Кто не спрятался - Устинов Сергей Львович - Страница 28

“Жорж” весело катил по пустынным в субботний вечер улицам. На Ленинградском проспекте я дал ему шпоры, и он без напряжения мгновенно набрал сто двадцать. “Молодец, – похвалил я его, сбавляя скорость. – Завтра ты можешь пригодиться”.

Дверь мне опять открыла Лялька. Но сегодня она выглядела скромнее – джинсы в обтяжку и черный облегающий свитер. В ушах и на шее тоже ничего не было, только на безымянном пальце левой руки посверкивал изумруд на полтора-два карата. Как говорится, скромненько, но со вкусом.

– Без формы ты выглядишь гораздо приятней, – сообщила она мне с обезоруживающей тактичностью. Сама она заметно пополнела за эти годы, и у меня на языке вертелся ответный каламбур насчет ее форм, но я оставил его при себе.

На пороге гостиной возник Лерик, раскрыл объятия и полез целоваться, щекоча усами.

– Пра-ашу, – сделал он приглашающий жест. – Администрация приносит извинения: вместо омаров крабы, вместо “Клико” – “Новосветское”. Сами понимаете – время тяжелое, перестроенное.

И мы хохмили под крабы и шампанское, пикировались под семгу и коньячок, смешили Ляльку до слез. Потом она собрала посуду и ушла на кухню варить кофе, а мы остались одни, и Лерик, распечатав пачку “Салема”, сказал серьезно:

– Я ведь в прошлый раз не шутил. У меня дело расширяется. А в нашей богоизбранной стране, чем больше у тебя дело, тем сильнее головная боль. Нужны люди... – он запнулся, подбирая слово, – твоей специализации.

Лерик прикурил от зажигалки в кожаном чехольчике, затянулся и посмотрел на меня, как бы оценивая:

– Для начала будешь получать тысячу в месяц плюс премия. – И он подчеркнул: – Для начала.

Я слегка обалдел. На фоне коньяка с шампанским от такого предложения могла закружиться и не такая слабая голова, как моя.

– А что делать?

– Скучать не будешь, – Лерик откинулся в кресле. – Мне ведь тебе про рэкет рассказывать не надо? У меня, например, несколько видеобаров, два комиссионных магазина да плюс игральные автоматы в аэропортах и на вокзалах. Нужно организовать охрану, нужно сопровождать деньги, да мало ли что еще.

– Надо подумать, – сказал я. Мне действительно надо было подумать – желательно на трезвую голову. – А пока что у меня к тебе тоже просьбишка. Удели мне завтра часок-другой, поболтаем насчет той кражи у тебя из квартиры.

Лицо Лерика выразило удивление:

– Вот те на! А меня как раз сегодня тягали на Петровка для опознания! Нашелся мой видик и Лялькина шуба! Я так понял, что воров поймали...

– Нет, Лерик, – покачал я головой. – Никого пока не поймали. И поэтому до сих пор есть опасность, что вас могут ограбить еще раз. Так что считай, что я на тебя уже работаю. Пока – бесплатно.

– Отлично! – согласился он. – Хотя больше всего на свете я не люблю, когда мне что-нибудь делают бесплатно. – И пояснил: – Отрыжка социализма...

Ровно в девять я набрал номер Марины.

– О-о, мой рыцарь! – пропела она. – Вас больше не били по головке?

– Нет, – ответил я, – но гладить тоже не гладили.

– Я должна предложить свои услуги? – голос у нее был иронический. Живо представив себе, как она смешно дергает при этих словах носиком, я почувствовал легкое томление внизу живота и быстро сказал:

– Готов встретиться через две с половиной минуты.

– Увы мне! – вздохнула она. – Я уже полчаса, как должна быть у родителей. Маман лежит с мигренью, нужно покормить ужином бабулю и папa. Кстати, – тон ее стал деловым, – ты не голоден?

– Э-э, – проблеял я, – мы тут слегка перекусили...

– Квартира сто семнадцать, – перебила она меня. – Этаж шестой, подъезд третий, дом – стеклянный. Форма одежды – произвольная. Папа большой демократ, а бабуля ничего не видит. Целую. – И на прощание она так чмокнула в трубку, что в ухе у меня зазвенело.

Тщательно повязывая перед зеркалом галстук и облачаясь в свой лучший пиджак, я в некоторой растерянности размышлял о том, что ночь, проведенная в одной постели, еще не повод для знакомства – во всяком случае, с родителями. Растерянность моя усугублялась тем, что я ощущал непреодолимое желание увидеть Марину немедленно, даже в комплексе с подслеповатой бабулей и демократическим папa.

Лев Ильич, а именно так звали демократа, первым делом предложил мне снять пиджак и вообще чувствовать себя как дома. Сам он был в спортивном костюме немыслимого оранжевого цвета, который отлично смотрелся на его тощей, поджарой фигуре. У папa были тонкие чувствительные руки пианиста и удлиненное худое лицо с глубоко посаженными умными глазами, которые выглядывали из глазных впадин, как два хитрых и осторожных зверька.

В последний момент оказалось, что и бабушка не выйдет из своей комнаты, так что решено было ужинать, как выразился Лев Ильич, по-простецки, на кухне. Но чего в этой кухне было меньше всего, так это простоты. Если Маринин папa рассчитывал поразить воображение бедного милиционера, он своего достиг.

Больше всего кухня походила на кабину стратегического бомбардировщика – столько здесь было техники и электроники. Плита с программным управлением, высокочастотная печь с вращающимися внутренностями, кофемолка, кофеварка, мясорубка, терка, соковыжималка – все невиданных мной форм и размеров, а также другие, сверкающие пластмассой и никелем приспособления с не известным мне назначением, вплоть до укрепленной под полкой хреновины, оказавшейся электрооткрывалкой для консервных банок. Вжжик – и жестянка с ананасовым компотом готова к употреблению. Положительно, начав сегодняшний день где-то в придонном слое нашего общества, я последние часы плавал совсем недалеко от поверхности. Что-то в этом есть: от крабов с шампанским перейти к ананасам...

Лев Ильич откровенно сиял, демонстрируя мне чудеса своей техники. Заметив в моих глазах отблеск интереса, он не успокоился, пока не показал наглядно, как действует каждый из начинявших кухню приборов. У меня уже жужжало в голове и мелькало в глазах, когда Марина решительно прервала сеанс, сообщив, что цыпленок готов. Папа достал из холодильника запотевшую бутылку “Пшеничной”, и мы уселись за стол.

– Это у него болезнь такая, – пожаловалась на отца Марина. – Готов рекламировать свой товар кому угодно. Ну что у тебя может купить участковый милиционер?

– А вдруг он станет министром внутренних дел? – оптимистично парировал Лев Ильич. – Тогда я заключу с ним потрясающий контракт!

– Погодите, – удивился я. – Это что, все продается?!

– В некотором роде, – хмыкнул папa. – Здесь продукция четырех сингапурских и южнокорейских фирм, которые я представляю. Я генеральный директор совместного предприятия “Глоба”. Если у вас есть валюта – милости прошу, обращайтесь! Для вашего ведомства могу предложить портативные рации, компактные видеокамеры, а также... – он заговорщицки подмигнул и понизил голос, – подслушивающую аппаратуру. Если у вас есть машина, имеются антирадарные устройства.

– Благодарю, – чинно кивнул я и поинтересовался: – А за рубли вы что-нибудь продаете?

– Разумеется! – воскликнул он с воодушевлением, а закончил на пару тонов ниже: – Но очень дорого. В двадцать раз дороже, чем на доллары.

Я крякнул.

– И что, находятся покупатели?

– В очереди стоят, – заверил он меня и поднялся из-за стола. – Пойдемте-ка, я вам еще кое-что покажу.

Марина закатила глаза, а я показал ей лицом, что делать нечего, придется терпеть до конца. Вслед за говорливым папб мы прошли в гостиную. Здесь, вероятно, было продолжение экспозиции.

– Ну, это обыкновенный компьютер, это обыкновенный телефакс, это радиотелефон, а это... – указующий палец Льва Ильича торжественно замер, – это вещь необыкновенная! – Он подошел к огромному, как стол, агрегату и нежно погладил крышку из шероховатого пластика. – Цветной ксерокс! Кроме как у меня, нигде не увидите!

Он глядел на меня соколом, его глубоко посаженные глаза блестели, как вода на дне колодца. Я вежливо покивал, хотя, по-моему, прочувствовать всю грандиозность момента не смог. Возможно, папa уловил это, потому что вдруг спросил строго: