Волчье логово - Уаймэн Стэнли Джон - Страница 28

Пока я бормотал слова благодарности, она вытащила из ящичка белый лоскут и разорвала его на полоски. Не успел я еще предугадать ее намерения, как она сделала мне на левом рукаве импровизированную белую повязку 18 , потом, взяв мою шляпу, с той же поспешностью она прикрепила к ней две полоски такой же материи, расположив их в виде грубого креста.

— Вот, — сказала она. — Теперь слушайте, мсье де Кайлю: сегодня ночью должно случиться нечто такое, о чем вы и не подозреваете. Эти знаки помогут вам перебраться в Сент-Жермен, но, как только вы окажетесь на том берегу, сейчас же уничтожьте их! Сорвите их, запомните это! Когда вы вернетесь в той же лодке, они вам уже не понадобятся. Если же вас увидят с ними потом, это навлечет беду на вас, да и на меня тоже.

— Я понимаю, — сказал я, — но…

— Вы не должны задавать вопросов, — возразила мне она, погрозив нежным пальчиком. — Мой рыцарь должен верить мне так же беспредельно, как и я ему, иначе он не был бы здесь, с глазу на глаз со мной, в такую пору. И запомните еще: когда вы встретитесь с Паваном, ни слова не говорите ему о том, кем посланы. Не забудьте этого, а причину я вам объясню потом. Скажите только, что жена его найдена и страшно беспокоится о нем. Если же вы упомянете о грозящей ему опасности, он еще, пожалуй, не пойдет с вами. Мужчины бывают упрямы.

Я с улыбкой кивнул, как бы поняв ее намек. Но в то же время у меня мелькнула другая мысль: Паван не дурак — будет достаточно и имени Видама… Впрочем, дело покажет. Кроме того, у меня было для него и другое сообщение, о котором мадам д'О и не подозревала.

Достаточно подробно она рассказала мне о трех поворотах, которые я должен был сделать, чтобы выйти к реке, а также, где находится лодочная пристань, и в каком доме найти Павана.

— Он в отеле Байльи, — сказала она. — Ну, теперь, кажется, все.

— Не совсем, — набравшись смелости сказал я. — Мне не хватает еще кое-чего, а именно шпаги!

Она проследила направление моего взгляда и, странно засмеявшись, все же принесла оружие.

— Берите ее, — сказала она, — и не теряйте более ни одной минуты. Не упоминайте мое имя! Смотрите, чтобы по возвращении на вас не увидели белых значков. Кажется все… А теперь — всяческой вам удачи!

Она протянула мне руку, которую я незамедлительно поцеловал.

— Удачи, мой рыцарь, удачи вам! И возвращайтесь ко мне скорее!

Божественная, как мне тогда показалось, улыбка осветила ее лицо, и с этой улыбкой она сопроводила меня до конца лестницы. Потом, когда она склонилась с лампой в руках над перилами, указывая мне, как открыть тяжелые запоры двери, я бросил последний взгляд на это прелестное чудо с живыми глазами, на склонившуюся над перилами изящную фигуру с протянутой в знак прощания маленькой ручкой, и быстро вышел на темную улицу.

Я чувствовал себя более чем странно. Четверть часа назад, будучи у дома Павана, я думал, что наше путешествие закончено, цель была достигнута и успех близок, нужно было только протянуть руку. И теперь все ушло от меня. Предстояло снова начинать борьбу и преодолевать новые опасности. Было бы вполне естественно, если бы я пал сейчас духом и почувствовал полное отчаяние, но все было совсем иначе.

Никогда еще мое сердце не билось так одушевленно и с таким гордым порывом, как в то время, когда я шагал по темным улицам ночного Парижа, стараясь избегать людей и думая только о том, как бы не пропустить указанные повороты. Насколько я могу припомнить, никогда впоследствии — ни в минуты высшего торжества и успехов, ни на войне и ни в любви — мне не приходилось испытывать такого подъема духа, такой энергии, как в эти мгновения. Впервые на шляпе у меня красовался знак моей дамы, на пальце был надет волшебный перстень, на рукаве — талисман. Шпага опять была со мною. Вокруг меня лежал в тумане таинственный город, полный романтических приключений и опасностей, полный всяких чудес и удивительных столкновений, о которых я читал в рыцарских романах. Все это я преодолею силою своей руки и при содействии только что полученных мною волшебных даров… Я даже не сожалел о моей разлуке с братьями. Я был старший, и естественно, что мне — Ану де Кайлю, выпала на долго самая опасная часть предприятия. К чему же это могло привести?.. В воображении я уже видел себя герцогом, пэром Франции, я уже держал в руках маршальский жезл…

Но, погрузившись в юношеские фантазии, я не забывал о том, что мне предстоит. Зорко наблюдая за всем происходившим вокруг, я заметил, что за последние полчаса число людей, встречавшихся мне на улицах, резко увеличилось. Меня по-прежнему поражало молчание, с которым прокрадывались мимо меня небольшие группы в два-три человека, а иногда и одиночные прохожие. До меня не долетало песен, шума разгула или драки, но почему же в столь поздний час я видел такое множество народа на улицах? Принявшись считать их, я заметил, что большинство носило те же самые знаки на шляпах и рукавах, что были и у меня, и что все они спешили с каким-то сосредоточенным видом, словно к месту назначенного свидания.

При всей своей молодости я далеко не был глуп, хотя в некоторых случаях и не отличался сообразительностью Круазета. Слышанные мною раньше намеки не пропали для меня даром. «В эту ночь произойдет нечто такое, о чем вы и не подозреваете», — сказала мадам д'О, а мои глаза заставляли припомнить то, что слышали мои уши. Действительно, затевалось что-то особенное.

Под утро в Париже должно было что-то произойти. Но что? Не предполагалось ли восстание? В таком случае, так как я был на службе у короля, мне ничего не угрожало. А может быть, в мои восемнадцать лет, мне предстояло участвовать в каком-нибудь историческом перевороте? Или просто затевалась стычка между двумя дворянскими партиями? Как я слышал, такие вещи не раз случались в Париже. Но как мне действовать в подобном случае? Впрочем, поживем — увидим.

Ничего иного, кроме перечисленного выше, я и не мог себе представить. Это истинная правда, хотя и требующая некоторых объяснений. Я не был приучен к сильному проявлению религиозной вражды меж более уравновешенными партиями в Керси, где, за редкими исключениями, все приветствовали вновь заключенный мир между католиками и гугенотами. Поэтому я не мог представить, до чего мог дойти фанатизм парижского населения, и упустил из виду главную причину тех ужасов, которые неизбежно как восход солнца должны были произойти под утро в Париже. Я знал, что множество гугенотских семей или их представителей собрались в городе, но мне не пришло в голову, что им грозит какая-нибудь опасность. Их было много, они были сильны и пользовались расположением короля. Они были и под покровительством Наваррского короля, только что женившегося на сестре короля Франции, и принца Конде. И хотя эти двое были молоды, то старый адмирал Колиньи отличался мудростью, да и последняя рана его не была опасна. Он тоже, без сомнения, пользовался королевским расположением и был даже его доверенным советником. Король недавно посещал его на дому и целый час просидел у его кровати.

18

Белая повязка и крест — опознавательные знаки католиков, условно принятые на время избиения гугенотов.