Философия Энди Уорхола - Уорхол Энди - Страница 30

«Конечно нет, потому что играл я сам, и потому не хочу знать, что об этом думают другие. Я велел Б вырвать его из газеты, прежде чем дать мне ее».

«Там говорилось, что ты выглядел „немного отталкивающе, как рептилия“.

Она меня проверяла: хотела выяснить, правда ли я не расстраиваюсь, когда слышу о себе такие вещи. Меня это, правда, не расстраивало. Я даже не знал, что значит «быть похожим на рептилию». «Это что, значит, что я скользкий?» – спросил я ее.

«В рептилиях есть что-то такое, – сказала она. – Помимо их внешнего вида. Это единственные животные, которые не любят, чтобы их трогали. – Сказав это, она выпрыгнула из кресла. —А ты не возражаешь, чтобы тебя трогали, правда?» Она шла ко мне.

«Нет! Нет, возражаю!» Она все приближалась. Я не знал, как ее остановить. Я был в панике и заорал: „Ты уволена!" Но это не помогло, потому что она у меня не работает. Вот почему мне нравится быть только с Б, которые у меня работают. Она дотронулась до моего локтя мизинцем, и я завопил: „Убери от меня руки, Дэмиан!"»

Она пожала плечами и сказала: «Теперь нельзя сказать, что я не пыталась». Она вернулась в свой угол. «Ты действительно не выносишь, когда до тебя дотрагиваются. Я помню, когда я с тобой только познакомилась, я наткнулась на тебя, и ты отскочил футов на шесть. Почему ты так?

Боишься микробов?»

«Нет. Боюсь, чтобы на меня не напали».

«Это с тобой с тех пор, как в тебя стреляли?»

«Я всегда был такой. Я всегда уголком глаза оглядываюсь по сторонам. Я всегда посматриваю, назад, вверх… – здесь я поправил себя. – Нет, не всегда. Обычно я забываю, но всегда собираюсь».

Я подошел к окну. Мы были на четырнадцатом этаже. Так высоко я еще никогда не ночевал. То есть высоко не над уровнем моря, а в таком высоком здании. Я всегда говорю о том, как хотел бы жить на верхнем этаже небоскреба, а потом подхожу к окну и просто не могу с этим справиться. Я всегда боюсь выпасть наружу. Здесь подоконники такие низкие, что вчера вечером я опустил металлические ставни. Не понимаю, почему богатые люди стремятся жить выше и выше. Я знал одну семейную пару в Чикаго, они жили в небоскребе, а потом, когда рядом построили небоскреб повыше, они переехали туда. Я отошел от окна. Быть может, мой страх высоты гормонального свойства.

Я всегда свожу любую проблему к ее химической основе, потому что действительно думаю, что с этого все начинается и этим заканчивается.

«Ты имеешь в виду, что люди с годами не становятся умнее?» – сказал Б, входя в комнату.

«Нет, почему же, – ответил я. – Становятся. Приходится, вот все и умнеют, как правило».

Б сказал: «Но если ты знаешь, в чем все дело, то начинаешь отчаиваться и жить больше не хочется».

«Не хочется?» – переспросил я.

«Точно, – Дэмиан согласилась с Б. – Если ты умнее, это не делает тебя счастливее. Девушка в одном твоем фильме сказала что-то вроде: „Я не хочу быть умной, потому что это вгоняет в депрессию“.

Она цитировала Джери Миллера из фильма «Плоть» (Flesh). Знания, конечно, могут вогнать в депрессию, если ты сам не знаешь, что ты знаешь. Здесь, наверное, важна точка зрения, а не сам ум.

«Ты утверждаешь, что в этом году ты умнее, чем был в прошлом году?» – спросил меня Б.

Так оно и было, поэтому я сказал «да».

«Как ты стал умнее? Что ты узнал за этот год, чего не знал раньше?»

«Ничего. Поэтому я и умнее. Еще один год для ознакомления с Ничем».

Б засмеялся. А Дэмиан – нет.

«Не понимаю, – сказала она, – если ты все время узнаешь ничто, от этого жить становится труднее и труднее».

От того, что узнаешь ничто, тяжелее не становится, становится легче, но большинство делает такую же ошибку, что и Дэмиан, —думает, что становится труднее. Это большая ошибка.

Она спросила: «Если ты знаешь, что жизнь – ничто, тогда для чего ты живешь?»

«Ни для чего».

«А вот мне нравится быть женщиной. Это не ничто», – сказала она.

«Быть женщиной – такое же ничто, как быть мужчиной. В любом случае тебе приходится бриться, и это большая тщета. Правильно?» Я слишком упрощал, но это была правда.

Дэмиан засмеялась. «Тогда почему ты все время пишешь картины? Они ведь будут висеть на стенах после того, как ты умрешь».

«Это – ничто», – сказал я.

«Но идеи то продолжают существовать», – настаивала она.

«Идеи – ничто».

У Б на лице вдруг появилось хитрое выражение. «Ладно, ладно. Все согласны. Единственная цель жизни это…»

«Ничто», – перебил я его.

Но это его не остановило: «…получить как можно больше удовольствия». Теперь я знал, к чему он клонит. Он намекал мне, чтобы я выдал им наличные на «расходы» сегодня вечером.

«Если идеи – ничто, – продолжал Б, аргументируя свои виды на дармовые денежки, – и вещи ничто, тогда, как только у тебя появляются деньги, ты должен просто истратить их на то, чтобы провести время как можно лучше».

«Ну, – сказал я, – если ты не веришь в ничто, это не значит, что все ничто. Тебе приходится обращаться с ничем так, как будто это что-то. Делать что-то из ничего». Это сбило его с толку.

«Что???»

Я повторил все дословно, что было нелегко: «Если ты не веришь в ничто, это не значит, что это – ничто». Долларовый блеск исчез из глаз Б. Когда дело доходит до экономики, абстракция всегда полезна.

«Ладно, скажем, я верю в ничто, – сказала Дэмиан. – Как же мне убедить себя стать актрисой или написать роман? Я смогла бы написать роман, только если бы верила, что это действительно будет чем-то – выйдет книга с моим именем, или я стану знаменитой актрисой».

«Ты можешь стать актрисой из ничего, – сказал я ей, – а если ты правда веришь в ничто, ты можешь написать об этом книгу».

«Но чтобы прославиться, надо написать книгу о чем-нибудь, что интересно людям. А не можешь же ты сказать, что все – это ничто!» Теперь она начала расстраиваться, но все еще думала, пытаясь найти способ заставить меня сказать, что хоть что-то – это не ничто.

Я повторил: «Все – ничто».

«Ну ладно, – сказала она, – скажем, я с тобой согласна. Тогда получается, что и секс – ничто».

«Точно, секс – ничто. Совершенно правильно».

«Но это не так! Почему же людям так хочется этого, если это ничто?»

Каждый уже сделал собственные выводы насчет секса – в этой области человека не убедишь аргументами. Просто так, мимоходом, я заметил: «Что происходит, когда ты занимаешься сексом, Дэмиан?»

Она секунду подумала и сказала: «Не знаю, это приятно, ты чувствуешь тело другого человека, твои эмоции тоже в этом участвуют, я не знаю, просто чувствуешь себя не так, как в остальное время».

«И потом кончаешь», – сказал я.

«И потом кончаешь, да. Но в этом есть что-то особенное, даже если не кончаешь. Это естественно и нормально. И ни на что не похоже – потом, если я вспоминаю об этом, я не могу поверить, что я это делала!» – она засмеялась.

«Послушай, – сказал я. – Например, ты думаешь, что это действительно было что-то, а человек, с которым ты занималась сексом, думает, что это было ничто».

Теперь Дэмиан казалась обиженной. Я понял, что она приняла мою гипотезу близко к сердцу. «Ну, если этот человек подумал, что это ничто, почему ему захочется спать со мной снова?»

«Потому что, – объяснил я, – он подумал, что это ничто, а ты подумала, что это что-то, вот почему. Поэтому вы и занимаетесь этим снова. Ему нравится делать ничто, а тебе нравится делать что-то».

Б сказал: «Значит, все сводится к тому, что человек думает: другими словами, на самом деле нет ничего объективного. Все субъективно. Я мог бы сказать: „Правда, это было что-то – то, что мы делали сегодня?", а другой сказал бы то, что думает он, но на самом деле происходило одно и то же самое – одни губы целовали другие губы. Кинокамера показала бы это одинаково, независимо от того, что ты об этом думаешь».

«Что-что показала бы?» Когда я слышу слова «объективно» и «субъективно», я всегда отвлекаюсь – никогда не понимаю, о чем говорят, у меня на это мозгов не хватает. «Что показала бы?» – спросил я снова.