Другие, в том числе Ленин и Зиновьев, колебались, Ногин и Луначарский в течение дня из сторонников сдачи стали ее противниками. Сталин держался наиболее твердо и оказался прав.

Посмотрим теперь, что сделала из этого драматического эпизода новейшая советская историография. «Меньшевики, эсеры и Троцкий, ставший впоследствии фашистским бандитом, – пишет официальное издание 1938 г., – требовали добровольной явки Ленина на суд. За явку Ленина в суд стояли ныне разоблаченные как враги народа фашистские наймиты Каменев и Рыков. Им дал резкий отпор Сталин» и т. д.

На самом деле я лично в совещаниях вообще не участвовал, так как вынужден был сам в те часы скрываться. 10 июля я обратился к правительству меньшевиков и эсеров с письменным заявлением о полной солидарности с Лениным, Зиновьевым и Каменевым и был 22 июля арестован. В письме к Петроградской конференции Ленин счел нужным особо отметить, что Троцкий в «тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи». Сталина не арестовали и даже формально не привлекли к делу по той причине, что политически он ни для властей, ни для общественного мнения не существовал. В бешеной травле против Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого и других Сталин едва ли вообще назывался в печати, хотя он был редактором «Правды» и подписывал статьи своим именем. Никто не замечал этих статей и не интересовался их автором.

Ленин скрывался сперва на квартире Аллилуева, затем переехал в Сестрорецк к рабочему Емельянову, которому безусловно доверял и о котором, не называя его имени, упоминает с уважением в одной из своих статей. «Во время отъезда Владимира Ильича в Сестрорецк – это было вечером 11 июля – мы с товарищем Сталиным, – рассказывает Аллилуев, – провожали Ильича на Сестрорецкий вокзал. За время пребывания в шалаше на Разливе, а затем в Финляндии Владимир Ильич время от времени через меня посылал записки Сталину; записки приносились мне на квартиру, и так как на записки нужно было своевременно отвечать, то Сталин в августе месяце перебрался ко мне… и поселился в той же комнате, где скрывался Владимир Ильич в июльские дни». Здесь он, видимо, познакомился со своей будущей женой, дочерью Аллилуева Надеждой, тогда еще подростком, Другой из кадровых рабочих, Рахья, обрусевший финн, рассказывал в печати, как Ленин поручил ему однажды «привести Сталина на следующий день вечером. Сталина я должен был найти в редакции „Правды“. Они разговаривали очень долго, В. И. Ленин подробно обо всем расспрашивал». Сталин был в этот период, наряду с Крупской, важным связующим звеном между ЦК и Лениным, который питал к нему, несомненно, полное доверие как к осторожному конспиратору. К тому же все обстоятельства естественно выдвигали Сталина на эту роль: Зиновьев скрывался, Каменев и Троцкий сидели в тюрьме, Свердлов стоял в центре организационной работы, Сталин был более свободен и менее на виду у полиции.

В период реакции после июльского движения роль Сталина значительно возрастает. Партия наполовину ушла в подполье. Удельный вес аппарата соответственно возрос. Внутри аппарата автоматически выросла значимость Сталина. Этот закон проходит неизменно через всю его политическую биографию, как бы составляя ее основную пружину.

Непосредственно поражение в июле потерпели рабочие и солдаты Петрограда, порыв которых разбился в конечном счете, об относительную отсталость провинции. В столице упадок в массах оказался, поэтому, глубже, чем где-либо, но держался лишь несколько недель. Открытая агитация возобновляется уже в двадцатых числах июля, когда на небольших митингах выступают в разных частях города три мужественных революционера: Слуцкий, убитый позже белыми в Крыму, Володарский, убитый эсерами в Петрограде, и Евдокимов, убитый Сталиным в 1936 г. Потеряв кое-каких случайных попутчиков, партия в конце месяца снова начинает расти.

21–22 июля в Петрограде происходит исключительной важности совещание, оставшееся незамеченным властями и прессой. После трагически закончившейся авантюры наступления в столицу стали все чаще прибывать делегаты с фронта с протестами против удушения свобод в армии и против затягивания войны. В исполнительный комитет их не допускали, так как соглашателям нечего было им сказать. Фронтовики знакомились друг с другом в коридорах и приемных и крепкими солдатскими словами отзывались о вельможах из ЦИК. Большевики, умевшие проникать всюду, посоветовали растерянным и озлобленным делегатам обменяться мыслями со столичными рабочими, солдатами и матросами. На возникшем таким образом совещании участвовали представители от 29 полков с фронта, 90 петроградских заводов, от кронштадтских моряков и окрестных гарнизонов. Фронтовики рассказывали о бессмысленном наступлении, о разгроме и о сотрудничестве соглашателей-комиссаров с реакционным офицерством, которое снова подняло голову. Несмотря на то что большинство фронтовиков продолжало, по-видимому, считать себя эсерами, резкая большевистская резолюция была принята единодушно. Из Петрограда делегаты вернулись в окопы незаменимыми агитаторами рабочей и крестьянской революции. В организации этого замечательного совещания Свердлов и Сталин принимали, видимо, руководящее участие.