Манипуляторы сознанием - Шиллер Герберт - Страница 70

Некоторые исследователи утверждают, что стремление к культурной целостности, защита национальной культуры означают на практике защиту традиционализма и усиливают консервативные и репрессивные силы главным образом в бедных странах. Как утверждает наиболее влиятельная группа американских ученых в области коммуникаций, западные средства массовой информации являются инструментами модернизации и способствуют социальным переменам; выступать против них — значит выступать против модернизации и поощрять застой, неграмотность и отсталость[26]. В действительности, однако, дело обстоит как раз наоборот. Цель национальной культурной политики заключается не в запрещении распространения культурных ценностей, ее цель — помочь росту сознания. По самой своей сути культурная политика выступает против установившихся, традиционных канонов и авторитетов.

Несколько лет назад Франц Фэнон заметил, что к культуре нельзя относиться как к реликвии, музейному экспонату[27]. Для Фэнона и других радикальных писателей культура народа развивается в процессе борьбы. Ее не бальзамируют, и перед нею не благоговеют. Она рождается в ежедневных столкновениях и битвах с местными и иностранными угнетателями. А поддерживал ли традиционализм, например, Амилкар Кабрал (выдающийся деятель освободительного движения в Африке — прим. пер.)? Он писал:

«Несомненно, пренебрежительное отношение к культурным ценностям африканских народов, основанное на расистских чувствах и стремлении увековечить иностранную эксплуатацию, нанесло большой вред Африке. Однако не менее вредными для Африки будут такие явления и оценки: безудержные комплименты; систематическое восхваление достижений без критики просчетов и недостатков; слепое копирование культурных ценностей без учета того, что они могут содержать регрессивные элементы; путаница между выражением объективной и материальной исторической реальности и тем, что выглядит как творение определенного ума или своеобразного темперамента; абсурдное увязывание качеств художественного произведения — хорошего или плохого — с предположительными расовыми характеристиками и, наконец, ненаучный подход к явлениям культуры» [28].

Очень легко проверить, играет ли защита культурного суверенитета на руку реакционному традиционализму. Культурно-коммуникационному освобождению претит репрессивная власть и угнетение независимо от того, находится ли источник угнетения внутри страны или за границей. Адвокаты культурного статус-кво иногда бросают вызов иностранному господству, но только для того, чтобы укрепить свои собственные привилегированные позиции. Их протесты затихают, когда борьба переносится на территорию своей страны и возникает угроза их собственному господствующему положению. В связи с этим Амилкар Кабрал, говоря о начальном периоде национально-освободительного движения, отмечал:

«Несколько старых, традиционных и религиозных лидеров присоединяются к борьбе в самом начале или в ходе ее развития и с большим энтузиазмом вносят свой вклад в дело национального освобождения. Но и здесь бдительность крайне необходима: сохраняя глубоко укоренившиеся предвзятости своего класса, такие лидеры обычно видят в освободительном движении единственное действенное средство избавиться, используя самопожертвование масс, от колониального угнетения их собственного класса и восстановить таким образом свое собственное полное политическое и культурное господство над людьми» [29].

В современную эпоху переплетающихся экономических связей и мощного электронного оборудования, распространяющего информацию в глобальном масштабе, полное избавление от иностранных коммуникационных материалов невозможно. Несколько примеров действительной автаркии в 50-х и 60-х гг. носят исключительный характер и, возможно, уже не повторятся. Китай благодаря своему географическому положению, языку и бескомпромиссной враждебности к Соединенным Штатам в течение двадцати лет был относительно изолирован от западной информации. Куба в результате эмбарго, наложенного ее могущественным соседом после революции, в течение многих лет также обладает необычайной свободой в области культуры.

И тем не менее полная автаркия в качестве культурной политики является нереалистичной и самоограничительной. Существует множество альтернатив культурному господству извне. Это, однако, не означает одобрения концепции коммуникационных монополий о «свободном потоке информации». Отнюдь нет! В данном случае предлагается учитывать технико-материальные реальности, высокий уровень информационной избирательности и продолжающиеся усилия по популяризации культурноинформационной деятельности среди широких народных масс.

Поучительно ознакомиться с мнением кубинцев, которые пережили буквальную блокаду относительно политики в области культуры. В докладе министра образования Кубы на конгрессе по вопросам культуры, состоявшемся в Гаване в 1971 г., подчеркивалось, что опора на собственные силы в развитии национальной культуры является основой для «избирательной ассимиляции мировой культуры». В докладе отмечалось:

«Растущее технологическое совершенствование средств массовой информации и пока неясные последствия этого процесса обязывают наше революционное общество бороться против отравления эфира империалистической идеологией путем создания идеологических антител для нейтрализации ее пагубных последствий. Единственная альтернатива в современных условиях — это борьба. Поэтому насущной необходимостью являются общественные дискуссии, анализы, научные исследования и правильные оценки, которые подготовят массы к критическому восприятию всех форм выражения буржуазной идеологии» [30].

Автаркия, за исключением нескольких стран, обладающих соответствующим географическим положением, лингвистическими особенностями и природными ресурсами, не является практическим решением проблемы. В то же время усиливается организованное и произвольное информационно-культурное проникновение. Только сознательная и всесторонняя борьба может преодолеть идеологические диверсии и культурный империализм. Это подразумевает еще одно направление сопротивления — широкое ознакомление народа с историей, пересмотренной с классовой точки зрения.

Мы уже отметили, что культура — это не собрание музейных экспонатов и что борьба с культурным империализмом не означает защиты традиционализма. Однако было бы неправильно делать из этого вывод, что история начинается только с современного освободительного движения против угнетения. В борьбе против культурного и информационного империализма нельзя недооценивать роль истории. Именно история напоминает и освежает в памяти важнейшие события, сознательно замалчиваемые или искаженные в интерпретации угнетателей. Есть множество примеров как утаивания информации, которая могла бы обогатить сознание, так и искажения информации в интересах угнетателей.

До недавнего времени трехсотлетняя борьба черных Северной Америки полностью замалчивалась и в школьных классах страны, и в средствах массовой информации. Многие эпизоды этой борьбы и сейчас еще скрыты от общественности. Однако одним из достижений движения черных в 60-х гг. было то, что в коммуникационном потоке страны появилась, хотя и в ограниченном количестве, информация о жизни и борьбе черных. То же самое происходит и в женском движении Соединенных Штатов.

Естественно, история, о которой здесь идет речь,— это не та история, которую нам предлагают прислужники угнетателей, как подчеркивает Шейла Роуботем в своей метко названной книге «Скрыто от истории»[31]. Это еще одна сторона продолжающейся борьбы против угнетения во всех его видах. Это скорее открытие прошлого, чем его пересмотр, потому что известные и широко распространяемые версии представляют события с точки зрения привилегированного класса.

Язык, не менее чем история, использовался как орудие угнетения. Этот факт не нужно разъяснять жертвам. Женщины и черные, например, хорошо знакомы с систематическим использованием языковых средств для создания их непривлекательных образов. Увековечение определенных лингвистических форм и выражений совпадает со стремлением увековечить саму систему господства. Почему общество, которое стремится изменить свою экономическую и социальную систему, продолжает употреблять выражения, которые так хорошо служили старому общественному порядку?[32]