Руки вверх! - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 30

Первая пачка не заинтересовала его, но он сильно побледнел, узнав почерк на второй. Он опустился в кресло, прочел три письма, просмотрел остальные и медленно положил их обратно в ящик…

Нечаянно его взгляд упал на маленькую записку, имевшую такую же форму, как два листка последнего письма Рекса. Да, это был тот же почерк! Текст, однако, был непонятен:

Данти Морелля. Этот человек — наглый мошенник. Я получил предостережение от

Что было написано на тех двух записках, которые хранились у Маргариты?

Превосходная память Ганнера помогла ему:

Маргарита, милая, я потерян. Я спекулировал в течение нескольких месяцев, и сегодня решился на последний шаг по совету

а на другом листке:

Люка Мэдиссона. Он разорил меня — деньги его Бог. Ради всего на свете, не доверяй ему. Он толкал меня от одной ошибки к другой. Спаси тебя Бог.

Рекс.

Ему стало все ясно. Данти увидел тогда, что первая и третья записки составляли письмо, которое могло убедить Маргариту в виновности Люка. Вторую записку он спрятал. Видно было, что ее кто-то скомкал. Если прочесть все три записки подряд, открывалось страшное обвинение против Данти:

«Маргарита, милая, я потерян. Я спекулировал в течение нескольких месяцев, и сегодня решился на последний шаг по совету Данти Морелля. Этот человек — наглый мошенник. Я получил предостережение от Люка Мэдиссона. Он разорил меня — деньги его Бог. Ради всего на свете, не доверяй ему. Он толкал меня от одной ошибки к другой. Спаси тебя Бог.

Рекс».

Прошло немало времени, прежде чем Ганнер пришел в себя. Его мутило от ненависти и отвращения. Механически он сунул записку в карман.

Письма его жены должны быть сожжены. Он еще раз открыл ящик, вынул пачку писем со знакомым почерком и бросил ее в камин. Он следил за ними, пока они не обратились в пепел…

В этот момент Люк Мэдиссон и его судьба отошли на второй план. Данти! Прежде всего — Данти! Ганнер увидел свое лицо в зеркале и ужаснулся: за эти минуты он постарел на несколько лет.

Данти не приходил, и Ганнер был даже рад этому. Он выключил свет, закрыл за собой дверь и вышел. Переходя улицу, он заметил, что перед домом остановился автомобиль, из которого вышел человек. Это был Данти.

Ганнер не тронулся с места. Не сейчас, потом он предъявит ему этот страшный счет…

Он брел по улицам, не разбирая дороги, и дважды услышал свое имя, прежде чем обернулся и увидел красивое лицо Мэри Бальфорд.

— Вы были так погружены в себя, что я не знала, стоит ли отвлекать вас. Мне показалось, что вы обдумываете какой-то новый план.

Ганнер вздохнул.

— По правде, мисс Бальфорд, я действительно обдумывал… К сожалению, я не смог встретить вас…

Она покачала головой.

— Я была очень занята. Мне предложили место в одной австралийской газете, и я на будущей неделе покидаю Лондон…

Ганнер отметил в ее бодром тоне грустную нотку.

— Вот как… Что ж, там вы найдете много интересного материала…

Она вздохнула.

— Может быть… Знаете, мистер Хэйнс, меня в последнее время не покидает одна мысль… Правда, если бы о ней узнал мистер Байрд, он бы очень рассердился… Я отправляюсь в Австралию на семь лет… Вы…

— На каком пароходе вы едете? — спросил он, и, получив ответ, добавил: — Есть еще один, примерно через неделю. Вы отправляетесь из Лондона?

Она кивнула.

— Я должна была сесть на пароход только в Неаполе, но врачи посоветовали продлить морское путешествие. У меня не в порядке легкое, ничего серьезного, но только поэтому я согласилась ехать в Австралию.

Они пили кофе. В течение этих коротких минут он не думал ни о Люке Мэдиссоне, ни о сожженных письмах.

— Когда я устрою здесь все свои дела, я попаду на пароход в Неаполе, — сказал он просто.

— Как хорошо, что вы обдумываете свои планы именно на этой улице, — сказала она, глядя в его потеплевшие глаза.

Он рассказал ей всю историю Мэдиссона.

— Самое скверное, что нельзя известить полицию. Пресса тоже не должна ничего знать об этом, — прибавил он, улыбаясь.

— Записка, которую вы нашли у Морелля, при вас?

Он протянул ее через стол. Она прочла и кивнула.

— Что было в других?

Он слово в слово повторил письмо.

— Я однажды видела Рекса, — сказала она. — Мистер Байрд посвятил меня в эту историю с подлогом. Да я и сама кое-что знала — в тот день, когда они получили деньги по фальшивому чеку, я видела их у входа в банк. В тот же день мистер Мэдиссон дал мне сто фунтов — я до сих пор храню эту ассигнацию…

Они немного поговорили о «Воробье» и, выйдя из ресторана, встретили его. Он окинул их недовольным взором.

— Новая история преступного мира? Чем занимаетесь, Ганнер? Может быть, вы стали членом комиссии по проверке работы полиции?

Ганнер рассмеялся: недавно полиция арестовала невинного человека, и газеты подняли большой шум по этому поводу.

— Мы сейчас поставлены в такое положение, что я не могу без предварительного следствия арестовать человека, перерезавшего горло собственной жене, — сокрушенно проговорил сыщик. — Дело доходит до абсурда. Только что выпустили из участка одного бродягу только потому, что, когда он просил милостыню, не было других свидетелей, кроме полицейского. Каково? Так Скотленд-Ярд скоро станет убежищем для заблудившихся собак! Я слышал, вы уезжаете в Австралию, мисс Бальфорд?

Его острые глаза впились в лицо Ганнера.

— Надеюсь, вы не собираетесь в Австралию, Ганнер?

Мэри Бальфорд покраснела.

— Хочу вас предупредить, — изрек «Воробей». — Никогда еще не было вора, который стал бы кем-нибудь другим, кроме вора. И никогда еще не было девушки, которая выйдя замуж с намерением исправить своего мужа, не уходила бы в конце концов с кем-нибудь другим.

— Вы сегодня в пророческом настроении, мистер Байрд, — холодно ответил Ганнер. — Не подскажете ли, кто выиграет дерби?

«Воробей» коротко кивнул и ушел. Прощаясь с Мэри, Ганнер задумчиво произнес:

— Сегодня вы спасли жизнь одному человеку, Мэри.

Она не расспрашивала его.

Глава 32

Маргарита любила, и осознание этого ломало многие прежние представления о ценностях окружающей жизни. Да, теперь она любила — не со смутными чувствами девушки — со зрелым сознанием женщины, имеющей свои права и обязанности. Она лихорадочно придумывала все новые и новые планы спасения мужа.

От Ганнера никаких известий. Она ожидала звонка до двух часов ночи… На следующий день тоже…

Утром третьего дня пришел «Воробей».

— Вы отдавали распоряжение, не выплачивать денег по чекам вашего мужа, если они будут превышать тысячу фунтов?

Она кивнула.

— Рано утром такой чек предъявил некий молодой человек. Стиль не сообщил мне сразу, и птичка упорхнула.

— Это был почерк Люка? Где же он?

— За границей, по-видимому. Только за какой?

— Деньги не выплачены?

— Нет. Стиль говорит, что если бы чек был на тысячу фунтов, он бы выплатил.

Когда сыщик ушел, она позвонила Стилю.

— Человек, принесший чек, производил вполне приличное впечатление, — сообщил он.

— Вы не спросили его, где он получил чек? Мистер Стиль, как же вы могли так отпустить его?

— Почему же нет? Вы ведь сами сказали, что ожидаете несколько чеков от мужа…

Ей больше нечего было сказать.

Она долго думала. Когда Люк забрался в свою квартиру, он хотел взять паспорт и платье. Паспорт теперь у Ганнера. Она же должна была позаботиться о платье Люка на случай, если оно ему потребуется немедленно. Она поехала к нему на квартиру и тщательно собрала все необходимые вещи, не забыв даже бритвы. Впервые она исполняла долг жены, и это каким-то странным образом еще крепче привязывало ее к Люку…

Вернувшись домой, она села за письменный стол, чтобы выписать чек для хозяйственных нужд. Случайно она взяла не ту чековую книжку и тут же заметила вырванные листки. Визит Данти в ее отсутствие ясно всплыл в памяти.