Что такое 'антинаука' - Холтон Джеральд - Страница 9

Транскультурный социально-психологический портрет «человека модерна», который вырисовывается в ходе исследований, проводимых в развивающихся странах, включает в себя еще и довольно-таки когерентную, внутренне весьма дифференцированную картину мира соответствующего типа, — но при том, однако, что у этого портрета не так уж много прототипов, что он приложим к незначительному меньшинству в общей массе населения этих стран. Мне пока неизвестны аналогичные эмпирические исследования, направленные на выяснение меры и глубины соответствия образу «модерна» жителей США, которые, как можно предположить, заведомо ближе по самому способу жизни к модернистским реальностям и институтам. Думаю, однако, что и по отношению к США выяснится, что значительная часть населения этой страны все же не слишком точно вписывается в данный нами портрет модернистского типа личности (и не в последнюю очередь по таким критериям, как права женщин и проблемы контроля над рождаемостью). И уж во всяком случае, для американского варианта этого портрета будут характерны глубокие внутренние противоречия[23].

Наиболее явным признаком живущего среди нас «антимодернистского» меньшинства как раз и является наличие в его картине мира всякого рода паранаучных — от астрологии до колдовства и чародейства — верований и представлений. А эти последние с необходимостью, по самой своей природе, глубоко противоречат перечисленным критериям «модерна», — таким, например, как стремление к объективности, понимание и признание достижений «конвенциональной» науки западного типа, приверженность к ее идеалам, среди которых особое место принадлежит идее исчислимости, предсказуемости и причинной подчиненности живой и неживой природы.

Рассмотрим для большей наглядности идею «стремления к объективности». Для современной научной картины мира это существенно важная, основополагающая вещь. Возможно, наиболее фундаментальным аспектом научного метода является то, что, несмотря на личную одержимость ученого и экстаз научного творчества, его результаты всегда остаются полностью инвариантными относительно частных мнений, пристрастий или индивидуальных различий. Не случайно в «Автобиографических записках» А. Эйнштейн говорил о своем «стремлении освободиться от цепей зыбкого случайно-личного в понимании мира». «Мысленное созерцание этого сверхличного порядка вещей в мире было для меня высшей целью». Точно так же и М. Планк, как бы извиняясь за привнесение в физику сложнейших квантовых идей, говорил, что руководствовался в своих размышлениях прежде всего стремлением отыскать «абсолют», т.е. такое знание, которое истинно не только для всего человечества, но и для инопланетного разума, если только тот вообще существует в природе. «Воля к объективности» составляет самую суть подлинной науки, зато для паранауки она — как черту ладан. Весь пафос паранауки с ее наделением «сознанием» даже атомов и прочими анимистическими трюками — замкнутость на сугубо персональном, интимно-неповторимом, не поддающемся контролю и проверке.

Назад к астрологии! (Вместо антракта)

Если допустить на минуту, что астрология олицетворяет собой всю пеструю совокупность паранаук, то можно будет проиллюстрировать высказанные выше тезисы с помощью замечательно красноречивого примера, который мы находим в эссе известного писателя К. Воннегута (между прочим, в прошлом инженера). Ему удалось в виде шутки дать почувствовать ту пропасть, которая отделяет модернизм, со всеми его особенностями и реалиями, с одной стороны, от паранауки — с другой. В основу эссе положена озорная речь, с которой Воннегут обратился к выпускникам Беннингтонского колледжа. В ней он призвал будущих ученых и инженеров положить конец эре науки, «закрыть» ее. Там были, в частности, такие слова: «Мы будем чувствовать себя в несравненно большей безопасности, если наше правительство будет вкладывать деньги не в науку, а в астрологию и хиромантию. Мы привыкли надеяться, что наука спасет человечество от всех бед. И она на самом деле старалась это делать. Но хватит с нас уже этих чудовищных испытательных взрывов, даже если они производятся во имя защиты демократии. Нам остается надеяться теперь только на суеверия. Если вы любите цивилизацию и хотите ей помочь, то станьте врагом истины и фанатиком невинной и безвредной чепухи. Я призываю вас уверовать в самую смехотворную из всех разновидность суеверия, а именно, будто человек — это пуп Вселенной, с которым связаны самые заветные чаяния и надежды Всемогущего Творца. Что же касается астрологии с хиромантией, то обе они безусловно полезны, ибо придают человеку бодрость и стойкость, наполняют его сознанием своих сил и возможностей, верой в обещания судьбы. Это — коммунизм в лучшем смысле этого слова. У всех нас есть день рождения и почти у всех — ладони. Возьмем, к примеру, какого-нибудь серого, скучного, недалекого субъекта. Допустим, что он родился 3 августа, а зовут его Лео. Шутка ли, да ведь все Лео находятся под покровительством Солнца! И все они по гороскопу — люди гордые, энергичные, властные, обаятельные и привлекательные! Их камень — алмаз и рубин, цвет — оранжевый, металл — золото! Неужели же все это — и о каком-то ничтожестве?! А ну-ка, Лео, покажи свою ладонь! Удивительная ладонь, замечательная! Что за линия сердца, — ну, девушки, берегись! А холмы Венеры? Ого, вот это да! Вот это личность!»[24]

Завершает свою филиппику против науки Воннегут тем, что проводит параллель между искусством и астрологией, «у которых много общего, и которые делают человека лучше и прекрасней, чем он есть на самом деле. Искусство танца, например, являет нам человека, который умеет двигаться несравненно грациозней, чем двигаются обыкновенные люди... Певцы и музыканты дают нам образец людей, способных производить несравненно более приятные и гармонические звуки, чем на это способны простые смертные. Ну, и так далее. В искусстве человек действительно становится как бы солнцем, вокруг которого вращается весь мир, что бы там ни говорили ученые о действительном положении дел». Зато наука, заключает писатель, никоим образом на это не способна. А военно-промышленная, научно-техническая идеология и вовсе рассматривает человека как мусор, как пушечное мясо — и его самого, и его детей.

Модерн: взгляд философа

Мы еще вернемся к этому исполненному глубокого смысла тексту Воннегута. Но прежде я должен, как и обещал, завершить общую характеристику модернизма. Только теперь мы посмотрим на него с иной, отличной от социологической, точки зрения, а именно, с позиций интеллектуальной истории и философии. При этом временные ориентиры и масштабы несколько смещаются. В отличие от социологического подхода, который маркировал модернизм непосредственно XX в. и строил его определение в языке реалий нашего времени, философская трактовка рассматривает модернизм как продолжение и результат перехода от эпохи Гуманизма к эпохе Рационализма. Из обширной литературы на эту тему я выбрал работу одного автора, который более других чуток к природе обсуждаемого нами предмета. Позиция, занятая этим мыслителем, помещается между крайними точками зрения, представленными, с одной стороны, например, М. Берманом в его книге «Мир, утративший очарованье» (автор, кстати, явно не отдает себе отчета, что воспроизводит идеи Б. Барвинка, только на более упрощенном и популярном уровне), а с другой — фанатичными ископаемыми последователями Венского кружка позитивистов, когда-то заявивших о себе миру манифестом «Научное миропонимание». Итак, автор, на котором мы остановим свой выбор, — это известный философ С. Тулмин. В своей новой книге «Космополис»[25] он пытается проследить (таков подзаголовок работы) «подспудные судьбы модернизма». В ходе откровенно спекулятивного, хотя в целом и здравого анализа он усматривает и выделяет в интеллектуальной истории человечества возникновение и развитие принципиальных элементов посткартезианского модернизма, для обозначения которого употребляет термин «высокий модерн».