Жизнь за гранью жизни (СИ) - Басаргина Е. - Страница 90

должен, однако, быть признан совершенно неожиданным и не вытекающим из угроз яти. Он прежде всего требует поесть. "Чего кричишь? Ты прежде напойнакорми, в баню своди, да после про вести и спрашивай". И, что самое необычайное, яга при таком отвр-а совершенно смиряется: "Бага-яга их напоила, накормила их в баню сводила". "Слезла, кланялась низко-.

Еда, угощение непременно упоминаются не толь,-.о при встрече с ягой, но и со многими эквивалентными ей персонажами. В тех случаях, когда царевич входит в избушку, а яти еще нет, он находит накрытым стол и угощается без нее. Даже сама избушка иногда подогнана сказочником под эту функцию: она "пирогом подперта", "блином крыта", что в детских сказках запада соответствует "пряничному домику". Этот домик уже своим видом иногда выдает себя за дом еды.

Отметим; что это постоянная, типичная черта яти, Она кормит, угощает героя. Отметим еще, что он отказывается говорить, пока не будет накормлен. Сама яга говорит: "Вот дура я, стала у голодного да у холодного выспрашивать". Что это? Почему герой никогда не ест, например, перед отправкой из дома, а только у яги? Эта не бытовая, не новореалистическня черта, эта черта имеет свою особую историю. Еда имеет здесь особое значение. Уже не стадии развития, на которой стояли североамериканские индейкьг, мы видим, что человеку, желающему пробраться в царство мертвых, предлагается особого рода еда. Та>:, например, в североамериканских сказаниях хозяин воды приводит к себе молодых людей. "Но стария женщина, мышь, предупредила молодых людей, чтобы они не ели того, что им даст Комокоа, иначе они никогда не вернутся на верхний свет". По верованию маори, "даже переправившись через реку, отделяющую живых от мертвых, еще можно вернуться, ао кто вкусил пищи духов, тот не вернется никогда".

Эти случаи совершенно ясно показывают, что, при°^Ц^вшись к еде, назначенной для мертвецов, прише

ВОЗВРАТИВШИЕСЯ ИЗ НЕБЫТИЯ

лец окончательно приобщается к миру умерших. От.сюда запрет прикасания к этой пище для живых. Мертвый не только не чувствует отвращения к этой еде, он должен приобщиться к ней, так как, подобно тому, как пища живых дает живым физическую силу и бодрость, пища мертвых придает им специфическую волшебную, магическую силу, нужную мертвецам.

Требуя еды, герой тем самым показывает, что он не боится этой пищи, что он имеет право на нее, что он "настоящий". Вот почему яга и смиряется при его требовании дать ему поесть. В американском сказании герой иногда только делает вид, что ест, а на самом деле бросает эту опасную пищу на землю. Наш герой этого не делает, он этой пищи не боится. Там, где культ мертвых уже получил полное развитие, эта необходимость еды на пути странника выражена ясно и сохранилась в деталях.

Еда отверзает уста умершего. Только приобщившись к этой еде, он может говорить.

В египетском заупокойном культе умершему, т. е. его мумии, по принесении в склеп прежде всего предлагали еду и питье. Эта так называемый "стол предложений".

То же представление мы имеем в античности. "Калипсо хочет, чтобы Одиссей взял у нее нектара и амброзии: только тот, кто поел пищи эльфов и испил их питья, навсегда остается в их власти"... "Так же Персефона принадлежит Аиду, поев гранатовое яблоко"... "Можно напомнить также о едений лотоса. Ктб из греков поел этой сладкой пищи, тот забывал родину и оставался стране лотофагов".

Все изложенные здесь материалы и соображения приводят нас к результату, что мотив угощения героя ягой на его пути в тридесятое царство сложился на основе представления о волшебной пищи, принимаемой умершим на его пути в потусторонний мир.

Таковы первые действия бабы-яги при появлении в избушке героя. Мы теперь обратимся к рассмотрению самой яги.

Облик ее слагается из ряда частностей, и эти частности мы рассмотрим сперва в отдельности, и только после этого рассмотрим фигуру ее в целом. Сама яга является в двух видах: или при входе Ивана она лежит в избе - это одна яга, или она прилетает - это яга другого вида.

Яга-дарительница при приходе Ивана находится в избушке. Она, во-первых, лежит. Лежит она или на печке, или на лавке, или на полу. Далее, она занимает собой всю избу. "Впереди голова, в одном углу нога, в другом другая". "На печке лежит баба-яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок врос". Но как понимать "нос в потолок врос"? И почему яга занимает всю избу? Ведь она нигде не описывается и не упоминается как великан. И, следовательно, не она велика, а избушка мала. Яга напоминает собой труп, труп в тесном гробу или в специальной клетушке, где хоронят или оставляют умирать. Она - мертвец. Мертвеца, труп видели в ней и другие исследователи. Так, Гюнтер, исследовавший образ яги, исходя из античной Калипсо, говорит: "Если Хель (северная богиня подземной страны мертвых) имеет цвет трупа, то это означает не что иное, как то, что она, богиня смерти, сама есть труп".

Русская яга не обладает никакими другими признаками трупа. Но яга, как явление международное, обладает этими признаками в очень широкой степени. Им всегда присущ атрибут разложения: полая спина, размякшее мясо, ломкие кости, спина, изъеденная червями.

Если это наблюдение верно, то оно поможет нам понять одну постоянную черту яги - костеногость.

Чтобы понять эту черту, надо иметь в виду, что "осознание трупа" вещь очень поздняя. В уже приведенных нами стадиально более ранних материалах из Америки охранитель царства мертвых всегда или животное или слепая старуха - без признаков трупа. Анализ яги, как хозяйки над царством леса и ^го животных, покажет нам, что ее животный облик ^сть Древнейшая форма ее. Такой она иногда

ВОЗВРАТИВШИЕСЯ ИЗ НЕБЫТИЯ

ся и в русской сказке. В одной вятской сказке у Д. К. Зеленина, которая вообще изобилует чрезвычайно архаическими чертами, роль яги в избушке играет козел. "Лежит козел на полатях, ноги на грядках" и пр. В других случаях ей соответствует медведь, сорока и т.д. Но животное никогда не обладает костяной ногой не только в русском материале (что можно было бы объяснить явлениями языка - "яга" рифмует с "нога"), но и в материале международном. Следовательно, костяная нога как-то связана с человеческим обликом яги, связана с антропоморфизацией ее. Переходную, ступень от животного к человеку составляет человек с животной ногой. Такой ногой баба-яга никогда не обладает, но такими ногами обладают Пан, фавны и пестрая вереница всякой нечисти. Всякого рода эльфы, карлики, демоны, черти обладают животными ногами. Они так же сохраняют свои животные ноги, как их сохранила избушка. Но яга вместе с тем настолько прочно связана с образом смерти, что эта животная нога сменяется костяной ногой, т. е. ногой мертвеца или скелета. Костеногость связана с тем, что яга никогда не ходит. Она или летает, или лежит, т. е. и внешне проявляет себя как мертвец. Может быть, этой исторической сменой объясняется то, что Эмпуса, сторожащая у преддверия Аида, обладает перемежающейся наружностью, то представляясь "большим зверем", то быком, то ослом, то женщиной. Как женщина, она обладает одной железной ногой и одной ногой из ослиного помета. Обращаясь женщиной, она сохраняет какие-то признаки ослиной природы. Эта нога бескостна. Здесь можно усмотреть другую форму отмершей, а именно разложившейся ноги. такая форма не чужда и русской сказке: "Одна нога г...на, другая наземна".

Однако надо сказать, что выдвинутое здесь объяснение все же несколько проблематично, хотя оно и более правдоподобно, чем теория, выдвигаемая Гюнтером. По его мнению, животные ноги развились из костяной ноги. Он говорит: "Странное представление

содержится в широко распространенном суеверии, что карлики, эльфы и демоны имеют животные, в особенности гусиные и утиные ноги... естественно исходить прежде всего из превращения в животных, чтобы объяснить эту странную черту многих сказаний, но я не думаю, чтобы здесь лежала настоящая причина. Мы знаем, что демоны мыслятся, как разлагающиеся скелеты и потому безобразный вид ног может быть сведен к следующему: след ноги скелета рассматривали как след утиной или гусиной ноги, когда эта связь перестала ощущаться, развилось сказание о ноге демона". Такое объяснение страдает натяжками. Яга постепенно вырисовывается перед нами как охранительница входа в тридесятое царство и вместе с тем как существо, связанное с животным миром и с миром мертвых. В герое она узнает живого и не хочет его пропустить, предупреждает его об опасностях и пр. Только после того как он поел, она указывает ему путь. Ивана она узнает как живого по запаху. Но есть еще другая причина, почему яга воспринимает Ивана по запаху. Хотя в русской сказке этого никогда не говорится, но все же можно установить, что она слепая, что она не видит Ивана, а уж знает его по запаху.