Танец богов - Бейшир Норма - Страница 87

— А ты? — осведомилась Мередит, желая его поддразнить. — Скольких любовниц привозил сюда ты?

— Ты, matia mou, первая, — серьезно ответил Александр, обнимая её. — Прежде, за исключением одного-единственного раза, я всегда останавливался здесь один.

— А кто был с тобой в тот раз?

— Моя мама, — с улыбкой ответил Александр. — Это было во время моей первой поездки во Францию. Тогда мне было всего четырнадцать.

— Держу пари, что ты уже тогда очаровывал всех встречных мадмуазель, — с улыбкой сказала Мередит и игриво чмокнул его в кончик носа.

— Если хочешь знать, — возразил Александр, — я был тогда робким и неуклюжим подростком.

Мередит поцеловала его снова, теперь уже в губы.

— В это трудно поверить, — прошептала она.

— Да, похоже, моя репутация даже хуже, чем я предполагал, — промолвил Александр, прижимая Мередит к себе. В глазах его заплясали огоньки.

— Так почему бы тебе тогда не вести себя соответствующим образом? — спросила Мередит, уже трепеща от желания.

Александр сатанински оскалился.

— А в самом деле — почему бы и нет? — спросил он, расстегивая пуговицы на её блузке.

Мистраль свирепствовал целых три дня, причем последние двое суток сопровождались грозовыми дождями. Александр и Мередит пережидали разгул стихии в отеле, причем за все три дня ни разу не покинули своего номера. Проголодавшись, а это случалось нечасто, они заказывали еду прямо в номер. Утром четвертого дня ливень прекратился, да и ветер заметно поутих. Когда Мередит проснулась и открыла глаза, Александр, уже выбритый и одетый, стоял у окна и любовался восходом солнца.

— Ну что, стих ветер? — спросила Мередит, присаживаясь в постели и натягивая простыню повыше, чтобы прикрыть обнаженную грудь. Она потрясла головой, смахивая с лица волосы.

Александр обернулся и кивнул.

— Давай выедем пораньше, — предложил он. — До Парижа ещё далеко.

Мередит улыбнулась и протянула к нему руки.

— Ты разочарован?

Александр подошел к ней и присел на край кровати.

— Я бы нисколько не возражал, продлись мистраль ещё несколько суток, — признался он, целуя её. — Не знаю, как тебе, я мне наша вынужденная зимовка очень даже понравилась.

— Мне тоже, — прошептала Мередит, глядя на него влюбленными глазами. — Увы, мы не можем здесь больше оставаться. Нас обоих уже давно заждались. Меня ждут моя программа и взбешенный продюсер — слава Богу, я хоть успела закончить съемки, когда ты похитил меня из Парижа. А тебе пора наконец подумать о корпорации.

Александр вымученно улыбнулся.

— Ты права, matia mou, — сказал он со вздохом. — Хотя, признаться, мне от этого не легче. Трудно расстаться с нашей идиллической жизнью.

— Пока мы вместе, наша жизнь всегда будет идиллической, — пообещала Мередит. — К тому же нам ничто не мешает время от времени повторять этот фокус — улучить минутку и улизнуть. Верно, любимый?

— В первый раз я побывал здесь двенадцати лет от роду, — сказал Александр, когда они в наступивших сумерках прогуливались с Мередит по набережной Сены. — Мама моя была больна. В течение почти всей жизни она считалась почти инвалидом, поэтому ей никогда не разрешалось путешествовать в одиночку. Поэтому всякий раз, когда ей хотелось куда-нибудь поехать, её сопровождал мой отец. Позже, когда я повзрослел, а он бывал слишком занят, я начал подменять его. — Они остановились перед изумительным мостом имени Александра Третьего, пожалуй, самым величавым и в то же время замысловатым из всех мостов через Сену, и залюбовались его коваными фонарными столбами. Затем внимание Мередит привлек великолепный дворцовый ансамбль напротив отеля Инвалидов.

— Господи, какая красота! — восхитилась Мередит.

— Мама тоже обожала Францию, — продолжил Александр. — И она передала эту любовь мне. Из всех крупных городов мира, в которых я побывал, я больше всех люблю Париж. — Он вынул из кармана какую-то монетку и бросил её в реку. Мередит вопросительно посмотрела на него, но говорить ничего не стала.

— Трудно ломать старые привычки, — с улыбкой сказал Александр. — Мы с мамой всякий раз поступали так, когда приезжали в Париж. Так же как туристы в Риме, которые бросают на счастье монеты в знаменитый фонтан ди Треви. Когда мне было двенадцать, мама сказала, что если я брошу в Сену монетку и загадаю желание, то оно непременно исполнится. Я ни разу не говорил, что не верю этому, но всегда поступал так, как она хотела. И до сих пор поступаю так по привычке. А, может, и не только по привычке, — добавил он, чуть помолчав. — Наверное, мне ещё кажется, что, бросив монетку, я становлюсь хоть немного ближе к маме. В духовном смысле.

— Какая она была, Александр? — спросила Мередит, почувствовав, что ему хочется продолжить этот разговор.

— Во многом она была похожа на тебя, — ответил он с печальной улыбкой. — Сильная, решительная, одухотворенная женщина. Удивительно светлая была личность — прекрасная, женственная и вместе с тем поразительно отважная и крепкая духом. Ей никогда не доводилось самой зарабатывать на хлеб — Боже упаси, чтобы дочь старинной аристократической фамилии марала руки! Но с другой стороны, когда отец, уйдя служить в военном флоте во время войны, оставил её одну в Нью-Йорке, мама сама руководила корпорацией, в одиночку принимая важнейшие решения. Героическое достижение для женщины, которая никогда в жизни тесно не сталкивалась с миром бизнеса.

— Понимаю, — кивнула Мередит. — Твоя мама была дочкой богатых родителей, которая вышла замуж за паренька без гроша за душой, и с тех пор обрела свое счастье. Они ведь с твоим папой жили душа в душу, верно?

Александр кивнул, задумчиво глядя на серые воды Сены. Затем продолжил:

— Поначалу родственники с обеих сторон казались выходцами с различных планет. Родители мамы были, по-моему, породнены со всеми королевскими семьями Европы. В её жилах тоже текла голубая кровь. За мамой всегда ухаживала целая армия служанок, которые, при желании, даже одевали её. Отец же мой, напротив, родился в семье портового грузчика, в Пирее. Он был младшим из тринадцати детей. У них не то что денег — хлеба на столе подчас не доставало. Все их существование сводилось к постоянной борьбе за выживание. Когда детишкам приходится драться между собой ради корочки хлеба, с ними что-то происходит. Человек в таких условиях либо ломается и смиряется с неизбежным, либо напротив — закаляется и привыкает биться. Отец мой закалился — он привык сражаться. Ему всегда хотелось большего, и он умел этого добиваться, не щадя себя.

— Как и ты, — заключила Мередит.

Александр посмотрел на неё и улыбнулся.

— Битвы, в которых приходилось участвовать мне, носили совсем другой характер, — сказал он. — Мне никогда не доводилось драться за выживание, хотя порой мне и казалось, что бой идет не на жизнь, а на смерть.

Мередит обняла его и поцеловала.

— Отныне, любимый мой, тебе никогда больше не придется биться в одиночку, — промурлыкала она. — Я всегда буду рядом с тобой, готовая в любую минуту прийти на помощь.

Александр с нежностью поцеловал её.

— Ты именно то, чего мне всегда недоставало в жизни, — сказал он. — И даже больше.

— И мы всегда будем вместе, — прошептала Мередит.

К тому времени, как личный Боинг — 747 Корпорации Киракиса приземлился в аэропорту Кеннеди, в прессу уже давно просочились слухи о внезапном бракосочетании Александра Киракиса с Мередит Кортни. В зале прилета собралась несметная толпа фотографов и репортеров, жаждавших первыми заснять на пленку или взять интервью у возвращающихся после медового месяца молодоженов. Александр, у которого на папарацци давно уже выработалось какое-то необъяснимое чутье, почувствовал их присутствие уже, выбираясь из самолета.

— Ты готова отдаться на растерзание этим шакалам? — спросил он Мередит, когда они спускались по трапу.

— На растерзание? — засмеялась Мередит. — Между прочим, я ведь тоже одна из них.