Время и снова время - Элтон Бен - Страница 65

– Наверное, мы хотели создать столетие, в котором его не было вовсе, – пытался объяснить Стэнтон. – И потом, мы желали такого мира, где человеческая изобретательность не используется для тупого разрушения всего и вся.

Но чем больше он узнавал о мире Кейти, тем сильнее убеждался в преступном заблуждении Маккласки и компании самодовольных старцев. И в собственном заблуждении. Люди творят историю и они же ее поганят, утверждала Маккласки и оказалась совершенно права. Невероятно, но в итоге она подтвердила свой тезис. Испоганила историю.

Если бы Ньютон не был так дьявольски умен.

Однако все это уже было в нескольких прошлых. Осталось только одно настоящее, и надо было действовать. Здесь и сейчас.

Глубокой ночью, когда Кейти алчно поглощала всевозможные деликатесы, заказанные в номер, решение было принято.

Они убьют Розу Люксембург.

Поначалу Кейти хотела убить Штрассера. Именно он выкрал и извратил революцию Люксембург. Он породил династию полубогов-убийц, властвовавших над безропотными марионетками, в которых превратилось все население земного шара.

Но Стэнтон возражал:

– Штрассер бандит. Он украл и осквернил нечто прекрасное и благородное. Это всякий сможет, и если его изъять из уравнения, любой другой займет его место – Сталин или кто-нибудь из германского ЦК.

Кейти уже подробно рассказала историю своего века, в которой часто встречались имена, знакомые Стэнтону по собственному столетию, – Геббельс, Рём, Зиновьев. Но были и те, о которых он никогда не слышал – Берия, Каменев, Гесс. Адольф Гитлер.

– Что-нибудь разрушить способен кто угодно, – продолжал Стэнтон, – но для созидания нужен талант, а для успешной революции требуется гений. Люксембург – уникально одаренная личность: прозорливый политик и воистину отменный организатор. Я знаю, я с ней встречался. Все ее тупые сподвижники ей в подметки не годятся. Без нее они лишатся вожака. Нам не нужно убирать навоз, надо сломать лопату.

Если откровенно, ему претил этот план, который он сам же отстаивал. Он виделся с Люксембург – хорошая женщина, добрая… и нравилась Бернадетт. Однако он понимал, что изъятие ее из немецкого уравнения – лучший ход, который исправит допущенную ошибку. Германская революция не случится, никто ее не извратит и не захватит власть над миром.

– Значит, убиваем Люксембург. – Кейти поочередно вгрызалась в стейк и колбаску.

– Да.

– А потом я убью Штрассера.

– Это на твое усмотрение. Сейчас ему всего двадцать два года.

– Мне пофиг. Хоть двадцать два месяца или двадцать два дня. Я голыми руками порву его на куски и сожру сердце, пока еще бьется. Потом урою всех его комитетчиков, даже тех, кто сейчас еще в коляске. Потом грохну родителей тех, кто еще не родился. Все умрут страшной смертью. Это будет месть за преступления, которые теперь не свершатся.

Кейти жадно отпила воды из графина. Она не употребляла спиртное – дескать, опыт научил: всегда ясные мозги дают преимущество над пьяным врагом.

– А потом… – жилистой истатуированной рукой она отерла рот и в упор взглянула на Стэнтона, – потом я, наверное, убью тебя, потому что во всем случившемся виноват ты.

Стэнтон выдержал ее взгляд. Он не напрашивался на роль спасителя. И тоже потерял детей.

– Может, ты и права, Кейти, – тихо сказал он. – Только имей в виду, убить меня не так-то просто. Да, я и те, кто меня послал, разбудили лихо. Но я не устранился, когда понял, что вышло черт знает что. Хотя мог бы слинять. Нет, я отыскал и спас тебя. И теперь есть шанс нам вместе попробовать снова. В моем веке ходила поговорка: в третий раз повезет. Не слыхала?

– В моем времени везения не существовало, Хью Стэнтон. Слова «везение» и «удача» были под запретом. Даже и само понятие – как буржуазное. Ради всеобщего блага и покоя всем руководил Великий Вождь.

– Что ж, теперь всем руководим мы. И все сделаем как надо. Только сначала еще разок сгоняем в Константинополь. Наведаемся в подвал, из которого мы оба вышли.

– Зачем?

– Чтобы исправленный нами век таким и остался. Для этого ты напишешь свое послание.

47

Поездка далась непросто. В век Кейти Хроносы не обладали технической возможностью снабдить ее поддельными документами и валютой, ибо не осталось образцов начала двадцатого столетия. Череда «культурных революций» и чисток уничтожила все мелкобуржуазное наследие – великолепные здания, музеи, картины, книги. Династия Великих Вождей, вставшая к кормилу власти, попросту не оставила ничего от прошлого.

Слава богу, что новые Хроносы смогли тайком переправить Кейти в Стамбул и вовремя доставить ее в подвал в районе верфей. В 1914-й она прибыла лишь с оружием и парой кусочков золота, полученными от главного партийного дантиста. Глава Государственного Института Научных Исследований мог снарядить ее лишь компасом, картой Европы, запиской, в которой значились место и время убийства кайзера, грубой мужской одеждой и башмаками. Полагаясь на собственную смекалку, Кейти добралась из Турции на Балканы, воровством и разбоем добывая себе все необходимое.

– Всю свою сознательную жизнь я была в бегах, – рассказывала она. – Потому-то меня и выбрали. Но, по-моему, в здешнем мире выживет любой. На лугах и в лесах полно жрачки, крестьяне доверчивы как овцы, погранцы сначала кричат «стой!» и лишь потом стреляют – несусветная глупость, позволяющая мне выстрелить первой.

Стэнтон и Кейти поездом ехали по Европе. Кейти была в мужской одежде, купленной ей Стэнтоном. Она наотрез отказалась от женского платья начала века, убедительно заявив, что такая одежда нелепа и сковывает в бою.

Поскольку у Кейти не было документов, официальное пересечение границ исключалось. На последней приграничной станции пара покидала поезд и, отыскав удобное место, пересекала границу нелегально. Таким манером они проехали по всей Европе с севера на юг и вновь прибыли в город, в котором начались их приключения.

Стэнтон опять снял двухкомнатный номер в отеле «Пера Палас», и поздним вечером они отправились к дому Исаака Ньютона, отправной точке миссии Хроносов.

– Давно хотел спросить, – сказал он, оглядывая улицу, – зачем понадобилось убивать врача и сиделку?

– Женщина услыхала мои шаги в коридоре. Подкованные башмаки громко цокали.

– Мысль о каучуковой подошве не пришла, что ли?

Кейти остановилась и взглянула на Стэнтона:

– Эти башмаки отдал мне солдат, который, наверное, поплатился жизнью за утерю казенного имущества. Иначе мне пришлось бы отправляться босиком или в парусиновых баретках. Ты не представляешь нищету мира, созданного тобой.

Стэнтон смолк. Отмычкой открыл входную дверь, и они спустились в больничный подвал.

Все было как прежде: две цепочки следов, стул и стол, письмо Стэнтона в будущее.

– Твоя история, которую я прочла, – сказала Кейти.

– Нет, – возразил Стэнтон. – То послание было оставлено в начале века, в который ты внедрилась. Созданное мною столетие исчезло в тот миг, когда ты очутилась в прошлом и перезапустила историю заново. Это письмо оставлено в новой версии двадцатого века, которую творишь ты. Века твоей жизни и смерти. Прежнее письмо неотличимо от того, что нашла ты, но существует в иной версии времени.

– Будем надеяться, моя версия станет последней и единственной. – Кейти положила свой конверт рядом с письмом Стэнтона. История ее двадцатого века. Перечень бедствий, составленный за долгие часы путешествия по Европе.

Два варианта истории лежали рядышком. Оба страшные, но один неизмеримо страшнее.

– Ну вот, – сказала Кейти. – Если вдруг объявится новый путешественник во времени, есть шанс, что он узнает обо всем, что уже известно нам.

– Но если мы преуспеем в своей миссии и предотвратим немецкую революцию, он, возможно, не появится.

– Возможно.

Стэнтон перевел луч фонарика со стола на темные ниши, заполненные старыми пыльными бутылками.