Трефовый валет - Мецгер Барбара - Страница 37

– Моя мать была леди. Единственный скандал, который она вызвала, – это когда она вышла замуж за человека, которого любила, против вашей воли. Она никогда в жизни не сделала ничего позорного. Это вам следует стыдиться своего поведения.

Маркиз с шумом втянул в себя воздух.

– Вы смеете читать мне нотации?

– А почему бы и нет? Ведь именно вы прокляли меня, основываясь на сведениях из скандальной газетенки, поверив, будто бы ваша кровь и плоть может опуститься до такого безнравственного поведения. Незаконный ребенок, преступная связь? Все это ложь.

– Это вы так говорите. В той истории достаточно правды, чтобы сделать вас притчей во языцех всего Лондона. Я сказал – убирайтесь.

Элли не шевельнулась.

– Я не уйду, пока не выскажу вам все. Возможно, я разрушила свою репутацию, но вы, сэр, разрушили во мне уважение к знати. Вы – человек, рожденный среди богатства и привилегий, однако вы забыли, что такое наследство неотделимо от большой ответственности. Вы повернулись спиной к тем, кто больше всего заслуживает вашей заботы и внимания, из заурядной глупой гордости. Вы ничего не сделали, чтобы заслужить ваш титул и богатство. И то и другое вам вручили при рождении. Но вы забыли, что другим нужно самим прокладывать себе дорогу в этом мире.

– Вы еще будете учить меня, маркиза Монтфорда, к чему обязывает меня благородное происхождение? Вы еще глупее вашего отца.

– Отец был прав, утверждая, что в вас очень мало благородства, кроме вашего дома и прочей собственности. Вы старый человек, который лишил себя красивой и любящей дочери. Вы предпочли не знать доброго, образованного джентльмена, за которого она вышла замуж, а теперь вы не желаете знать их единственного ребенка, вашу родственницу.

– Нет, вы мне не родственница. Ваша мать перестала принадлежать к моей семье, когда связалась с этим нищим учителишкой. Я говорил ей, что у него алчные руки, что ему нужны только ее деньги, однако она не слушала меня. Ему не удалось заграбастать ни одного шиллинга из моего кармана.

– Мой отец был таким алчным, что отдавал половину своего преподавательского жалованья на обучение мальчиков из бедных семей. Он давал пристанище нуждающимся профессорам и кормил голодных студентов – на свои деньги, а не на ваши. Моя мать с радостью носила старые платья и обходилась без драгоценностей, экипажей и слуг, потому что у нее было нечто гораздо более ценное. Но вы ведь не в состоянии признать, не так ли, милорд, что любовь может преобладать над материальными интересами?

– Она могла выйти замуж за наследника герцога, клянусь святым Георгием! – сказал маркиз, ударив кулаком по столу. Теперь лицо его побледнело.

Элли перестала бояться, что с ним случится апоплексический удар и он умрет, рухнув прямо на свой изысканный обюссонский ковер.

– И она была бы несчастна с ним, с человеком, выбранным из соображений династических. Неужели это ничего не значит для вас даже теперь? Тогда мне вас жаль. Вы никогда не видели, какой счастливой была ваша дочь, сколько общего было у моих родителей, несмотря на все лишения.

– Ба! Схоронить себя в глуши, никого не видеть, кроме сопливых мальчишек. С кем еще ей оставалось общаться? С курами?

– Куры по крайней мере воздают яйцами за хорошее к себе отношение. Однако я полагаю, что вы были бы рады видеть мою мать несчастной, замужем за каким-то герцогом. Любовь для вас ничего не значит в свете ваших амбиций. Подумайте об этом, старик. Если бы вы дали моей матери обещанное ей приданое, у нее был бы хороший дом и больше слуг. Кто знает, возможно, она получила бы лучшее лечение, чем было по средствам моему отцу. Вы внесли свой вклад в смерть вашей дочери, лорд Монтфорд, и этого я вам никогда не прощу.

– Ха! Как будто мне есть дело до того, что думает какая-то вздорная старая дева. Вините за это вашего отца, барышня, потому что это он держал вашу мать в бедности. Достойный человек не женился бы на моей дочери. Да, истинный джентльмен прежде всего никогда не приблизился бы к ней, потому что они совершенно не подходили друг другу.

– Мне рассказывали, что они познакомились в книжной лавке. Оба они любили книги, стремились к знаниям, пока смерть их не разлучила. И если бы вы не лишили мою мать наследства, она, живя с моим отцом, воспользовалась бы деньгами точно так же. Мой отец пожертвовал своей карьерой, чтобы открыть школу. Он зарабатывал на жизнь так, как мог.

– И именно так он обеспечивает вас теперь? – с усмешкой сказал Монтфорд. – Посмотрите на себя, невзрачная старая дева с языком ядовитой змеи и внешностью обезьяны. Вы не знаете света и не знаете своего места в нем. – Он хрустнул своими подагрическими пальцами с острыми костяшками. – Хватит о вашем ученом родителе. Он не оставил вам ни гроша, зато вы унаследовали от него смекалку новорожденного младенца. Неудивительно, что никто не хочет не только жениться на вас, но даже сделать своей любовницей.

– На этот раз вы правы. И я благодарю вас, что вы так думаете. Я ни у кого не состою в любовницах и не принадлежу никакому мужчине, который мог бы вышвырнуть меня, если бы я не стала выполнять его прихоти или подчиняться его глупому диктату.

Теперь Монтфорд поднялся из кресла и встал, опираясь о стол и тяжело дыша.

– Убирайтесь. Вот вам мой диктат, и вы ему подчинитесь, иначе я велю слугам вышвырнуть вас вон. Я пошлю за стражей, обвиню вас в том, что вы вторглись в мой дом, и в краже; я сделаю все, что угодно, лишь бы увидеть вас в плавучей тюрьме, отправляющейся в Ботани-Бей.[2] Не думайте, что я не могу этого сделать, Убирайтесь, – повторил маркиз, указав трясущейся рукой на дверь. – Берите деньги и уезжайте из Лондона. Вы упрямы, как ваша мать. Вы и вполовину не так красивы, как была она, и вполовину не так умны. У нее по крайней мере хватило ума выйти замуж за вашего отца.

Элли взяла в руку кошелек – с сожалением отметив, какой он тяжелый, – перевернула его, и монеты посыпались на стол, а часть из них скатилась на пол.

– Я не взяла бы у вас ни полпенни, даже если бы Харриет Хилдебранд была бы моим ребенком и мы голодали бы на улице. Я скорее стала бы продавать свое тело, чем продала бы вам свою душу. – Элли еще раз встряхнула кошелек, и последняя золотая монета выпала из него со звоном, четко раздавшимся в наступившей тишине. – Я буду поступать по-своему, как поступали мои родители, и обойдусь без вашей помощи. Но знайте, старик, – я тоже горжусь своим именем. Эллисон Силвер. Точнее, Эллисон Монтфорд Силвер. И я останусь здесь, в Лондоне. Привыкайте к этому, милорд, потому что с этим вы ничего не сможете сделать.

Джек рассматривал дом Монтфорда через ворота парка. Он сунул сторожу денег, чтобы тот позволил ему и Харриет войти через частный вход. Его брат жил на противоположной стороне площади, и Джек сказал сторожу, что забыл взять у него ключ. Упоминание о графе Карде, деньги и улыбка подействовали на сторожа, как действовали всегда и на всех, за исключением мисс Силвер.

Черт побери, лучше бы он пошел с ней. Старый Монтфорд мокрого места не оставит от этой глупой девицы. Ему нужно было пойти за Элли вопреки ее желаниям, однако в таком случае ему пришлось бы столкнуться самому с этим старым скрягой, а у того были бы все права осведомиться о его намерениях.

Никаких намерений у Джека не было. Ни честных, ни бесчестных. Жениться ему было не по средствам, даже если бы он и хотел жениться, а он этого вовсе не хотел. Предложить внучке маркиза наскоро переспать с ним он тоже не мог. Но пока он смотрел на дом Монтфорда, понимая, что Элли место именно в этом мире, а не в его сомнительном кругу, его решимость окрепла. Ни о каком вожделении к этой гувернантке не может быть и речи. Никаких нечистых мыслей о том, как выглядит этот синий чулок без чулок. Никаких похотливых поползновений. Пусть он не может быть ее рыцарем в сверкающих доспехах, но джентльменом он быть может, и он оставит ее порядочной женщиной.

2

Залив в Австралии, на побережье которого в те времена ссылали преступников, осужденных на каторжные работы. – Примеч. пер.