Секс в кино и литературе - Бейлькин Михаил Меерович - Страница 74

Гуннар перекатился на спину, закинув руки за голову, глупейшая ухмылка, и для пущей выразительности зажмурился. <…>

– Американский социолог, – промолвила Саманта, – много чего бы в свой блокнотик записал, если б я сейчас сказала, что нам надо одеться для того, чтобы Николай мог раздеться и позировать. <…>

– Пописать надо, – сказал Гуннар.

– Раздевайся, быстро, – сказала Саманта. – Ныряй в постель.

Он развязывал шнурки так, будто их в жизни не видел, а пальцы на пуговицах, пряжке и молнии вдруг стали бессильны, как у младенца. Он едва успел нырнуть под одеяло, приподнятое Самантой, в трусах и носках, сердце колотится как у загнанного кролика, когда вернулся Гуннар. <…>

Николай поцеловал Саманту в щёку и получил поцелуй в ответ.

– Так не честно, – сказал Гуннар.

Тогда он и Гуннара поцеловал, и тоже получил поцелуй”. И лишь после этого все приступили к работе: мальчик позировать нагим, а Гуннар, одевшись, – ваять.

Когда беременная Саманта уехала на остров Фюн, Николай остался ночевать у Гуннара.

“Солнечные лучики сквозь простыни. Двадцать пальцев на ногах. Телефон.

– Буду ли я разговаривать с Фюном? Конечно. Алло, алло! Да, я, кажется, проснулся. Тут со мной в постели Николай. <…> Постыдно, да, и психологи с полицией не одобряют, но очень здорово. Духовенство на этот счёт, кажется, ещё не определилось. Он уснул, когда мы обсуждали, насколько это по-дружески – спать в одной постели. Даю ему трубку.

Основательно прокашляться вначале.

– Алё, Саманта. Я ещё не так проснулся, как Гуннар. Поздравляю с беременностью. Гуннар мне сегодня ночью сказал. Ты должна мне показать, как менять пелёнки и присыпать ребёночка тальком”. Разумеется, несмотря на эротические эмоции, которые Гуннар будил в мальчике, их совместное пребывание в постели оставалось платоническим.

В новелле есть и детективный момент. Оказывается, Николай – самозванец. На самом деле, он – Миккель, друг настоящего Николая, чья мать договорилась с Гуннаром о том, что пошлёт ему своего сына позировать для скульптуры Ариэля. Но Николай предпочёл потратить выделенное ему время для любовных встреч с подружкой (он постарше Миккеля).

“ – А твои родители знают, где ты? – спросил мальчика Гуннар.

– А у меня их нет. Я живу с дядькой, у которого крыша поехала. Вся одежда, которую я сюда надевал, – Николая. Теперь и кое-какая своя появилась – на твои деньги за позирование”.

Таким образом, становится понятным странное пристрастие мальчика к “нежностям” с Самантой и Гуннаром – он, будучи сиротой, испытывает депривацию любви. В этом плане вполне оправдано, что оба взрослых любовника, к тому времени вполне насытившись своими половыми эксцессами, по очереди целуются и нежно тискают пришедшего к ним Миккеля-Николая, демонстрируя ему свою “дружественность”. Похоже, дело идёт к усыновлению “дружественного” мальчика Гуннаром и Самантой.

В других новеллах Давенпорта налицо точно такое же уважение взрослых к эротическим переживаниям детей, а также к их сексуальной ориентации.

Два плаката

Дружная шведская семья: папа, мама и двое сыновей.

Первый плакат в детской:

“Сорок сантиметров в ширину, шестьдесят в длину, <…> из Амстердама, прикнопленный по четырём углам к стене между этажеркой и комодом, через весь верх <…> – надпись: BAAS IN EIGEN BROEKJE (с голландского: “Хозяин того, что у него в штанах”), и изображены двое обнажённых светловолосых симпатичных хорошо сложённых пареньков с открытыми взглядами, рука одного – на плече другого, оба ещё неполовозрелые, но уже с надеждой пробивается микропушок”.

Отец сказал ребятам, “…что кто-то где-то понимает, как обстоят дела”.

Второй плакат:

“На внутренней стороне двери в чулан, сорок два на шестьдесят сантиметров, также четырёхцветный, с надписью JONG GELEERD (“Юный учёный”) и текстом, о котором у них было самое смутное представление, поскольку в голландском ни бум-бум, изображён встрёпанный голубоглазый мальчишка, спустивший джинсы и трусики до середины бёдер, а тремя пальцами оттянувший крайнюю плоть своего напряжённого и загибающегося вверх пениса”.

<…> “Мама стучала, если дверь была закрыта, спрашивала разрешения войти, не зная толком, чего именно она может не увидеть, папа – временами, если не забывал, Адам – никогда. Поэтому Питер на кровати забавлялся сам с собой, довольный, как мило и без сучка без задоринки это происходит, когда Адам с Кристианом ввалились, наигравшись до одури в футбол, растрёпанные, в одних носках, неся заляпанные грязью башмаки в руках. Здорово, Питер! – пропели оба, и Кристиан, нагнувшись поближе посмотреть, заметил, какая представительная у Питера дудка, с розовым набалдашником. А что, добавил он, если бы мы были не мы? Нам можно, сказал Адам, раздеваясь перед душем. <…> Под душ вместе пойдём, да? Так дружелюбнее”.

Адам с отцом в бассейне. Адам: “…люди, в конце концов, лучше выглядят в одежде. А папа говорил, что он имел ввиду, что в чём мама родила поджарые загорелые скауты и ровесники лучше смотрятся, а не банкиры и торговцы недвижимостью. А Адам сказал, что папа в чём мама родила хорошо выглядит, сколько же ему лет? Двадцать девять. Я зачал тебя, когда мне было семнадцать, и зачинать тебя было восхитительно прекрасно, да и Питера тоже”.

<…> “Свен и Расмус в нашем скаутском отряде много всего про греков знают. И сами на греков похожи. У Расмуса большой, как у папы. Они со Свеном лучшие друзья, влюблены друг в друга. Ничего себе не позволяют, говорят, что контролировать себя – завидное свойство характера. Поэтому ведут себя прилично, по крайней мере – говорят, что ведут себя прилично. Им бы с Питером познакомиться – краснеть будут неделю.

Папа сказал, что знает отца и тётю Расмуса”.

Расмус со своими скаутами Адамом и Кристианом загорали нагишом на берегу реки. К ним подошёл незнакомый подросток, и, посмотрев на ребят, снял свои мокрые трусы, чтобы выжать их и высушить.

“– Зачем, интересно, вы с себя одежду сняли?

– Нам нравится ходить голыми, – сказал Кристиан.

– Ты такой же голый, как и мы, а показать тебе есть что, – сказал Адам.

– Я не собирался ходить по воде в джинсах, а они сказали, что надо”.

Подросток Джеремия сбежал из своего отряда, куда против собственной воли попал по настоянию “тётки из инспекции для несовершеннолетних”.

Комментарий сексолога: если в Швеции нудизм запрещается “тётками из инспекции по делам несовершеннолетних” , то у нас его противниками почему-то выступают андрологи, промышляющие на ниве сексологии. Их практика незаконна, потому что в перечне врачебных специальностей и должностей отсутствует термин “врач-андролог”. Обычно – это урологи, которые, пройдя краткий курс по “андрологии”, полагают, что познали все тайны мужского организма и могут без труда исцелять нарушения потенции и бесплодие. Но это противоречит здравому смыслу и принципам сексологии – науки о взаимоотношениях партнёров, мужчин и женщин: сексуальные расстройства надо лечить в паре. Кроме того, чтобы обеспечить полноценную консультацию по вопросам половых взаимоотношений и размножения и успешно лечить половые расстройства и бесплодие, надо хорошо знать эндокринологию, психиатрию и собственно сексологию. Андрологи всех этих тонкостей не ведают и потому до смешного самонадеянны.

Включив однажды радио, я услышал крайне непрофессиональные рассуждения андролога, который с апломбом говорил:

“Больно смотреть на голых детей, загорающих на пляже. Неужто у их родителей не нашлось лоскутка материи, чтобы сшить им плавки? Ведь кругом песок; что если он ненароком попадёт на гениталии?! А прямое воздействие солнечных лучей на детскую мошонку?! Оно губительно для неё, так как перегрев яичек приводит к бесплодию”.