Жанна д'Арк - Твен Марк - Страница 102

Но неужели все эти бесконечные заседания оказались столь бесплодными? Да. Суд ощупью выискивал путь, цепляясь то за то, то за это, и, наконец, отыскал один-два еле заметных следа, которые надеялся постепенно освежить и впоследствии использовать в качестве неоспоримых доказательств — мужская одежда, например, а также таинственные видения и «голоса». Разумеется, никто не сомневался в том, что Жанне являлись сверхъестественные существа, что они беседовали с ней и давали ей советы. Никто, конечно, не сомневался, что сверхъестественные силы помогли Жанне сотворить чудеса, например, узнать в толпе короля, которого она никогда раньше не видела, или найти меч, зарыты» под алтарем. Было бы нелепо сомневаться в этом, ибо всем известно, что вселенная наполнена бесами к ангелами, которые видимы либо колдунам, либо безгрешным праведникам. Но многие — пожалуй, даже большинство — сомневались в том, что ее видения, «голоса» и чудеса исходят от бога. Полагали, что со временем можно будет доказать, что сие есть не что иное, как проявление мощи дьявола и его присных. Отсюда вы легко можете заключить: если суд так настойчиво возвращался к этому основному предмету, любопытствуя и копаясь в его мельчайших деталях, он не тратил попусту время, а преследовал вполне определенную цель.

Глава IX

Следующее заседание открылось в четверг, 1 марта. Присутствовало пятьдесят восемь судей, — остальные отдыхали.

Как обычно, от Жанны потребовали принять присягу, и опять же — без всяких оговорок. На этот раз она не проявила ни малейшего раздражения. Она считала свою позицию надежно подкрепленной условием не выходить за рамки обвинительного акта, — компромисс, от которого Кошон всячески хотел отвертеться; на этот раз она решительно и твердо отказалась от присяги.

— Что касается пунктов, включенных в обвинительный акт, — добавила она со всей искренностью и прямотой, — я готова говорить правду, говорить откровенно и исчерпывающе, как бы я говорила перед самим папой.

Наконец-то им представился случай! В то время у нас было несколько пап — два или три — и, конечно, только один из них мог быть настоящим. Рассуждать на эту тему было очень опасно, и благоразумные люди помалкивали. Теперь представилась возможность столкнуть неопытную девушку в пропасть, и недостойный судья незамедлительно воспользовался этим, С притворным равнодушием он, как бы мимоходом, спросил:

— Которого из, пап ты считаешь настоящим? Весь зал замер в ожидании ответа, предвидя, что тут-то Жанна неминуемо попадет в ловушку. Но последовавший ответ поверг судью в замешательство, а в публике многие рассмеялись, ибо Жанна спросила с такой беспредельной наивностью, что почти обманула меня, — ребенок, сущий ребенок!

— А разве их два?

Один из членов суда, сочетавший в себе ученость и крайнюю невоздержанность в божбе, заметил так громко, что услышала половина зала:

— Клянусь богом, — это мастерский удар!

Оправившись от этого мастерского удара, судья снова перешел в наступление, но был уже более осторожен и пропустил вопрос Жанны мимо ушей.

— Правда ли, — продолжал он, — что ты получила письмо от графа д'Арманьяка[55] с просьбой дать указание, которому из трех пап он должен подчиняться?

— Да, получила и ответила на пего.

Были зачтены копии писем. Жанна сказала, что ее письмо скопировано не совсем точно. Она утверждала, что получила письмо графа как раз в то время, когда садилась на коня, и добавила:

— Я успела продиктовать лишь несколько слов в ответ — я сказала, что постараюсь написать ему из Парижа или из другого места при первой возможности.

Ее снова спросили, которого из пап она считает настоящим.

— Я не имею права вмешиваться в дела церкви и не давала графу д'Арманьяку никаких указаний о папах. — Потом без всякого страха, что было так необычно в этом вертепе казуистов и приспособленцев, она сказала: — Что касается меня, я считаю, мы обязаны подчиняться его святейшеству папе, пребывающему в Риме.

С этим вопросом пришлось покончить. Затем была зачитана копия первого официального документа Жанны — ее обращение к англичанам, призывающее снять осаду Орлеана и покинуть Францию, — творение великое и поистине прекрасное для неопытной девушки в семнадцать лет.

— Ты признаешь подлинность документа, оглашенного судом?

— Да, за исключением тех ошибок, которые в нем имеются, — а именно: тех слов, которые преувеличивают мое значение. — Я понял, о чем пойдет речь, и сгорал от стыда. — Например, я не говорила: «сдайте Деве» (rendez a la Pucelle) — я говорила: «сдайте королю» (rendez au Roi); кроме того, я не называла себя «главнокомандующим» (chef de guerre). Все эти слова были, наверное, вставлены моим секретарем; возможно, он не расслышал меня или забыл, о чем я говорила.

Отвечая суду, Жанна не смотрела на меня; она чувствовала, в каком я затруднении. Я вовсе не ослышался и ничего тогда не забыл. Я умышленно изменил отдельные выражения, так как она действительно была главнокомандующим и имела право так называться, — это было правильно и уместно; и. кто бы сдал крепость ничтожному королю, который в то время был не более как пешкой? Капитуляция была возможна лишь перед благородной Девой из Вокулера, уже знаменитой и могущественной, хотя она еще и не нанесла по врагу ни одного удара.

Ах, какой трагический случай произошел бы тогда со мной, если бы эти безжалостные судьи узнали, что писец, которому было продиктовано это воззвание, личный секретарь Жанны д'Арк, присутствует здесь, и не только присутствует, но и помогает составлять протокол; более того, — ему суждено через много-много лет дать показания, изобличающие искажения и ложь, занесенные в судебный протокол по воле Кошона, и предать их действия вечному позору!

— Признаешь ли ты, что сама диктовала это воззвание?

— Признаю.

— Раскаиваешься ли ты? Отрекаешься ли от него? Она воскликнула с негодованием:

— Нет! Даже эти цепи, — она потрясла цепями, — даже эти цепи не смогут охладить надежд, выраженных мною в воззвании. Более того!..

Она встала и гордо выпрямилась; лицо ее сияло дивным светом, и слова потоком полились из ее уст:

55

…ты получила письмо от графа д'Арманьяка. — Гасконский феодал, могущественный вассал французской короны граф Пьер д'Арманьяк (1380? —1456) был отлучен «законным» папой и намеревался просить его прощения за временную приверженность одному из самозванных пап.