Незримая паутина: ОГПУ - НКВД против белой эмиграции - Прянишников Борис Витальевич - Страница 87

— Встречам со славными корниловцами я всегда рад, — отвечал Антон Иванович.

— Ваше превосходительство, очень прошу вас принять участие в праздновании юбилея моей группой в Брюсселе. Ваше присутствие будет так приятно нашим брюссельцам.

Деникин был удивлен неожиданным приглашением. Ведь Скоблин мог пригласить его и раньше, за столом банкета. Деникин уклонился от приглашения и учтиво благодарил за честь.

Скоблин настаивал:

— Если хотите, мы завтра же утром выедем на автомобиле в Брюссель. — И, запнувшись, добавил, — а генерал Миллер с нами не поедет.

— Деникин благодарил еще раз, но ехать не пожелал.

Час спустя Скоблин, Трошин и Григуль посетили квартиру генерала Миллера в Булони. Ехать к Миллеру Скоблин не хотел, но уступил настояниям своих спутников. Как-никак, а благодарить Миллера следовало, хочешь — не хочешь, но нанести визит было нужно. Тем больше подтверждалось бы и хитроумное алиби.

— Николай Владимирович, Евгения Карловича дома нет, — сказала ничего не подозревавшая Наталия Николаевна.

— Очень жаль. А мы приехали поблагодарить Евгения Карловича за все добрые слова, сказанные нашим корниловцам. Это было так мило с его стороны. Пожалуйста, передайте ему нашу сердечную благодарность.

Скоблин, человек редкостной выдержки, внешне был спокоен. Ничто не выдавало его свидания с Миллером на углу Жасмен и Раффе. Он спросил невестку Миллеров:

— Ольга Васильевна, вы действительно уезжаете в Белград?

— Да. Вчера Евгений Карлович купил мне и моей девочке билеты, а сегодня должен привезти плацкарты.

Скоблин отвел глаза в сторону, взглянув на кресло, в котором не раз сиживал генерал Миллер.

Но это мимолетное беспокойство тотчас же уступило место его обычному самообладанию. Прощаясь, он пожелал ей счастливого пути.

Переступив порог тюремной одиночки, Плевицкая подошла к койке и бессильно опустилась на твердое ложе. Забылась тяжелым сном. А наутро встала полная решимости бороться. Вспомнила об адвокате М. М. Филоненко, выигравшем процесс против страховой компании после автомобильной катастрофы в Венсенском лесу. И написала ему отчаянное письмо, умоляя взять на себя защиту ее в суде.

Филоненко согласился, но сразу же спросил:

— Прежде чем взяться за ваше дело, я должен знать всю правду. Иначе я не могу вас защищать. Скажите все что знаете.

— Клянусь вам, я ничего не знала и не знаю, — трижды перекрестившись ответила Плевицкая.

1 октября во Дворце Правосудия Плевицкую подвергли суровому допросу. Следователь Марша пригласил в свой кабинет жену сына генерала Миллера. Встреча с Плевицкой была волнующей и драматичной.

— Вы знаете, что случилось. Вы должны помочь найти наших мужей, — сказала взволнованная Н. Н. Миллер.

— Нет, я ничего не знаю. Я ни в чем не повинна, — со слезами на глазах отвечала Плевицкая.

— Скажите всю правду, все, что знаете!

— Я ничего не знаю. Как вы могли этому поверить?

— Где вы провели весь день 23 сентября? — вмешался Марша.

— Сама не знаю. Ходила по всему городу, была в Булонском лесу, в Сен-Клу. Мне все чудилось, что встречу мужа.

— Почему же вы не пришли к мадам Миллер, в семью, с которой были так близки?

— Не знаю. Об этом совсем не думала.

— Где вы завтракали и обедали в тот день?

— Я не ела весь день. Была в кафе на площади Жанны д’Арк около Тюйлерийского сада. Надеялась, что сюда придет мой муж, здесь мы бывали часто.

— Были ли у вашего мужа деньги, когда он уходил из отеля «Пакс»?

— Нет, у него ничего не было. Уходя с Мацылевым, он оставил в отеле бумажник со всеми нашими деньгами.

Марша вынул записную книжку Скоблина. При виде этой нежданно появившейся книжки Плевицкая смутилась. Впившись в нее глазами, с тревогой ожидала вопроса.

Наряду с пустяковыми записями, на страничке с датой 22 сентября, рукой Скоблина было записано: «Передать Е. К. о свидании в 12 ч. 30 м. — 12 час. Поговорим». На этой же страничке таинственные знаки: «3 П 67 гри».

— Что это значит? — впившись глазами в Плевицкую, спросил Марша.

— Ничего не знаю, ничего не понимаю, — отвечала, тяжело дыша, взволнованная Плевицкая.

— Итак, — продолжал следователь, — все ясно. Ваш муж заманил генерала Миллера на свидание. Он — виновник. А вы — сообщница. На какие деньги жили вы и ваш муж?

— Я давала концерты, хорошо зарабатывала, особенно в турне по Прибалтике, в Финляндии, на Балканах.

— Но мы знаем, что вы жили выше ваших средств.

— Нет, нет. А когда нам не хватало денег, мой друг Эйтингтон выручал нас. Он — богатый человек, присылал нам деньги из Берлина. А сколько, точно не помню. Это знал мой муж, он вел наши денежные дела.

Марша перелистал книжку Скоблина. На одной из страничек было записано:

«Особо секретным денежным письмом. Шифр: пользоваться Евангелием от Иоанна, глава XI. Числитель обозначает стих, знаменатель букву. При химическом способе: двухпроцентный раствор серной кислоты. Писать между строк белым пером. Проявлять утюгом. Письмо зашифровывается: милостивый государь без многоуважаемый».

Разоблачение «Внутренней линии»

Весть о похищении генерала Миллера застала меня в Тамарис-сюр-Мэр, уютном городке Французской Ривьеры. Я поспешил вернуться в Лион. Рончевский и я были единодушного мнения — дольше терпеть преступные дела «Внутренней линии» было нельзя. Мы знали, что обезглавленный РОВС не был в состоянии разоблачить «Вн. линию». В ближайшем окружении похищенного Миллера не было ни одного генерала, понимавшего необходимость тщательного расследования ее темных дел. На рю дю Колизе не было ни Стогова, ни Эрдели. На пути к полному захвату РОВСа оставалась одинокая фигура честного Витковского, о «Вн. линии» ничего не знавшего. За долгие годы кропотливой работы «Организация» Шатилова пропитала своей агентурой ткань РОВСа, стала его нервной системой. Вовлеченные в нее честные офицеры постепенно свыклись со своей двойной ролью «глаз и ушей РОВСа». Шатиловский «орден» свято хранил свои тайны под лозунгом, распространенным на весь РОВС: «сора из избы не выносить». И даже при Миллере не весь сор дела Линицкого — Коморовского был вынесен из избы РОВСа: циркуляр, подписанный Кусонским, обелял Коморовского — вопреки ясным заключениям комиссии Трегубова.

Традиционно понимаемые в РОВСе понятия о воинской чести и добром имени организации не способствовали раскрытию дел «Вн. линии». Даже благонамеренные начальники были склонны скрывать и затушевывать неблаговидные дела.

К тому же речь шла не только о РОВСе, но и об интересах организаций, в которые проникли щупальца незримых «объединителей».

Наше мнение о необходимости публичного разоблачения «Вн. линии» было поддержано центром НТСНП в Белграде и Центральным Правлением Отдела во Франции. По вечерам, перечитывая письма Закржевского и «Идеологию», мы составляли доклад «Внутренняя линия». Тем временем Парижское отделение НТСНП готовилось к открытому собранию на тему: «О методах и целях большевистской провокации в эмиграции».

9 октября в набитом до отказа зале Социального Музея на рю Лас-Кас Николай Степанович Мельников огласил декларацию Центрального Правления Отдела:

«Вся русская эмиграция взволнована сейчас исчезновением генерала Е. К. Миллера. Наш Союз в лице Председателя РОВСа потерял доброго друга, лично относившегося к нам с неизменной и глубокой симпатией. Этот удар, нанесенный большевиками РОВСу, фактически нанесен всей национальной эмиграции, ибо основным мотивом преступления несомненно являлось желание большевиков провести на руководящие посты РОВСа людей, тесно связанных с конспиративной организацией, именуемой „Внутренняя линия“. На пути осуществления этого плана стоял генерал Миллер, которого надо было заменить своим человеком».

Цель же «Внутренней линии» заключалась:

«1) в насыщении своими агентами всех национальных русских организаций в эмиграции,

2) в объединении этих организаций под единым руководством и контролем „Внутренней линии“, которая к этому времени должна была занять все командные посты в РОВСе и использовать его доблестный флаг,

3) в полной изоляции и дискредитировании НТСНП, как организации, ускользнувшей от ее контроля и ведущей самостоятельную непримиримую и решительную борьбу с поработителями России.

До сего времени мы не вскрывали публично эту организацию, считая, что такое вскрытие может быть принято как интрига и клевета против самого РОВСа. Но о существовании и подрывной и подозрительной работе „Внутренней линии“ мы своевременно сообщали ответственным руководителям РОВСа и других организаций. Предавая гласности часть имеющихся у нас данных, мы настойчиво подчеркиваем, что большинство рядовых сотрудников в этой „Внутренней линии“ — честные и порядочные люди, поверившие своим руководителям — людям с именами и боевыми заслугами в прошлом.

Цель нашего собрания: 1) Рассказать эмиграции о методах и работе „Вн. линии“ у нас в НТСНП; 2) Заставить всех честных и обманутых членов „Вн. линии“ подумать над своей работой, честно сознаться в своих заблуждениях и тем самым вскрыть до конца эту преступную работу (3-го „Треста“)…»