Газета "Своими Именами" №16 от 07.12.2010 - Автор неизвестен - Страница 25

После написания данного романа Жоржи Амаду пережил творческий кризис, несколько лет не писал – очевидно, осознавая недостатки этого своего романа.

Но, как говорил Маркс, «разбитые армии превосходно учатся». В эти годы (конец 1950-х гг.) открывается новый период в творчестве Жоржи Амаду – период зрелости. Начинается этот период с романа «Габриэла». Роман этот о любви, но любовь в романах Жоржи Амаду всегда переплетается с общественной жизнью, что делает большинство его книг очень нескучными (в своё время Энгельс писал, что живость, «нескучность» в духе Шекспира – отличительный признак социалистического реализма в литературе). Действия происходят на фоне «смены власти» (этакой буржуазной революции в миниатюре) в небольшом провинциальном городке Бразилии в 1920-е гг. Амаду показывает, как старая верхушка из класса необходимого – энергичных смелых плантаторов, осваивающих и захватывающих земли, идущих на любую жестокость (сродни «новым русским» в России в «лихие 90-е») – превратилась в класс излишний, в разжиревших неповоротливых паразитов, вставших на пути экономического развития общества, не желающих строить в этом городе порт, т.к. им это было невыгодно (хотя это было выгодно молодой буржуазии). Амаду показывает, что в этой «революции в миниатюре» есть и компромиссы, есть и дипломатия, переговоры, но есть и насилие. Показано, что молодая буржуазия готова была идти даже на пытки агентов феодалов, и такое насилие Жоржи Амаду – ярый борец с полицейским насилием, с насилием со стороны «сильных мира сего» над слабыми, над бедняками – не осуждает, понимая, что пытки в данном случае играют прогрессивную роль («насилие против насильника», как говорил Ленин).

Хотя Амаду описывает замену феодалов на буржуев и симпатизирует буржуям в борьбе с феодалами, он не ограничен данным этапом. В конце романа, на пире, устроенном в честь победы молодой буржуазии и успешного завершения строительства порта, один рабочий-социалист поднимает тост за партию Ленина, и подвыпившие буржуи весело подхватывают его, даже и не понимая, по словам Амаду, какую опасность для них таят ленинские идеи.

Пожалуй, самый сильный роман Жоржи Амаду (или один из таковых) – «Лавка чудес». Этот роман был написан в 1969 г. В нём затрагивается тема - внесли ли неевропейские народы вклад в мировую культуру. Главный герой – мулат Педро Аршанжо, бедняк, работавший педелем (университетским служителем) в местном вузе. Как говорится, ничто человеческое ему не было чуждо – он был и большим любителем выпить, и бабником. Но в то же время он написал несколько книг, доказывающих, что всё, чего достигла Бразилия, она достигла за счёт смешения рас, за счёт привнесения негритянской культуры в общий котёл культуры.

Умер Педро Аршанжо под забором, когда шёл в кабак в надежде выпить рюмку-другую кашасы (бразильская водка) и поболтать с друзьями. Никто в учёных кругах о нём даже и не знал.

Однако через 25 лет, когда на носу был 100-летний юбилей Педро Аршанжо, образованное общество вдруг заговорило о нём с подачи американского профессора, приехавшего в Бразилию. Педро Аршанжо вдруг стал «национальным героем». Буржуазия и повязанная с ней интеллигенция создала «прилизанный» его образ: мол, и пьяницей он не был, стремился за счёт знаний выбиться из бедняцкой среды в образованное общество и ему это удалось; любил якобы всю жизнь только одну женщину – белокурую финку.

Приведу одну сцену из этой книги, в которой сконцентрировано отношение Жоржи Амаду к вопросу о культуре угнетённых наций. Когда один сочувствующий интеллигент спросил Педро Аршанжо: «Как же Вы, учёный человек, материалист, и участвуете в негритянских языческих праздниках? Неужели Вы во всё это верите?», Педро Аршанжо ответил: «Если я не буду участвовать, я окажусь на стороне полиции, которая эти праздники жестоко разгоняет».

Большинство героев романов Амаду данного, позднего, периода – это не промышленные рабочие, как в романе «Подполье свободы», а бедняки бразильского мегаполиса Баии (ныне Салвадор) – хронические безработные, живущие случайными заработками (в том числе и незаконными), проститутки и т.п. – в общем, те, кто составляли большинство населения Бразилии, те, кто и сегодня составляют значительную долю населения всех стран мира, даже и богатых стран.

Амаду в своих романах прекрасно показал, что бедняки, несмотря на все их недостатки, несмотря на их грубость, дикость, разврат, на их простонародные предрассудки – несмотря на всё то, что делает их в глазах сытеньких мещан омерзительными подонками, – единственные сохраняют человеческое достоинство, остаются до конца революционными.

В некоторых романах Жоржи Амаду главными героями являются и революционно-демократические представители буржуазных классов, интеллигенции. Амаду понимал, что есть и такие.

В поздних романах у Амаду практически ничего не говорится о компартии, о коммунистах. Но верно ли делать отсюда вывод, что Амаду отошёл от коммунистических убеждений? Верно ли, что к Амаду пришла «зрелость» в смысле отказа от революционности?

Нет. Его революционность стала лишь глубже, несмотря на то, что коммунистических фраз в его романах стало меньше.

Амаду, очевидно, понял с возрастом, что путь к коммунизму не является ни прямым, ни коротким. Он понял, что пролетарское бытие не избавляет легко и быстро от предрассудков. Он понял, что ненависть к богатым у многих «оппозиционеров», «борцов за права трудящихся», зачастую оказывается не более чем завистью к богатым, желанием самому стать богатым. Амаду понял, что не все пролетарии становятся революционерами, как и не все буржуи являются контрреволюционерами, иногда (хоть и не часто) есть и исключения.

Герои поздних романов Амаду порой не любят работать, зато любят выпить, вкусно поесть и не «страдают» половой сдержанностью. В этих романах чувствуется некоторый анархический уклон.

Очень часто в поздних романах Амаду реальность причудливо переплетается с афробразильскими верованиями. На первый взгляд может показаться, что автор верит в эти чудеса, но, присмотревшись, можно понять, что это – тонкий юмор писателя, как и дань уважения традициям простого народа. Данный уклон в афробразильские верования, очевидно, опять же был реакцией на официальный «материализм», который выродился до уровня мелочного экономизма, реформизма, т.е. до мелкого делячества, борющегося за несущественные улучшения в рамках капитализма. Амаду в одном из романов пишет, что красивая сказка лучше скучной правды. Мы в этом, конечно, с ним не согласны – нам нужна правда; но та самая «скучная правда» - это и не правда вовсе, а полуправда; с другой стороны, по сказкам, по верованиям, по сознанию людей, народа можно лучше понять их бытие.

Красной нитью через все романы Амаду (не только ранние) проходит жгучая ненависть к полиции, к насилию сильного над слабым, богатого над бедным, мужчины над женщиной. Красной нитью через все романы Амаду проходит любовь к беднякам и боевой революционный демократизм.

Заслуга Амаду и в том, что он создал сильные реалистичные образы женщин из народа, пролетарских женщин.

Конечно, буржуазный элемент в творчестве Амаду присутствует. Нельзя забывать и того, что по его мотивам созданы некоторые бразильские «мыльные оперы»: любовный элемент оставлен, классовый – выхолощен.

Буржуи взяли от Амаду одну сторону, отбросив другую. Мы, пролетарии, должны взять от Амаду именно его революционную сторону.

Александр ГАЧИКУС

НЕ ОТРЕЧЁМСЯ

Вульфа «готовы были убить за передачу о Дорониной» - а он расхохотался им в лицо и написал статью!

Впечатление от статей (и передач!) Вульфа – уже никакое: в них много банальщины, и это вечное его вздрагивание от слова «антисемитизм» уже становится тошнотворным! Да и не только его, а и многих других так называемых «исследователей русской культуры».

Кстати, именно в той статье («Вечерний клуб», №6, 2010 г.) они ещё раз и названы, к примеру: Скороходов, Радзинский и Вульф, - какая интересная строчка! Все они занимаются исследованиями вокруг русской культуры! Но совершенно ошеломляющей в какой-то другой статье была фраза великолепной Лидии Польской, объединившей и пришпилившей их всех одним названием – «ОДИНОКИЕ ГИПНОТИЗЁРЫ». Как необъятно много в этом сочетании слов! Что же гипнотизируют одинокие исследователи? Да всё вообще-то просто: говоря об истории Ивана ли Грозного, русской актрисы Дорониной или о каком-нибудь фильме 60-х годов с известным русским киноактёром, везде у них непременно проскользнёт нотка злобноватого русофобства и желание в сравнение восхвалить что-нибудь еврейское. Не хочется приводить примеры, хотя они в той статье и есть: поговорив о Дорониной, Вульф почему-то взметнулся и сделал комплимент Ахматовой и тут же, спохватившись, почему-то вспомнил, что надо бы хорошенько разобраться с творчеством Цветаевой: уж так ли талантлива Цветаева на фоне Ахматовой? Что вот у Ахматовой и стихи-то растут из сора, и гениальные, а Цветаева («Что страсть? – Старо. Вот страсть! – Перо») утверждает нечто диаметрально противоположное…