Танец Лиса(СИ) - "Tau Mirta" - Страница 19

Крома не было два с половиной месяца.

Они дошли до середины села, до небольшого стогна(1). Там старуха остановилась и зыркнула на толпу, которая подтянулась за ними.

— Ну чего выпялились? Кличьте ведуна.

Некоторое время они так и стояли: Кром с бабкой в кольце настороженной толпы. Молча. «А если б я один заявился? — думал Кром. — Приласкали бы колом промеж глаз, а потом бы разбираться стали. Вон как собаки-то надрываются».

Наконец пришёл заспанный сухонький старичок, ведун. Кром поклонился. Ведун уколол его ясным взглядом из-под мохнатых бровей.

— Подержись-ка, добрый человек, за доброе железо, — вымолвил он, протягивая ему подкову. Всё верно. Подкова — это трижды железо, потому как знак небесной колесницы бога грома. Любая нечисть её чурается. Кром подержал подкову; потом, по настоянию ведуна, посмотрел на солнце и сотворил Охраняющий знак.

— Али не налюбовался, старый хрен? — бабка явно была ведуну приятельницей. Тот махнул рукой — чего, мол, переполошились? — и побрёл к себе, охая и потирая затёкшую за ночь поясницу. Бабка шустро поковыляла следом. Полесские переглядывались, но заговорить с Кромом так и не решались. И вдруг из-за спин раздался вопль:

— Где??? Где он?!

Из толпы вылетел взъерошенный Стех. Охнув, он безо всяких разговоров стиснул Крома в объятии.

— Ты где был, орясина? Где был, а??? Мы весь лес прочесали, ни следа, ни клочка одежды… — он задохнулся. Люди подступили ближе, загомонили: где? Где ты был? Как в зимнем лесу уцелел? А Кром всё молчал. Стех отстранился, всмотрелся ему в лицо.

— Ну чего налетели? — прикрикнул на полесских. — Не видите, умаялся человек.

Он потащил Крома за собой. Тот кое-как переставлял ноги и слушал сбивчивую речь — Стех путано пересказывал новости. Так и дошли до дома.

— За избой я присматривал, печь протапливал, домового угощал. Не убирался, правда…

Они уселись на крыльцо. Кром сбросил с плеч мешок и спросил:

— А как Вель?

Стех запнулся, словно на преграду налетел.

— Хорошо, — он улыбнулся. — Сосватают скоро.

Кром отвёл взгляд, не в силах видеть его улыбку — кривую, дрожащую. Совсем недавно он уже такую видел.

— А ты ведь голодный, — чересчур оживлённо подхватился Стех. — Я сейчас мигом…

— Да что я, безрукий, что ли, — проворчал Кром.

— Ладно, — на этот раз улыбка Стеха получилась почти весёлой. — Тогда хозяйничай. Пойду.

И ни о чём не стал расспрашивать. Кром благодарно обнял его на прощанье. Разговаривать не хотелось.

— Да, — у калитки Стех обернулся. — А Варишу, знаешь, уже просватали. За какого-то купца городского.

* * *

Потянулись одинаковые дни. Кром вяло отбрехивался от любопытных соседей, ел и спал — он убедил себя, что тяжкая тоска навалилась от усталости. Сны были беспокойными. В них он без конца бродил в сыром тумане и звал, звал кого-то, но не мог найти. Отдых не помогал. Тогда он взялся выделывать шкурки, накопленные за первые зимние месяцы. Целыми днями возился, под вечер рук не чуял, но даже добрая работа не прогоняла беспричинную грусть.

Добро бы из-за Вариши, но нет. Первой мыслью после слов Стеха было: «Не сиживать ей этот год на Лельнике, засватанным нельзя». А потом и вовсе про неё не думал. Зато всё чаще вставала перед внутренним оком избушка на крутом берегу Неряди. Чего-то Ригель поделывает? Может, встретит ещё его, раньше Лис частенько в Полесье набегал. Но глубоко внутри ныло — нет, не придёт он сюда. Больше не придёт.

Как-то Кром наткнулся на свой заплечный мешок и удивился: до сих пор не разобрал. Непорядок. Он достал оттуда свёрнутый тулуп, снадобья, запасной нож. А это что? На самом дне обнаружился тяжёлый свёрток. Кром размотал холстину…

Солнце заиграло на кованом золоте. Всё ещё не веря своим глазам, Кром достал из свёртка пару створчатых запястий. Длинные, они могли укрыть тонкую женскую руку от ладони до локтя. Древние, они были сделаны в те времена, о которых даже басней не сохранилось. Золото словно покрывала затейливая паутинка. Кром прищурился: по глади запястья неизвестный мастер нанёс рисунок, много крошечных рисунков. Вот две конницы сшиблись в битве у подножия высоких гор. Там великаны выходят из леса, здесь люди с рыбьими хвостами, а вот крылатый народ. Чудные, неизвестные звери и птицы. Сражение воина с ящером; у ящера на голове венец. Рисунок не повторялся ни разу. Разглядывать всё это можно было долго, а гадать об историях, изображённых мастером, вечно. Кром впервые увидел заветные дары, но сразу понял, почему люди стремятся ими обладать. Кусочек истинного, довременного чуда, осколок ушедших навсегда чудес. Не было ни одного изображения богов — не потому ли, что сами боги когда-то и оставили заветные дары, побросали, точно ненужный скарб по уходу в небесную обитель? А эти запястья носила своенравная богиня, да оставила — разонравились.

Кром смотрел и понимал, что держит в ладонях самое драгоценное, что есть в Полесье, да и везде, пожалуй, кроме Загорья. Но и там заветных запястий теперь не осталось. Вот куда уходил Лис. Три дня бегал, таился и как-то выпросил — не у отца, но у матери, наверно. А потом Ригель отдал вещь-из-рода, тайком подкинул ему в мешок. Любая невеста, хоть трижды засватанная, теперь пойдёт за него. И всё будет: дом — полная чаша, большая семья. Ригель подарил ему, чужому человеку, исполнение заветной мечты. Чужому? И перед глазами опять возникла как вживе его прощальная улыбка, резанула по сердцу…

Он бережно завернул запястья в холстину и вышел из избы.

* * *

Варишины родители встретили его неласково («Али не знаешь, она теперь невеста?»), но впустили.

Вариша сидела в светёлке; как будто пряла, но кудель спуталась, а веретено норовило выпасть из пальцев. Она смотрела в окно невидящим взглядом. Кром кашлянул.

— Ой! Это ты! — Вариша улыбнулась как ни в чём не бывало. — Давненько же тебя не было.

Да уж. Другие схоронить и оплакать успели, подумал Кром, а вслух сказал:

— Как поживаешь?

— Замуж я выхожу! За городского! — она всплеснула руками, и кудель сбилась окончательно. — Ты представляешь, какая в городе жизнь? Совсем не то, что в этой деревне. Столько дивного, и люди, люди какие — из других земель и из-за моря даже!

На её щеках разгорелся румянец — от радости, от предвкушения, на губах играла мечтательная улыбка. Вариша была чудо как хороша в этот миг. И правда: не место ей в деревне, думал Кром. Да она и сама, оказывается, о городе мечтала. Только вряд ли купчина толстопузый позволит такой красавице гулять, где ей вздумается. Скорее, посадит под замок да заставит приносить по ребёнку в год. Кром устыдился своих недобрых мыслей. Может, и не толстопузый вовсе. Может, ещё и не запрёт. Вдруг он ощутил, что ему всё равно, и улыбнулся ей — уходящей, нет, отпущенной мечте, освобождено и весело.

— Счастья тебе.

— И тебе, — встрепенулась Вариша. — Тебе тоже!

Кром поклонился, вышел и более о ней не вспоминал.

* * *

Стех чинил забор. При виде Крома обрадовался, приглашающе махнул рукой — заходи, но тот ухватил его за локоть и бросил:

— Пойдём.

— Куда? — Стех со смехом влёкся следом. — Куда ты меня тащишь?

— Вель сватать.

— Что??? — Стех остановился и неверяще уставился на него. — Ты… зачем ты так? Этим не шутят.

— А я и не шучу, — Кром подтолкнул его дальше. — Пойдём, сам всё увидишь.

Вышень был дома. Он удивился их приходу, однако же пригласил в избу. Кром с порога сказал:

— Есть у тебя, Зима, дочь незасватанная.

В прилубе кто-то охнул, жарко зашептались женские голоса. Зима степенно огладил бороду.

— Не засватана, да сговорена. Опоздали вы, молодцы.

— А так? — Кром развернул холстину. Древнее золото поймало лучи полуденного солнца, по стенам рассыпались светлые блики. Стало тихо-тихо.

В Полесье давно уже не было заветных даров. Однако вышень о них помнил и умел распознать. Он взял запястье, взвесил на ладони, осмотрел узор — неторопливо, будто на рынке, но его выдавали чуть подрагивающие пальцы. Кром знал, каким будет ответ. Зима поднял взгляд и скупо улыбнулся.