Из истории советской философии: Лукач-Выготский-Ильенков - Мареев Сергей Николаевич - Страница 37

В другом месте, в работе «Три источника и три составные части марксизма», Ленин называет философию Маркса «законченным философским материализмом» [194]. «Законченный» – это значит распространенный на понимание общества, достроенный доверху. Но в любом случае это один и тот же материализм. Исторический материализм включает в себя и определения природы, но как исторические определения, как определения природы, ставшей исторической природой. На самом деле человек никогда и не имеет дела с абстрактной материальной природой, как думают нынешние «онтологи». Он всегда имеет перед собой «историческую природу и природную историю» [195], и говорить, как это делал Бруно Бауэр, о «противоположностях в природе и в истории» как о двух обособленных друг от друга «вещах», Маркс и Энгельс считали неправомерным [196], хотя этот своеобразный «дуализм» воспроизводился затем в любом учебнике по «марксистско-ленинской» философии, где, с одной стороны, речь шла о противоположности материи и мышления, духа и природы, а с другой – о противоположности общественного бытия и общественного сознания.

Ленин знал «Анти-Дюринг», но никогда не считал, что диалектический материализм есть наука об абстрактной неисторической природе. И он отмечает ошибку А. Деборина, когда тот определяет диалектический материализм как учение о строении материи, мира. В своей статье «Диалектический материализм» (1909) Деборин писал: «Как мировоззрение, диалектический материализм дает ответ, – не абсолютный, разумеется – на вопрос о строении материи, мира» [197]. Ленин, выписав это место, замечает на полях: «неточно» [198].

Трудно определенно установить, что именно имел в виду Ленин. Но, если вспомнить его иронические замечания в «Материализме и эмпириокритицизме» по поводу попыток открыть «универсальные законы» бытия [199] и вспомнить критику Энгельса в адрес «мировой схематики» Дюринга, то понятно, что Ленин не считал, будто какая-либо философия может, минуя конкретные науки о природе, дать ответ на вопрос о строении материи. О строении материи учит физика, а не философия.

Такой ответ о строении мировой материи пытался дать прошлый метафизический материализм. Здесь уместно вспомнить «Систему природы» Гольбаха, «Мысли об объяснении природы» и «Философские принципы материи и движения» Дидро, «Систему мира» Лапласа и многое другое. Что касается идеи развития, эволюции, то она тоже не чужда этим мыслителям, в особенности Дидро, у которого есть даже наметки идеи эволюции в живой природе. Но чем же тогда отличается диалектический материализм Маркса-Энгельса от материализма XVIII века и материализма Фейербаха? Только историзмом, только материалистическим пониманием истории. В принципиальном отношении больше ничем.

Не прав Деборин и там, где говорит о том, что диалектический материализм «служит основой самой блестящей исторической теории», что «на почве диалектического материализма политика и мораль становятся в известном смысле точными науками» [200]. Здесь уже все просто переворачивается с ног на голову: учение о строении материи, мира становится почвой для «блестящей исторической теории». По существу это возврат к безнадежной попытке прошлых материалистов протянуть прямую причинно-следственную цепочку от строения материи до самодурства князей и монархов. Политика и мораль обретают точность на почве материалистического понимания истории, исторического материализма. А сказать о том, что они становятся точными науками на основе диалектического материализма, можно лишь в том случае, если последний включает в себя материалистическое понимание истории, если он тождествен историческому материализму.

«Диалектический материализм есть высшее развитие материалистического понимания истории» [201]. Так считал Плеханов. И хотя это, может быть, тоже не совсем точно, поскольку непонятно, чем отличается диалектический материализм от материалистического понимания истории, общее направление развития именно таково. Это верно и логически и исторически. Развитие шло через гегелевский историзм и преобразование его в материалистический историзм, или, что есть то же самое – в материалистическое понимание истории. «Это составляющее эпоху понимание истории, – писал Энгельс о гегелевском понимании истории в рецензии на первый выпуск работы Маркса «К критике политической экономии», – было прямой теоретической предпосылкой нового материалистического воззрения, и уже благодаря этому была дана исходная точка для логического метода» [202]. Деборин же начинает ставить телегу впереди лошади. Иногда он пытается изобразить дело даже так, что Маркс и Энгельс непосредственно примыкают к французскому материализму. Деборин, безусловно, преувеличивает роль французского материализма и Фейербаха в формировании философии Маркса. «Французский материализм, – пишет он, – вошел составной частью в мировоззрение научного социализма Маркса-Энгельса» [203]. Однако, если вспомнить «Три источника и три составные части марксизма» у Ленина, то там нет такой «составной части» как французский материализм, а в качестве философского источника марксизма указана немецкая классическая философия.

То же самое и с Фейербахом. «Л. Фейербах, – пишет Деборин, – как в своей критике религии, так и в вопросах общего миросозерцания примыкает непосредственно к Гольбаху и Гельвецию» [204]. Да в том-то и дело, что не непосредственно. И здесь можно вспомнить самого Фейербаха, который относительно прошлого материализма делал существенную оговорку: идя назад я с ним, идя вперед я не с ним. И в своей критике религии Фейербах опирался не столько на Гольбаха и Гельвеция, сколько на Гегеля с его понятием отчуждения. У французов только Ж.-Ж. Руссо рассматривает государство как отчужденную силу общества. Но Руссо не был материалистом и не был атеистом. А материалист и атеист Гольбах рассматривал религию как продукт человеческой глупости и средство обмана «трудящихся».

Да и сам метод критики религии Фейербаха идет именно от Гегеля. И если бы Деборин сравнил критику христианства у Фейербаха с критикой христианства у раннего Гегеля, то он бы не мог не заметить здесь много общего. А все это есть результат того, что Деборин понял диалектику Гегеля как общую фразу, – как ее собственно и понимают противники Гегеля, вроде Поппера, – а не как диалектику истории и диалектику мышления, т.е. как Логику.

Да, поскольку Маркс и Энгельс были материалистами, они разделяли общие материалистические воззрения Дидро, Гольбаха и т.д. Но прямой исторической связи между философией марксизма и французским материализмом нет. «Современный материализм, – писал Энгельс, – отрицание отрицания – представляет собой не простое восстановление старого материализма, ибо к непреходящим основам последнего он присоединяет еще все идейное содержание двухтысячелетнего развития философии и естествознания как и самой этой двухтысячелетней истории. Это вообще уже больше не философия, а просто мировоззрение, которое должно найти себе подтверждение и проявить себя не в некоей особой науке наук, а в реальных науках. Философия, таким образом, здесь «снята», т.е. «одновременно преодолена и сохранена», преодолена по форме, сохранена по своему действительному содержанию» [205].