Беседы - Агеев Александр Иванович - Страница 49

49

— Выступление Дика Чейни в Вильнюсе вызвало бурную реакцию. Возможно ли, на Ваш взгляд, новое острое противостояние России и США?

— Я думаю, что это временная конфронтация — и США, и Россия заинтересованы в сохранении хороших отношений. Разговоры о том, что Россия движется в сторону диктатуры, мне кажутся надуманными. На заседании Совета иностранных инвесторов Президент Назарбаев, отвечая на вопросы иностранных предпринимателей, руководителей крупнейших компаний, относительно России, сказал, что в России развивается демократия. Она хочет играть достойную роль в современном мире, и это здоровые амбиции, основанные на имеющихся возможностях. Россию не надо бояться, с ней надо сотрудничать.

— Скажите, ощущаете ли Вы себя дипломатом советской школы? Или, может быть, казахстанские дипломаты руководствуются традициями западных школ?

— У нас работают разные люди: одни учились в Москве, другие — на Западе, третьи — здесь, в Казахстане. Не думаю, что мы являемся приверженцами какой-то одной школы. В прошлом году на Азиатской конференции в Алматы я поспорил с Джорджем Соросом, который обвинял Казахстан в отходе от демократии и удушении средств массовой информации. Один из лидеров нашей оппозиции назвал мое выступление речью «типичного советского дипломата». Я не стал с ним полемизировать. При чем тут советская школа? Дипломатия — она и есть дипломатия. Это универсальное ремесло, и от того, кто где учился, мало что зависит.

— О советской школе, как правило, говорят те, кто не учился нигде.

— В условиях идеологической конфронтации советские дипломаты отстаивали интересы социализма, а западные дипломаты — интересы капитализма. Современные международные отношения — это процентов на 70 борьба за рынки и только на 30 — политические дискуссии, и даже эти дискуссии, имеют политический подтекст.

— Тогда такой вопрос: назовите три принципа управления, которыми Вы руководствуетесь в своей работе.

— Первое: руководитель должен знать больше, чем его подчиненные. Второе: я считаю, что нужно оценивать людей по их деловым качествам, а не по каким-то другим признакам. Способную молодежь следует поощрять. А третий принцип — надо бороться за место под солнцем.

Ч. Абдуллаев — Геополитика от Дронго

Беседа с писателем Чингизом Абдуллаевым.«Экономические стратегии», № 07-2006, стр. 70–73

Удивительные случайности сопровождали мой интерес к творчеству Чингиза Абдуллаева. Начать хотя бы с того, что и эти строки складывались в дороге под аккомпанемент CD-записи виртуозной игры классика азербайджанского и мирового джаза — Вагифа Мустафы-заде. Именно так — непредсказуемо, но вовремя — и появляется в моей жизни Чингиз Абдуллаев.

О двух других эпизодах тоже стоит упомянуть. В 1998 г., в дополнение к обычному читательскому упоению его книгами, с их сюжетами, главным героем — Дронго, философией, строгим языком, логикой, эрудицией, я был так увлечен, что, будучи в Барселоне, склонил своего давнего болгарского друга, журналиста, аналитика, писателя Андрея Апостолова побывать в Андорре. Но не из-за самой Андорры, а из-за сюжета одного из детективов Чингиза.

Пройдя в Андорре по пути, указанному автором, я не нашел искомого объекта, хотя путь к нему был описан Чингизом весьма подробно. Разочарование было беспредельным. «Жертва писательской выдумки и собственной наивности!» — только такой самодиагноз и шел на ум. И лет на шесть я исключил Дронго из своего круга чтения. Лишь в мае 2006 г. по пути в Баку, на международную конференцию футурологов, блестяще организованную Рейхан Гусейновой, Президентом Азербайджанского общества будущего, я как бы реабилитировал для себя творчество Чингиза и снова зачитался его новыми произведениями. Они могут осваиваться только «под ключ» — от первой до последней страницы, невзирая на время суток. Но лишь приехав в августе снова в полюбившийся мне Баку, в разговоре с беспрецедентно гостеприимными хозяевами, друзьями и близкими Рейхан Гусейновой, объясняя истоки моих симпатий к Азербайджану, его культуре, я припомнил и тот шоковый удар, который пережил в Андорре из-за Абдуллаева. Как ни крути, но это была интеллектуально-психологическая травма для зафанатевшего читателя.

— Чингиз? — воскликнул собеседник. Через секунду Чингиз Абдуллаев был идентифицирован, и не только как глава Союза писателей Азербайджана, но и как близкий друг разветвленной и дружной семьи Гусейновых…

И на следующий вечер рядом с Девичьей башней состоялась наша многочасовая встреча, инкрустированная и предлагаемой читателю беседой. Слегка нарушив правила этикета, я с укоризной рассказал Чингизу о моем андроррском приключении.

— У меня есть и фото этого объекта, никакого обмана, все правда, — тут же уверил меня Чингиз и легко доказал, что разминулся я с этим объектом на шаг-другой… В закоулках Андорры это, увы, возможно.

Так окончательно была разгромлена моя попытка разочароваться в творчестве Чингиза Абдуллаева. Круг замкнулся. И теперь, видя уже на страницах «ЭС» фрагмент нашего разговора, вспоминая всю его панораму, должен неизбежно суммировать эту интродукцию одним выводом — не изменяй своим первым впечатлениям, читатель…

Александр Агеев.

— Как Вы думаете, один в поле воин? Если отвлечься от Вашего героя, то каковы Ваши жизненные принципы и понимание роли личности в истории?

— В общем-то, я признаю роль масс в истории, но мне кажется, что и один многое может. Вот и на Куликовом поле все началось с битвы богатырей. У Лоуэлла есть выражение, которое я однажды использовал в своей книге: когда другие изменяются и уходят, кто-то один должен остаться. Думаю, все-таки один в поле воин.

— Бывают ли в истории такие моменты, когда личностей, героев становится меньше?

— Да, конечно. Считается, что сейчас выдающихся личностей гораздо меньше, чем, скажем, в первой половине XX в. Тогда историческая необходимость обусловила одновременное появление Черчилля, де Голля, Рузвельта, Сталина. Когда народу трудно, ему обязательно нужны Минин и Пожарский, когда общество в опасности, непременно найдется де Голль, который возглавит борьбу. Видимо, в случае необходимости общество вырабатывает некую систему ценностей, в рамках которой появляется множество лидеров. Доказано, что в периоды социальной нестабильности женщины рожают больше мальчиков, чем девочек; и наоборот — в периоды социального благополучия рождается больше девочек — это происходит на генном уровне.

— Как у Вас возник образ Дронго?

— Я начал писать еще в советское время, и, честно говоря, мои книги тогда запрещал КГБ, хотя я сам был куратором КГБ. Тогда я хотел создать образ космополита, интернационалиста. Понятно, что мой Дронго — азербайджанец, об этом свидетельствуют кое-какие детали, но, в общем-то, мне хотелось создать представителя СССР, советского человека. Это должен был быть симбиоз Шерлока Холмса и Штирлица плюс чуть-чуть Эркюля Пуаро. Немножко Джеймс Бонд, одним словом.

— Дронго Ваш ровесник?

— Да, практически.

— Он Вас не разочаровал?

— Нет, ни в коем случае. Более того, в какие-то минуты он меня вдохновляет. И не только меня — как минимум три человека рассказывали мне, что мой герой буквально спас им жизнь. Мой герой популярен: в Москве есть два ресторана и пять клубов «Дронго». Войдите в Интернет — и увидите 14 тысяч разных наименований «Дронго». Дронго стал киногероем. В Таджикистане сняли 20-серийный фильм на фарси со своим Дронго. Есть Дронго, которого играли Лобоцкий и Калныньш. Недавно известный поэт Евгений Рейн сказал мне: «Вы создали некий симбиоз современного героя». Оказывается, его жена читает все мои книги. Мне было очень приятно узнать об этом.