Волхв (СИ) - Атилла "Русич" - Страница 29

— Вы не доверяете старому другу? — удивленно вскинул брови Линев. — Или не хотите верить тому, что о нем сказали?

— Скорее второе: неприятно разочаровываться в людях, которым доверяешь, — мэр задумчиво посмотрел на груду бумаг на столе, которые требовали его подписи и недовольно поморщился. — Попробуй выяснить по своим каналам, кто совершил нападение на монастырь и заодно расспроси, действительно ли Антоша замешан в этом. А еще проверь, не торчат ли его уши в покушении на мою дочь. Мотив у него есть, потому вдвойне неприятно. Если все подтвердится, думать станем, что делать и как быть. Но поищи информацию тихо, незаметно, не хотелось бы обидеть старого друга.

— Я понял, — Линев встал. — Сделаю. Есть у меня подходы к вашему компаньону, работает в его конторе несколько старых моих приятелей, раньше не задействовал, считал, что не нужно.

— Вот и хорошо, — Груздев подождал, пока дверь закроется, и смачно выругался. — Ну, Антоша, ну, скотина, забыл, кто тебя кормит? Ты же без меня ничего не можешь. Осмелел, вкус к власти и деньгам почувствовал, решил, что без меня обойдешься? Думаешь, слаб я стал, или хватку потерял? Так ты узнаешь, кто и что я могу, особенно сейчас. А за дочь, если причастен, отдельный будет с тобой разговор, и смерть твоя не будет легкой, уж об этом я позабочусь.

Утро Бурова как всегда началось с купания в ручье, потом он позавтракал и отправился по грибы. Он облазил все грибные места, но нашел лишь десятка полтора сыроежек, которых, правда, вполне хватило для супа, а это уже было прекрасно, к тому же, по дороге подобрал немного лечебных травок, которые повесил сушиться в сарае. Работы в доме было много: поставил тесто, испек хлеб, тот, который так любил, с травками и ягодами. Он хранился долго, не черствел, и в нем имелось все, что нужно для полноценного питания. Рецепт нашел в той самой стариной книге, что оставил ему старый маг, и с тех пор пек. И зерно молол, для чего сделал мельницу из двух камней, примитивную — такую, какую предки использовали, мука получалась серая, грубая с отрубями, зато хороший хлеб выходил, и лечил и силы давал.

Странник отрезал кусочек от горячей ковриги, вдохнул приятный кисловатый запах и начал с аппетитом есть. Съел полностью краюху и еще отрезал, запил все отваром травяным, и потянуло его в сон. Да и смеркалось уже. В деревне и лесу человек живет по солнцу, вышло оно, и проснулись все, зашло, пора и самим на покой. Лег он на полати, подложил руку под голову, вдруг его куда-то дернуло, потянуло, и он полетел в темную пропасть сна — вроде только был дома в своей лесной избушке, и вот он уже идет по мощеной булыжниками улице небольшого городка.

Дома были мелкими, в пару этажей, сшитыми из теса и бревен, встречался и камень, но редко лишь у богатых купцов, да бояр. Грязи было мало, все-таки мостовая из речной крупной гальки великое изобретение, которую когда-то придумали люди, даже красная площадь в Москве так была облицована. Говорило это о том, что городок не бедный, имеется достаток и немалый, раз людей смогли вымостить улицы и переулки. Обычно же, в городках тротуары только дощатые делали, а улицы как были, так и оставались грунтовыми, поэтому осенью и весной становились непроезжими.

Да и дома были высотой в три этажа по двадцати печных труб и больше, такие точно принадлежали богатым купцам. В таких городках обычно народу ходило праздного немало, но сейчас было что-то не так. Людей на улице было единицы, а те, что попадались навстречу, вид имели изможденный, усталый, угрюмый. Многие едва тащились, щеки впали, глаза тусклые, такое бывает только от недоедания. Беда пришла, это он ощущал буквально кожей, на которой волоски поднимались.

Тихомир шел по улице не один, рядом с ним шли гремя окованным железом посохами по камню два белобородых старца, которых он по всему видать юный волхв уважал за силу и мудрость. Странник хоть и не понимал пока, где находится, но знал, что по важному делу они пришли в этот городок.

— Здесь, — сказал один из старцев, подталкивая его вперед к массивному забору. — Стучи!

Буров выступил вперед и стукнул несколько раз кулаком по крепким дощатым воротам, скрывающим большой двор, в котором вольно стоял массивный кирпичный дом о двух этажах.

— Кто дверь ломит! — грозно взревел чей-то недовольный голос. — Кто смеет мешать отдыху уважаемого купца? Али страх потерян, али давно не били? Так я щас быстро отучу…

Калитка отворилась, и появился здоровый детина в домотканой вышитой рубахе, потрясая огромными кулаками. Тихомир даже вздрогнул от испуга, подался назад, но его остановил посох старшего волхва. Бажен выступил вперед и бесстрашно ткнул костлявым пальцем в грудь мужика:

— Зови хозяина, а то проклятье напущу на ваш дом, перемрете, как собаки или калеками останетесь.

— Извини, волхв, не признал сразу, щас кликну, — детина испуганно вздрогнул, схватился за шнурок, на котором явно висел оберег, поцеловал его и исчез, захлопнув калитку. — Уже бегу. В дом не зову, не велено.

Минуты через две калитка снова распахнулась, и появился здоровый мужик с золотым соколом на груди, явно со знаком власти, за ним толпились дворовые с дубинами, вилами и топорами.

— Чего надобно, колдуны! — спросил он грозно. — Кончилось ваше время поганое, волошите в другом месте. А ну пошли вот отсюда, иначе княжескую дружину кликну, а они с вами разбираться не будут, бросят в острог, там и сгниете.

— Ты погоди чуток, хозяин, — снова вышел вперед Бажен. — Мы твоих угроз не боимся, нас бог ведет, а вот ты, похоже, о нем позабыл. Ты почто свое зерно от людей скрываешь? Голодают люди, умирают прежде срока, аль, ты не знал? Ежели все умрут, откуда у тебя достаток будет? Ты же на торговле с простыми людьми поднялся, так продай им немного хлеба по малой цене, чтобы дожили до весны, иначе всем плохо будет, и тебе тоже.

— Дохнет голытьба, — буркнул мужик. — А те, кто трудится от зари до зари, те живут с запасом. Так что пошли вон, волхиды!

— Ты почто не слушаешь? — спросил Буров, точнее тот волхв, в чьем облике он находился во сне. — Ужель не боишься нас?

— А почто мне вас бояться? — спросил мужик, доставая из-под рубахи серебряный крест. — Вот это видали?!! Кончилась ваша вера, другая пришла вам на смену, христьянская. Не будет больше по вашему, а будет по-божьему. На колдовство ваше и ведовство теперь запрет князем дан, будете людей доставать, он накажет вас сурово, на кол посадит, али еще что придумает.

— А разве ваш бог Христос разрешает людей губить? — спросил Бажен — Разве учит он людей без хлеба оставлять, когда амбары ломятся от зерна?

— Архиерей учит, что на все воля божья, и не нам ее понимать, — ответил мужик. — Если у меня есть хлеб, а у других его нет, значит, так он решил, и не вам о Христе говорить языком своим поганым.

— Да уж видно, что у вас за бог, — проговорил Тихомир. — Люди от голода мрут, а церковники купола своих храмов золотом покрывают. Все попы сытые, с животами толстыми, от нужды не страдают, а вокруг лишь нищета и смерть. Неужто сам не видишь, в какой вере живешь? Помоги людям, просим тебя, иначе все твое семейство проклянем до седьмого колена!

— Новый бог меня от вашего проклятия спасет, он колдовство не любит, схожу к архиерею, он все грехи отпустит за горсть серебрушек, а за золотой и проклятие ваше любое снимет, — мужик оттолкнул Бажена и захлопнул калитку. — И пошли вон, надоели ужо, ведуны пришлые, нет больше вашей веры и не будет больше никогда!

— Проклинай! — вздохнул Бажен. — Пусть не будет никогда удачи в этом доме! Пусть смерть у них будет ранней и болезненной, пусть слезы никогда здесь не кончаются. И пойдем дальше, эти уже не поймут ничего, пусть гибнут.

— Проклятие мы мигом сотворим, — Буров закрыл глаза, потянулся к энергетическому каналу мужика, отвернул его в сторону, сломал, отворотил от небес, теперь никто купцу больше не поможет, не подскажет сверху, как быть. — Раз сами выпросили.

К вечеру они прошли домов тридцать, в половине дворов добились того, что хозяева стали раздавать хлеб голодным.