Дежа вю - Туманова Юлия - Страница 44

ГЛАВА 20

Мальчика они думали назвать Алешей. А если будет девочка — Дарья.

— Мне не нравится Дарья, — морщила нос Алька. — Как будто корова! Дарья Олеговна тем более! А вот просто Даша — замечательно. Вообще, отчество такое получается… Олеговна! Олегович! — нет, некрасиво.

— Запишем их на тебя, — просто решал вопрос Морозов, — будут Валентиновны.

— Ненавижу это имя! — брыкалась она. — Пусть тогда уж будут Альковны.

— Ну да. А в графе национальность тогда надо написать — мордва.

— Почему мордва? — сердилась она. — Ты хочешь сказать, что Алька — мордовское имя?

— Я хочу сказать, что я тебя обожаю!

На этом очередной выбор имен для будущих Валентиновичей, Олеговичей и Альковичей заканчивался. Чтобы потом возобновиться в других вариантах.

— Андромеда, Ангелина, Анжелика, — пыхтела над справочником невеста.

— Анемия, — подсказывал жених, — оригинальная вырастет девочка.

Словарь имен летел ему в лоб, но Олег ловко уворачивался и принимался за мужские варианты:

— Вот, смотри, потрясающее имя! Алька, ты слушаешь? Слушай внимательно! Это музыка, а не имя!

— Ну? Говори! — подпрыгивала от любопытства она.

— Дормидонт! — зловещим шепотом объявлял будущий папаша, и в его сторону летели поочередно подушка, тапок и безудержный смех.

Алька вдруг становилась серьезной.

— А что бы ты делал, если бы я за это время успела залететь?

— Я бы сбежал, — поразмышляв, признавался он горестно, — далеко и надолго. А много лет спустя пробрался бы в родной город под покровом ночи, гонимый отцовским инстинктом. И не узнал бы своего сына в ночном грабителе, безжалостно отнявшем у пенсионера — у меня, то есть! — последнюю рубашку и дырявые носки!

— Язык у тебя без костей, — вздыхала Алька, не вступая в игру, — а если серьезно?

— Я не могу говорить серьезно на тему «а что бы было, если бы»! Давай лучше еще подумаем, как детей назовем.

В итоге все-таки «пришли к консенсусу». Девочка будет Ксюша. Мальчик — Саша.

А в общем-то, так и случилось.

Только отчество Ксюшке с Сашкой досталось совсем другое.

А что бы было, если бы…

…Они бы все равно в итоге расстались, думала Тина, дожидаясь своего кофе. Невозможно прожить с человеком всю жизнь и не понять, что он способен на предательство. Олег был способен. Алька не умела прощать.

А Тина научилась. И что? Легче не стало. Или Морозова она все же еще не простила?

Словно пытаясь прочесть ответ в своих глазах, она жадно уставилась в зеркало. Но то почти сразу же отъехало в сторону, впуская в купе Олега с подносом.

— Пожалуйста.

— Спасибо.

Теперь она во все глаза смотрела на него.

Простила или нет? Сумела или еще нужно время?

Он расставлял чашки, избегал ее взгляда, и Тина разглядывала его лицо, пытаясь понять, что при этом испытывает…

Щеки у него были совсем колючие. Она внезапно осознала, что держит ладонь на чужой, пахнущей табаком щетине. Под пальцами перекатывались желваки.

— Не смей! — отодвинулся он, выпалив свинцом потемневших дочерна глаз.

— Я…

Что? Что — ты? Зачем? Почему? С ума сошла?

— Я только хотела, я думала, что…

Нет, ты не думала! Не думала! Лапать чужого, хамоватого мужика — это же уму непостижимо!

— Я знаю, о чем ты думаешь, — отрывисто проговорил Олег. — Ты сидишь здесь и строишь из себя святую, готовую простить мне все на свете да еще и посочувствовать при этом. Ведь так?

— Я не понимаю, — она отчаянно потрясла головой. — Чему сочувствовать-то?

— Ну как же! Детей у меня нет, женат я ни разу не был. Ха-ха, нет счастья в личной жизни, так это называется? И все из-за того, что в молодости имел неосторожность…

— Да замолчи же ты, идиот! Что ты несешь?

— Не смотри на меня так, ясно? — прошипел он ей в лицо. — Или ты думаешь, раз у меня нет того, что есть у тебя, я заслужил прощение?

— Ты бредишь, — убежденно произнесла она, — я вовсе не хотела тебя…

— А я хотел! И сейчас хочу! Хочу тебя!

Он сказал это медленно, будто прислушиваясь к самому себе, разом остыв от яростной вспышки, словно какое-то чудовищное напряжение мгновенно выплеснулось в этих словах.

Вот она, правда. Только это и есть правда. Остальное не имеет никакого значения, для него-то уж точно!

— Тина…

— Замолчи!

— Тина!

— Я не желаю тебя слушать! Ты что же думаешь, а? — подбоченилась Тина. — Я тебе сейчас же на шею брошусь, да? После такого-то признания! Благодарствуйте, барин! — Она поклонилась оцепеневшему в изумлении Морозову. — Как же! Спустя много лет барин вообразил, что все еще хочет крепостную девку, и девка стало быть радоваться должна! А то что барин однажды ее на скотный двор услал, так на то он и барин, что хочет, то и делает!

— Бляха муха, — заорал он, не стерпев, — да что ты несешь? Тебе, наверное, повод нужен несчастной жертвой себя почувствовать, поплакать…

От такой несправедливости злые слезы мгновенно плеснули на ресницы, и, заморгав, Тина выпалила:

— Я никогда не плачу!

— Я вижу! — скривился в ухмылке Олег.

Опрометью она метнулась к двери. «Останови ее! Хотя бы сейчас останови!»

Но ноги будто бы приросли к полу. Не двинувшись с места, он повернул лицо к окну и стал внимательно глядеть в темноту.

Тина, выбежав из купе, прислонилась бессильно к двери.

Она позволила последнему из негодяев довести ее до слез! Не в первый раз! Злость придала ей сил. С непроницаемым лицом она вернулась в купе, села на свою полку и открыла ноутбук.

Олег стоял, не меняя позы.

Но она заметила, как дрожат его пальцы, сцепленные на краю стола.

Истерик! Болван!

— Ты изменилась во всем, кроме своей слепоты, — произнес он, не оборачиваясь. — Тебе до сих пор хочется думать, что я во всем виноват, что я сделал тебя несчастной!

Она молчала, судорожно и невпопад стуча по клавишам.

Кого она пыталась убедить, что работает?!

— Ты даже не удосужилась как следует подумать! — Олег тяжело сел. — Ты…

Почему она должна слушать этот бред?!

Тина вскочила и, пошарив по стене, нащупала радио. Резко выкрутила громкость на полную мощность.

— Все, что тебя касается, все, что меня касается, все только начинается, начинается, — хрипловато сообщил певец.